Любой народ стремится к праздности, не хочет день и ночь трудиться за три копейки, и что самое возмутительное, не испытывает, казалось бы, естественного пиетета перед теми, кто сильнее и богаче. Даже в развитых демократических обществах народ зачастую понимает свободу не как почетное право любить элиты и доказывать эту любовь трудом и уважением, а как возможность при первом же удобном случае отдаться чарам каких-нибудь популистов, соблазняющих его лозунгами справедливости и перераспределения.

При этом народу как-то невдомек, что своей противоестественной тягой к социальной справедливости, он генерирует глобальную несправедливость бытия. Ведь в истории народам не раз удавалось переизбрать элиты, а элиты так ни разу и не добились симметричного права переизбирать народ. Над этой проблемой веками мучаются лучшие умы человечества.

В рамках полета белорусской общественной мысли автору наиболее значимыми показались публикации Сергея Николюка, который в отличие от большинства других белорусских авторов, не прибегает к банальным ярлыкам и клише, а предлагает достаточно оригинальные, интересные, а главное аргументированные подходы. Хотя с некоторыми подходами уважаемого эксперта и хотелось бы поспорить. Позволю себе несколько ремарок.

1. Почему кризис в Беларуси не породил адекватных ему протестов?

Этот вопрос, вынесенный в заголовок статьи Сергея Николюка о широкой интеллектуальной дискуссии в Таллинне «Рубикон-2012», представляется нам, мягко говоря, лукавым, а ответ самого уважаемого эксперта весьма спорным. По мнению эксперта, «все дело в том, что большинство белорусов не видят смысла в совместных протестных действиях». С акцентом на слове «совместных», в силу некоего природного белорусского «индивидуализма». В противовес неадекватному белорусскому социуму, эксперт приводит телеканал «Евроньюс», который «регулярно демонстрирует нам „картинки“ адекватных протестов».

В чем же на наш взгляд лукавство? Все очень просто. Если посмотреть современную всемирную историю последних 50 лет, то протесты против кризиса иногда, действительно, имели место. Однако это происходило, как правило, в архаичных или как любит говорить Сергей Николюк «догосударственных» обществах, преимущественно в странах Африки. Конечно, если белорусов считать общностью архаично-догосударственной, то они действительно, с первыми всплесками кризиса должны были выйти на улицу и смести ненавистный «злачынны рэжым». Но…

Сам же эксперт приводит пример Европы, только с маленькой купюрой. Европейцы действительно много протестовали, но не против кризиса, как такового, а против конкретных либеральных антикризисных мер власти, вроде режима жесткой экономии, снижения социальных выплат или увеличения пенсионного возраста. Кризис — это ведь не стихийное бедствие, а лишь болезненное лечение диспропорций. И возвращать равновесие можно двумя путями: либо ограничить аппетиты элит, либо заставить низы больше трудиться за меньшие деньги. В большинстве стран Европы выбор был сделан в пользу второго сценария, что и спровоцировало протесты.

Сергей Николюк оставил за кадром еще один забавный социологический парадокс (или естественную закономерность?). Оказывается, кризис не только автоматически не провоцирует протесты, но даже не всегда ведет к обвалу популярности действующей власти! Потому как неархаичный обыватель задумывается не только над вопросом «кто виноват?», но и «что делать?». И если власть демонстрирует готовность и способность с кризисом бороться и делает это не слишком либеральными рецептами, то сохраняет неплохие шансы остаться у руля.

Приведем недавний пример соседней Украины. В 2009 году правительство Юлии Тимошенко боролось с кризисом не слишком либеральными методами. Не позволило банкам честно заработать на играх с курсом, заставляло их делить риски с клиентами, но главное, занималось перераспределением едва ли не основного национального богатства — коррупционной ренты. Ситуация тогда выглядела парадоксальной, когда, к примеру, на фоне значительного снижения экспорта, поступления в бюджет от экспортных операций существенно выросли. Эти средства правительство в ручном режиме направляло на затыкание самых острых социальных дыр. Как результат, даже с учетом фальсификаций в пользу кандидата олигархии, она получила на выборах 49%.

Александра Лукашенко можно обвинить в чем угодно, но вот только не в излишнем увлечении либерализмом. Он тоже боролся с кризисом преимущественно командно-социалистическими методами. Что, собственно, и ограничивало почву для протестов. Но будем справедливы к архаичным белорусам: даже минимальные попытки властей прибегнуть к чисто буржуазным методам: не платить зарплату или поднять цены на бензин, мгновенно протесты провоцировали. Другое дело, что протестующие не ставили перед собой цель власть свергнуть, а лишь ограничивались желанием заставить ее работать чисто по-социалистически.

2. «Рейтинг Лукашенко находится в прямой зависимости от динамики доходов населения, но при его падении спроса на альтернативную политику у представителей „большинства“ не возникает». С. Николюк.

С этими утверждения даже обидно спорить, потому как опровергаются они самими исследованиями НИСЭПИ. Во-первых, июньское исследование показало, что векторы социального самочувствия и доверия президенту разошлись в разные стороны. Во-вторых, в социуме доминирует мнение, что страна движется по ошибочному курсу, а количество желающих перемен растет.

Почему же тогда такой вывод? Наверное, в этом есть своя логика. Так как белорусы являются народом «неправильным», то и перемен они хотят «неправильных». А если уж быть абсолютно точными, то и не перемен вовсе.

