Можно ли считать май 2005 года реальным окончанием Второй мировой войны?
Специфическое распределение мест между мировыми лидерами на главной трибуне Парада Победы в Москве 9 мая 2005 года определенным образом подвело черту под цивилизационным столкновением 60-летней давности. Россия в лице президента В. В. Путина попыталась обозначить иерархию собственных союзнических симпатий XXI века. Ближайшим соседом хозяина Кремля выступил американский руководитель Дж. Буш, в непосредственной близости от них расположились главы Франции и Германии. Не понятно, почему (в контексте чисто праздничной логики) среди присутствовавших на мероприятии не нашлось места А. Лукашенко, могущему представить героически сражавшийся народ партизанской Беларуси. Водораздел, приведший к кровавой Второй Мировой войне, трансформировался до неузнаваемости — мир в настоящее время разделен по совершенно иным геополитическим, духовным и даже нравственным критериям. По ряду признаков эпохальный конфликт 1939–1945 гг. завершился.
Непрекращающийся обмен кровавыми ударами между Соединенными Штатами Америки и их союзниками, с одной стороны, и исламистскими радикалами, с другой, окончательно подвел черту под почти полувековой эрой «холодной войны Востока и Запада». «Основное противоречие современной эпохи» — как громко именовалось в свое время планетарное противоборство социалистического лагеря и северо-атлантической цивилизации — сменилось новым силовым рубежом протестантско-исламского противостояния. Мессианизм Америки столкнулся с экспансией мусульманства. Тем не менее, по сей день определенные итоги борьбы коммунизма советского образца и общества либеральной демократии не подведены. «Сухой остаток» самого дорогостоящего для человечества конфликта идейных и политических антиподов до сих пор не осмыслен сколько-нибудь приемлемым образом. Во многом это можно объяснить тем, что в результате противостояния полярных политических систем во второй половине ХХ столетия в конечном счете осуществилось то, «чего никто не хотел».
Эффектный и поучительный крах Советского Союза, сопровождаемый в настоящий момент распадом его мертворожденного преемника — Содружества Независимых Государств, все чаще истолковывается даже специалистами как трагическая случайность. Даже прецедент крушения амбициозной евразийской коммунистической империи СССР не позволил специалистам сформулировать обоснованное заключение об универсальности перспективы всеобщей «вестернизации» человечества. Авторы впечатляющего эксперимента либеральной трансформации постфашистской Западной Германии, центростремительного движения демократических государств Евросоюза, постиндустриальной модернизации императорской Японии столкнулись в начале третьего тысячелетия с пределами действенности своих социально-преобразующих технологий. Это заметно по ряду признаков.
Впечатляющий ренессанс привычных управленческих традиций (однопартийность, идеологический монизм, всевластие спецслужб и бюрократии, условность института частной собственности и основных гражданских прав и свобод) в постреформенной России. Бьющий в глаза авторитаризм лидеров новых постсоветских государств. Готовность большинства населения исламских республик бывшего Союза ССР сменить ориентированных на Запад и погрязших в коррупции светских вождей коммунистического разлива на антиимпериалистических и неподкупных фанатиков талибского типа. Явный провал программы динамичного вовлечения обитателей социалистической ГДР в сферу взаимного процветания воссоединившейся германской нации: многие десятки миллиардов финансовых инъекций ушли в пустоту. И наконец, поражающая воображение эволюция «красно-коричневого» (в духе либеральной фразеологии) Китая. Пережив очередную волну трансформаций по атлантическому шаблону, мир отнюдь не стал более предсказуемым и более гуманным. Поражения фашизма и коммунизма не ознаменовали наступления фукуямовского «конца истории» все еще разделенного человечества.
В этом контексте особо показателен пример Российской Федерации. Геополитический вакуум, образовавшийся в итоге гибели Советского Союза, открыл прямой путь на Запад миллионам нелегальных иммигрантов и наркоторговцев Азии. Деликатные цивилизованные народы содрогнулись. Совместными усилиями Вашингтона и евростолицы Брюсселя удалось частично воссоздать устоявшийся в веках (по А.Блоку) «скифский щит» между «монголами и Европой». При этом сия конструкция до сих пор не столь прочна, как может показаться. Продолжается лихорадочный поиск гарантий ее долговременной устойчивости. Восстановление в полном объеме великодержавных основ российской стены между Азией и Старым Светом устрашает либеральных политиков — смертельную угрозу с Востока они долго не забудут. Попустительство усилению идеократических тенденций в православии черносотенного пошиба не менее опасно. Ценности же самоорганизующегося гражданского общества никак не желают прививаться на территориях восточнее Бреста и Львова. Западным лидерам пришлось — вопреки своим прежним самооценкам в качестве ангельского «крестового воинства» — прибегнуть к помощи «исчадий Ада». Была признана и обласкана возвращенная к власти тайная полиция — единственная сила, способная хоть как-то контролировать природные и человеческие ресурсы постсоветской Евразии.
