Власть, как бы там ни было, обладает троякой привилегией: первенством права говорить, обязанностью других ее слушать и явным либо неявным установлением того, что допустимо говорить, а что – нет.
Власть, как бы там ни было, обладает троякой привилегией: первенством права говорить, обязанностью других ее слушать и явным либо неявным установлением того, что допустимо говорить, а что – нет.
Это три временных «порядка», в отличие от трех временных модусов. Но что получится, если их наложить друг на друга? Какие тогда «времена» мы получим, к каким следствиям сможем прийти? Стоит проделать этот мысленный эксперимент. Уж если мы такие прагматики, или умудрены, или утончены, то наивность становится прямо-таки роскошью, а роскошь – это то, что стоит себе позволить каждому хотя бы раз в жизни. Позволим и мы себе некоторую наивность в дальнейшем обсуждении. Но сначала о самих этих «всегда», «иногда» и «никогда», которые не сходят с нашего языка
Вы можете оказаться всего лишь «говорящим орудием», но социально вы только «вещь», лишенная всех прав.
Мы живем в совершенно извращенной ситуации. В России социализованы такие формы мышления и речи, которые в других странах относятся к области психиатрии.
Возможны ли еще политические исследования? Или серьезные политические штудии? Если нет, то чем же тогда является нынешняя политология?
Власть стала просто борьбой за власть, а все политические теории – ресурсом. Политическое сознание стало политической материей, сырьем, коробкой с инструментами для практиков и их войн.
Для Беларуси главная опасность – не в российском (или западном) коварстве, а в том, что процесс выстраивания собственной «самости» идет замедленно.
С людьми организации мы встречаемся постоянно. Но фатальнее всего то, что мы встречаемся с человеком организации в самих себе.
Мы сталкиваемся с порочным кругом, который можно обрисовать так: превосходящее жаждет господствовать, а господствующее ревностно утверждает свое превосходство.
Однако в чем сила посредственности? – В ее заразительности; в присущей ей колоссальной силе эрозии; в ее поглощающей и засасывающей инерции.
Оппозиция – как садовская жертва – желает законности, ясности, порядка более, чем сама власть.
Бодрость и жалоба оказываются некими союзниками; в тени бодрости – поденщики нытья и жалоб.
Какие голоса мы слышим, каким внимаем, какие любим, такую (т. е. соответствующую им) жизнь мы и ведем.
И если такой человек вообще возможен, то он возможен везде; если такой человек вообще есть, то он есть везде; не в пустоте же он висит.
Знаете, почему мы все же провинция, да, глухая провинция, причем это не беда, а преступление? – у нас нет настоящих светских людей.
Свое достоинство должны блюсти люди славы – и свое люди безвестности. То есть соразмерять способности и желания.
Политика же, функционируя «вертикально» (пресловутая «вертикаль власти»), побуждает и принуждает нас к движению в горизонтали и по горизонтали.
Ты знаешь его игру. Но ведь и он твою – тоже. Ваша взаимная симпатия построена на этой узнаваемости.
Политическое презрение одновременно скрывает собственные амбиции и разоблачает снобистскую или вполне вульгарную узость самих «презирающих».
Есть не только люди, которые хотя еще и не умерли, но уже мертвы; есть и те, кто хотя и рождены, еще не родились.
Философия элит не может быть философией масс – и наоборот. Между тем массы тоже нуждаются в своей, т.е. доступной и понятной им философии.
Политические противники, жестко и бескомпромиссно сражаясь друг с другом, реально никогда друг с другом не соприкасаются и не встречаются.
Как действовать, чтобы увидеть зло там, где оно настойчиво и подчас не без блеска подается в облике «блага» или «разумной необходимости»?
Мы должны выяснить, на какие ошибки политик имеет право, как и всякий человек («политическое животное»), а на какие – нет, и именно как политик.
Мы затронем здесь лишь идеал Правителя, который ведь и определяет ответ на вопрос «кто нам нужен?».
