Очевидные трудности в осуществлении антитоталитарных, демократических преобразований в сфере политики, а также значительную «пробуксовку» либеральных реформ в экономике государств бывшего СССР принято объяснять посредством самых разнообразных подходов и версий. При этом традиционно упускается из виду главная причина торможения позитивных общественных изменений: архаичное (по сути своей средневековое) качество «человеческого материала» в посткоммунистических социумах. Деформации личности, сознательным образом осуществленные большевистским режимом на протяжении жизни трех поколений советских граждан, несоизмеримо превосходят масштаб «расчеловечивания» населения Германии, достигнутого в период гитлеровского правления.

Согласно немецко-американским социологам Э. Фромму и М. Хоркхаймеру, питательной средой для становления фашистских общественных систем выступала «авторитарная личность». Для нее были характерны:

— непереносимость свободы;

— жажда самоутверждения и власти;

— агрессивность;

— ориентация на авторитет лидера, собственной социальной группы и государства;

— стереотипность мышления;

— конформизм;

— ненависть к интеллигенции и людям из других этнических групп и др.

Признавая справедливость гипотезы о доминировании в диктаторских обществах европейского типа «авторитарных личностей», заметим, что «homo soveticus» весьма в большой степени подвержен идейному манипулированию и духовному зомбированию со стороны Власти, а также радикальнее склонен к консервации реакционных заблуждений, свойственных «закрытому обществу».

Без осмысления наиболее значимых характеристик «тоталитарной личности» разработка эффективных проектов кардинального общественного переустройства, дополненная процедурами санации существующих культурных предрассудков, невозможна. Тем более актуальной выступает данная интеллектуальная программа для сторонников борьбы за рост электоральных предпочтений демократического типа.

Без четкого вычленения ведущих приоритетов в формировании основных поведенческих сценариев «тоталитарной личности» немыслимы какие-либо их изменения в обозримом будущем. Ждать естественной смены поколений недопустимо, поскольку: а) утрата исторического темпа позитивных общественных метаморфоз способна поставить под угрозу сам национально-государственный суверенитет «новых независимых государств», б) «тоталитарный» тип личности отлично приспособлен к самовоспроизводству и к экспансии в самом широком диапазоне социально-экономических условий.

Наглядным свидетельством серьезности этой проблемы в условиях современной Республики Беларусь является следующее обстоятельство. На протяжении уже более 7–-8 лет, то есть в период, когда социально-политический облик и стиль руководства обществом и государством со стороны президента А. Г. Лукашенко стали вполне очевидны, удельный вес его сторонников не снижается ниже порога в 40–50%. Существующие колебания ниже этого параметра носят ситуативный характер — Власть лишь временно «отпускает вожжи» для «колеблющихся».

Попытки ряда представителей белорусской оппозиции занести в демократический актив возможных всенародных голосований «неопределившихся в своих симпатиях» избирателей также очевидно провалились. Речь идет о том, что «контрольный пакет» стратегических волеизъявлений по сей день жестко удерживается в руках Лукашенко и его команды: можно спорить до хрипоты о «прогрессивности» либо «реакционности» его стратегического курса, но присущее действующему президенту проникновение в «национальный характер» собственного народа выглядит несравненно более адекватным, чем высоколобые выкладки аналитиков-фантастов из оппонирующего лагеря.

К примеру, степень «сконструированности» итоговых величин результатов референдума 17 октября 2004 года — тема, пригодная к обсуждению (которое, впрочем, активно осуществляется по принципу «после драки…»). Тем не менее, предположение, что при абсолютно «стерильных» условиях вопрос, вынесенный Властью на голосование, не собрал бы большинство голосов — маниловская «голубая мечта» еще не уставших терпеть поражения романтиков от политики. Можно также дискутировать о том, каким именно процентом от общего числа избирателей на самом деле прошла президентская инициатива, но цена этих вопросов в условиях современной Беларуси чрезвычайно ничтожна.

Ибо не пришедшие на избирательные участки (в данной экстремальной ситуации) очевидным образом продемонстрировали как минимум свою удовлетворенность сохранением статус-кво либо свое неприятие гражданско-политического выбора как такового. Массив избирателей, утвердительно ответивших на внесенный в бюллетени вопрос, явно превосходил по численности и организованности (пускай и «спущенной сверху») альтернативно настроенные общественные слои.

Главный атрибут «тоталитарной личности» — нежелание осуществлять (силой собственного ума) судьбоносные решения, а также боязнь остаться за рамками «телодвижений большинства» — в полном объеме был востребован в официальном сценарии референдума (то есть в том мероприятии, которому оппозиция не сумела противопоставить ничего). Что именно имеется в виду?

Организация голосования на избирательных участках в 2004 году была максимально приближена к сценариям выборов в Советском Союзе. Людям не предполагались (реально) две равнозначные альтернативы для осуществления осмысленного предпочтения. Речь шла о демонстрации целостной лояльности всей наличной Системе как таковой. В условиях внешнего социального равенства, экономической стабильности и соответствующего «информирования» населения РБ о проблемах российской, грузинской и иных постсоветских экономик получить ответ о необходимости кардинального отвержения-отказа от существующего положения дел было невозможно. Праздник демонстрации «принадлежности к оптимистически настроенному большинству, уверенному в себе и не конфликтующему с властями» вполне удался.