Сложность же данной задачи в том, что ни в одном государстве мира спецслужбы никогда не способны действовать автономно, принимая самостоятельные решения. Они всегда и везде ведомы, находясь в неизбывном ожидании окончательных указаний из «Центра». Скоропалительное и помпезное вовлечение В. В. Путина в круг лидеров «большой восьмерки» было попыткой встроить свежеиспеченную властную вертикаль российской резидентуры (сменившей номенклатуру) в систему с устоявшимися и понятными для Запада правилами игры. Понимание того, что «черного кобеля не отмоешь добела», формируется в Старом и Новом Свете лишь сейчас. Все вернулось на «круги своя».
Дело не в особой ущербности России, «восточно-славянских народов» или «славян» как таковых (при всей устарелости последних обозначений). Речь не может и не должна вестись о возможной перспективе органичного и мирного присоединения тех или иных посткоммунистических пространств к либерально-демократическому ареалу Западной и Средней Европы. Ситуация выглядит принципиально иначе.
Колыбелью традиционной культуры мира, вызвавшей к жизни древние цивилизации Египта, Междуречья, Индии, Китая и т. п., считается евразийский континент. Географические и экономические характеристики его территорий обусловили «пирамидальное», иерархическое строение оформлявшихся человеческих сообществ. Люди — независимо от их положения на социальной лестнице — выступали в качестве «деталей», заурядных «элементов» державной «мегамашины» (термин Л. Мэмфорда).
Личность в этих условиях должна была безоговорочно принимать абсолютный диктат государства, ее же собственные цели и предпочтения не принимались в какой-либо расчет. В результате жизнедеятельности социумов такого типа были созданы не имеющие аналогов ирригационные системы на реках Хуанхэ и Янцзы, Ганг и Инд, Евфрат и Тигр. Были подчинены людским интересам разливы великого Нила и сооружены египетские пирамиды. Именно они — столь же грандиозные, сколь и помпезно-бесполезные — стали символом незыблемости и непререкаемости основ «естественной» человеческой цивилизации. Конфуцианство, религиозный буддизм, ислам, ортодоксальное православие РПЦ, идеология евразийства и — в предельно открытой форме — тоталитарная светская христианская ересь коммунизма освящали и продолжают освящать эту модель устройства социальной жизни. Сужение до минимума диапазона индивидуального выбора личности, приверженность масс людей имущественному равенству. Делегирование политических прав с нарастающей силой «снизу вверх», право государства самолично решать, как именно использовать наличный человеческий материал, — все это составило базис общества-«мегамашины».
Идеалы свободы и достоинства человека, автономности и приоритета личности перед лицом власти и ее идейно-храмовых установлений впервые вошли в мир людей 2,5 тысячи лет назад. Философия, зародившаяся тогда, провозгласила индивида «мерой всех вещей». Этот тезис означал качественно новую систему субординации цивилизационных ценностей.
Первые две тысячи лет очаги пафосного самоуважения людской индивидуальности выживали в Евразии в режиме спорадических оазисов гуманизма. Время от времени они безвозвратно погибали от оружия воинственных соседей. Государства-«мегамашины» неизменно лучше приуготовлены к развязыванию войн и их безжалостному ведению. Отношение к людям как к средству достижения военного успеха, как к пушечному мясу, гарантировало существенные преимущества в вооруженной борьбе. Античная Греция — колыбель демократии — в конце концов пала под натиском военной машины Рима. Но в наследство миру остался уникальный духовный багаж: в своих принципиальных идейных основаниях проект современного атлантического сообщества государств сложился уже к началу нашей эры. В его фундамент легли откровения ветхозаветных иудейских пророков, а также новозаветные писания христианских апостолов, оснащенные багажом интеллектуализма греческой античной культуры. Иудео-христианские источники цивилизации современного Запада и ее локомотива — англо-американского блока — тема, вызывающая в настоящее время беспрецедентный интерес политиков и ученых.
Западная цивилизация лишь постепенно шла к своему современному облику: долго не прекращались междоусобные внутриевропейские войны. Тем не менее, определяющим было таковое движение от свободы одного — через свободу для немногих — к свободе для всех (Г.Гегель). Духовным цементом общества Старого Света выступили зрелый католицизм и бурно развивающееся протестантство. (Первую в мире концепцию прав человека создали еще в XVII веке представители ордена иезуитов.)