Актеры готовы сколько угодно обнажаться на сцене, а политики - постоянно говорить «высокие» слова, т.е. тоже обнажаться.
Терроризм со всей очевидностью показал нам следующее: «человечеству вовсе не нужна война, чтобы сделать мир непригодным для жизни».
Когда политик стал «воином», которого везде окружают «враги», можно сразу же сказать без всяких церемоний: дрянной политик.
Чтобы действовать по-другому, нужно увидеть мир по-другому? В противоречии с этим стратегический подход утверждает: хочешь увидеть мир по-другому – научись действовать.
Николай Семенов: «Нефилософская нация»; это для меня – как приговор /24.11.06/
Николай Семенов: Можно быть сторонником власти, даже не зная об этом. Но нельзя быть Гражданином, не зная об этом. /17.11.06/
Николай Семенов: Важно выявить практики этой власти и лежащую в их основе систему рациональности – а не очередной «произвол властителя» /11.11.06/
Николай Семенов: Реклама власти предъявляет ее в двойном качестве: и как «добротный товар», и как «ваше собственное» тайное желание. /03.11.06/
Николай Семенов: Гражданское общество не является тем, ради чего стоит умирать; это то, в чем можно жить с гарантией свобод и достоинства. /27.10.06/
Николай Семенов: В чем же собственная конструктивность этой деструктивной критики «деструктивной критики»? /20.10.06/
Николай Семенов: «Раб Божий» уже не может быть чьим-либо рабом – ни рабом земного господина, ни рабом Государства, ни, между прочим, рабом расхожих мнений. /13.10.06/
Николай Семенов: Выходит, оба этих института культивируют слабость, поскольку нуждаются в слабых, и их сила зиждется на нашей слабости? /05.10.06/
Николай Семенов : Любовь, безусловно, возможна: но справедливость? Это ведь еще большее чудо, чем любовь /28.09.06/
Николай Семенов : Ее интересуют не личности, а функции; ибо главное – это отнюдь не Жизнь, а Предприятие /01.09.06/
Николай Семенов: Иисус Христос не был революционером, каким Его пытались и пытаются изображать некоторые авторы. /19.05.06/
Николай Семенов : Плохо, когда политический опыт многих людей не на много превосходит их субъективный опыт /20.04.06/
Николай Семенов: Меня всегда интересовало то, почему люди соглашаются быть подлецами, нравственными ничтожествами. И меня не удовлетворяли ответы типа того, что так им выгодно или что их принудили к этому обстоятельства и другие люди. /30.03.06/
Николай Семенов : Наши горизонты безграничны; это именно горизонты, а не границы, которые хотела бы очертить власть. Никакой власти не сузить их – если мы жаждем творчества и проявляем волю к нему. /21.03.06/
Николай Семенов : Истинный радикализм означает, что нечто поставлено на карту; нечто решающее. В таком случае он противостоит и скептицизму, и нигилизму, для которых нет ничего значительного и важного. /17.02.06/
Николай Семенов : Вражда – вроде бы бедствие, но зачастую люди живут ею, и она придает их жизни напряжение и смысл; странным образом вражда делает их жизнь наиболее «полной». /25.01.06/
Николай Семенов : Любая персонализация Власти потенциально опасна. «Незаменимый лидер» маскирует устрашающую анонимную механику власти. Но это не значит, что лидеры не нужны или что это «второстепенный вопрос» /25.11.05/
Николай Семенов : Подлинная серьезность соседствует с юмором и нуждается в нем. Посмотрите-ка на эти вечно озабоченные, исполненные сознания собственной значительности, грозные лица наших политиков и «руководителей»; как они унылы, похожи друг на друга, лишены воображения. /13.10.05/
Николай Семенов : Нам надо быть, если угодно, быстрее власти, быстрее ее корыстных интересов и решений. Политику и политическое из средства замедления, каковым они стали у нас, надо превратить в средство ускорения, не соблазняясь риторикой «стабильности», которая прячет наше все возрастающее отставание. /06.09.05/