Любое голосование, при котором президент и вся Система Власти в целом будут откровенно и предельно цинично ставить вопрос о доверии себе, будет в обозримом будущем приносить официозу успех. Ибо ответ «нет», примеряемый способными хоть немного рассуждать избирателями к собственной электоральной позиции, означает (в «доведенной до каждого» версии властей) тотальный гражданский конфликт, утрату стабильности и приход к «кормилу» «темных лошадок» с неясными мировоззренческими ориентирами и неопределенными личными коррупционными аппетитами.

Предложенная для обдумывания проблема требует самого разностороннего анализа. В первом приближении (что может явиться темой для дальнейшего обсуждения и соответствующих авторских схем) совокупность характеристик «тоталитарной личности»* может выглядеть следующим образом:

— отсутствие привычки и склонности к гражданскому выбору между принципиальными жизненными альтернативами, способными привести к резкому росту индивидуальной ответственности за свою судьбу;

— устоявшаяся склонность к чисто ритуальному характеру действа «всенародных голосований»;

— готовность «стадно» разделять внятно артикулированную позицию Власти и Большинства в полемике с меньшинством (к тому же — разобщенным);

— вера в осуществимость и эффективность простых, волевых, «чэсных» решений в сферах публичной политики и экономики;

— склонность к пониманию эволюции общества как безальтернативной и находящейся всецело в руках власти;

— отрицание необходимости разделения ответственности за выбор обществом собственной модели эволюции между различными субъектами влияния;

— непонимание позитивности принципа разделения властей на государственном уровне;

— отсутствие культа экспертных оценок и специальной профессиональной подготовки, необходимых для управления обществом (результат профанации социально-гуманитарного знания, привычного для коммунистической образовательной практики);

— страх открытого оппонирования чиновникам, принадлежащим системе государства (в том числе и чиновникам избирательных комиссий);

— неверие в конструктивный потенциал реальных альтернативных выборов как таковых.

Доминирующими (базисными) социально-психологическими установками «тоталитарных личностей», задающими репертуары их поведения в норме и патологии, правомерно полагать следующие:

— страх оказаться в индивидуальном порядке противопоставленными «агрессивно-послушному» большинству и местной власти;

— социальная зависть;

— неприязнь к преуспевшим одиночкам, не принадлежащим к управляющим и силовым кланам;

— нежелание преодолевать присущую подавляющему большинству функциональную неграмотность посредством продолжения учебы, принципиальная необучаемость и отвращение к индивидуальному трудозатратному самосовершенствованию;

— минимизация жизненных запросов.

Очевидно, что данные характеристики «тоталитарной личности» являются глубоко укоренившимися и производными от ее универсальных и системных социологических и социально-философских характеристик, а также перманентно тиражируемыми наличной системой социализации человека.

Старт процессу формирования тоталитарного типа личности в качестве базисной общественной категории советских граждан был дан уже в 20-х годах прошлого столетия. Инициирование кампании «ликвидации безграмотности» в ее коммунистической версии, окончательная ликвидация плюрализма прессы и литературы как таковой, уничтожение (в основном) религиозных учреждений обусловили антигуманные, примитивизирующие направленные деформации населения СССР. Некритическое отношение к сообщениям печатных (а впоследствии и электронных) СМИ, боязнь (на уровне «внутреннего цензора-редактора») так называемой «образованщины» (по определению А. Солженицына) думать собственным умом и таким же образом оценивать партийные лозунги, страх перед гибельным отлучением от тотальной системы государственной кормушки стали отличительной чертой действительно исторически новой социальной общности — советского народа.

Подверженность (до уровня неоднократной смены противоположных объектов поклонения и ненависти) манипулированию со стороны Власти превзошла в обществе реального коммунизма все мыслимые пределы. (Вспомним отношение, например, к «красному маршалу» Тухачевскому: пиетет в первой половине 1930-х, агрессивное забвение с конца 1930-х до начала 1960-х, реабилитация и попытка возвеличивания с середины 1960-х… Вспомним братский союз с Гитлером в 1939–1941 годах, пришедший на смену пафосной антифашистской риторике в предшествующую эпоху.

Основным следствием подобного положения дел (требующим дополнительного развернутого анализа) является то, что в «идейно-воспитательной» работе с «людьми тоталитарного образца» предпочтительным являются ориентация на человеческие страхи, лапидарные социальные обещания, а также гарантия перспективы незамедлительно примкнуть к «сильнейшей стороне» потенциального властного конфликта. Поскольку подобные методики составляют арсенал наличной системы управления обществом и государством, прибегать к ним альтернативным политическим силам не следует.

Таким образом, очевидно, что в рамках гипотезы о «тоталитарной личности» проектирование избирательных и иных социальных технологий должно вестись преимущественно «от противного».

Речь идет о конкретных электоральных поведенческих сценариях для такого общественного типа. Социологические, социально-философские и иные характеристики «тоталитарной личности» могут (при необходимости) стать предметом дальнейших выступлений автора.