В конечном счете европейский ареал обитания сообществ автономных личностей не выдержал бы непрекращающегося военного противоборства с практически неограниченными человеческими и природными ресурсами централизованных держав Евразии. Ко второй трети ХХ ст. у демократического Старого Света появились могущественнейшие оппоненты — тоталитарный Советский Союз и порожденная политической стратегией Сталина фашистская Германия. В результате цепочки исторических случайностей режимы Берлина и Москвы перессорились первыми, перед этим превратив чуть ли не весь материк Евразии в одну гигантскую «мегамашину». Война оказалась незаурядно кровавой — человеческий материал не щадился с обеих сторон.
Будущее цивилизации современного Запада было целиком спасено стихийно возникшим и до сих пор труднодоступным оазисом существования ценностей демократии и либерализма — Соединенными Штатами Америки. Проект Запада обрел на добрые полторы сотни лет спокойные внешние рубежи и колоссальные ресурсы Нового Света. К началу ХХ в. Америка и — что главное — хозяева ее финансовых ресурсов были готовы начать великую возвратную экспансию на евразийский континент. В результате Первой Мировой войны США обозначились как влиятельный и легитимный игрок на европейской арене, в итоге Второй — они включили в сферу своего влияния (создав соответствующую — в высшей степени эффективную — экономическую и политическую модель общественного устройства) добрую половину мира; на выходе Третьей («холодной») — Штаты ликвидировали тоталитарное державное единство большей части территории Евразии, распался Советский Союз.
Импортированная преимущественно силовым путем практически во все современные государства демократическо-либерального толка (включая Западную и Среднюю Европу) «северо-атлантическая» альтернатива человечества XXI века не случайно производит впечатление рокового исключения, уникального в своей мизерной вероятности исторического шанса. Временный (что весьма реально) триумф цивилизации Запада — результат неестественного стечения обстоятельств. Безоговорочно усматривать за ней всеобщее будущее — преждевременно. Великая Война продолжается.
Не секрет, что образ повседневного существования обычного западного гражданина — это режим непрекращающегося стресса. Искусственная стимуляция и обновление личных потребностей посредством вездесущей рекламы, беспрестанная гонка за одобряемым ближайшим окружением уровнем материальной обеспеченности, жесткий естественный отбор наиболее удачливых (в США ежегодно регистрируется более 2 млн. банкротств) — все это, разумеется, не есть социальное зло. Это — уклад жизни, незнакомый и чуждый подавляющему большинству населения «традиционных» государств, это — доминирование иного типа личности. «Запад» — торжество дарвинистского подхода к эволюции разумных и хищных индивидов. «Восток» — заповедник непуганых одомашненных существ, не ведающих и в массе своей страшащихся естественного отбора на подступах к скудной, но гарантированной всем кормушке.
На протяжении ХХ столетия установился новый водораздел двух новых-старых общественных систем. Какие-то государства сумели одним рывком преодолеть зияющую между социальными полюсами пропасть. Это было уделом молодых и мечтательно-активных наций. Такой выбор некогда осуществила Финляндия. Иным народам приходилось не единожды штурмовать собственную «берлинскую стену» (Польша, государства Прибалтики).
Беларусь снова (далеко не в первый раз) оказывается в положении аванпоста Евразии перед лицом Атлантической Цивилизации. Мы — знаковая фигура на «великой шахматной доске» (выражение З. Бжезинского) геополитики. Современный мир все еще окончательно не определился. Вырвать белорусов из привычного не только для них состояния (в нем пребывает больше половины населения Земли) — это промысел, осуществимый лишь сплоченным, активным и осознавшим собственный выбор меньшинством граждан при активной поддержке Запада. Пока же Беларусь — «плоть от плоти» фрагмент исчезнувшего коммунистического государства — «мегамашины». Лютеранско-католические Польша, Чехия и страны Балтии — это другая культурная цивилизация (и в прошлом, и в настоящем). При всей условности столь лапидарного вывода.
Экспорт «буржуазно-демократических» ценностей в Западную Европу середины ХХ века был дополнен экспансией идеалов либерализма в Среднюю Европу в конце 80-х годов. В более тяжелом варианте — в режиме преодоления посткоммунистических традиций — осуществимо раскрепощение Восточной Европы, начатое с Киева и Кишинева.
Вопрос здесь не в выборе стратегии (силовой или добровольный сценарии), а в характере самой процедуры — всегда искусственной, всегда инспирированной извне и на первый взгляд не могущей быть изначально популярной среди масс населения.
Для современной Беларуси осуществим лишь сценарий активного позитивного воздействия извне: принудительного, но не вооруженного. Лишь тогда Вторую Мировую войну для белорусского народа можно будет считать полностью завершенной. «Самые прочные цепи для народа куются из мечей Победы». Совершить подвиг самоосвобождения бывает посложнее, чем отразить натиск чем-то похожего супостата. Здесь еще в большей степени необходимы могучие союзники.
Александр Грицанов
25.05.05Другие публикации автора