Действительно, декабрьский опрос НИСЭПИ обозначил доминирование в белорусском социуме «неправильных» установок. Вот что об это тогда говорилось в их отчете: «патерналистская модель государства пользуется в стране большей популярностью, чем ее западные аналоги, рассматривающие государство в качестве гаранта единых для всех „правил игры“, лишенного при этом возможности непосредственно влиять на экономическую активность граждан. Такой взгляд на государство свойственен не только 57,1% сторонникам власти, но и 41,4% ее политическим противникам. Несвободно от него и 48,6% молодых людей в возрасте до 30 лет. Среди тех, кому за 60, таковых, естественно, больше — 64%. В образе заботливого отца патриархальной семьи желает видеть государство почти каждый второй обладатель университетского диплома — 46,4%».

При этом отметим, что альтернатива патерналистской модели была сформулирована, мягко говоря, некорректно (слишком обтекаемо-завуалированно). Осмелимся предположить, что если бы в качестве альтернативы был поставлен вариант «Государство не должно заботиться обо всех своих гражданах, люди должны научиться самостоятельно выживать в рыночной стихии», соотношение ответов было бы совсем другим.

Но даже в некорректной альтернативе очевидно, что большинство социума видит возможные перемены в парадигме социально-патерналистского государства. Однако на политическом рынке такие предложения отсутствуют. При чем, если быть до конца честными, то и альтернативно-либеральных фактически тоже нет. Единственная смысловая альтернатива, которую долгое время навязывала радикальная оппозиция — это «Площадь». То есть единственная альтернатива Лукашенко, это «долой Лукашенко», и все, точка.

Не секрет, что элитарная среда самая благодатная для культивирования различного рода извращений, в том числе социальных. В данном случае, наблюдается откровенная некрофилия, прямо по Фромму: «деструкция ради деструкции». Конечно, элиты в силу своего мировоззренческого снобизма привыкли считать, что «пипл глуп и все схавает». Глуп, то он может быть и глуп, но не настолько, чтобы «хавать» все подряд. Политическая борьба требует интеллектуального напряжения, креатива, таланта генерировать смыслы. Но ведь рассуждать об ущербности социума проще…

Но тогда стоит ли упрекать белорусов в невостребованности альтернативы, если альтернативу ему никто и не предлагает? Можно, конечно, и дальше брюзжать, ждать, что социум «исправится», или, в конце концов, сам себя переизберет. А можно, осознавая имеющийся социальный заказ, предлагать людям альтернативу, такую, какую они сами хотят, бороться за поддержку и доверие. И когда процесс достигнет критической точки, смена власти произойдет, путем дворцового переворота или той же самой «Площади». Но нельзя идти на революцию, не завоевав популярность. Иначе это путь на Володарку или Американку.

3. «ОО „Белая Русь“ … настойчиво предлагает „большинству“ „именно тот идеологический пакет и те методы и практики политической деятельности, которые являются социально востребованными“. Особых успехов, однако, пока не видно».

Пример не слишком удачный. ОО БР не является полноценной политический силой, ее цель — не борьба за симпатии электората, а институциализация части номенклатуры в качестве группы влияния в существующую систему власти. Она не есть альтернатива Лукашенко за роль выразителя интересов большинства. Но не есть и сам Лукашенко, который постоянно от этого проекта дистанцируется. То есть ОО БР — это своего рода пятое колесо в электоральной телеге, чем и обусловлен ее низкий рейтинг.

4. Оппозицию ставит «во главу своих „победных“ стратегий задачу борьбы за „неопределившихся“».

Точно подмечено! Да, именно в этих «победных стратегиях» вот уже три президентские кампании подряд кроется одна из основных причин поражения оппозиции.

В основе подобной стратегии лежит какое-то патологическое непонимание самых простых закономерностей электорального процесса. «Неопределившиеся», а точнее «болото» по определению не являются полноценным субъектом электорального процесса, они — объект, а потому не способны играть никакой самостоятельной роли. Бессмысленно пытаться воздействовать на них напрямую, посредством неких обтекаемых, усредненных месседжей (за которые автор осуждал Александра Милинкевича в 2006 году). Выбор «болота» происходит по другой технологии, оно притягивается «полюсами». Выигрывает тот, кто способен сформировать самое мощное электоральное «ядро». А «ядро» не формируется вокруг искусственного идеологического суррогата из серии «и нашим, и вашим».

Выше уже было много сказано об отсутствии у оппозиции четкого позиционирования в отношении социально-экономической модели. А начиная с 2001 года, оппозиция панически боится и внятного геополитического, а точнее в наших условиях цивилизационного выбора. Отсюда ставка на всякого рода пропагандисткою шелуху, вроде «нейтралитета», «финляндизации», «моста», «внеблоковости» и т. д. Ноу-хау считаются попытки вообще залезть на идеологическое поле противника и «прогнуться» перед Россией.

При этом остается загадка: зачем все это? Зачем оппозиция, которой официальная пропаганда клеит имидж прозападной, пытаться презентовать себя как пророссийскую? Чтобы в глазах «болота» стать по красивой характеристике Сергея Николюка «ренегатами»? Или чтобы деморализовать и демобилизовать электорат, ориентированный на западный вектор развития? Зачем, ведь за европейский путь выступает порядка 30-40% избирателей, то есть огромный сегмент, который и может стать ядром альтернативы правящему режиму?

Для автора, эти «победные стратегии» всегда были таинственной загадкой ввиду изначальной и совершенно очевидной абсурдности.