В последнее время государство любит баловать нас масштабными праздниками. Правда, получаются они все больше официальными, а значит, и невеселыми. Взять хотя бы празднование 60-летия освобождения Беларуси. За торжественными парадами с танками, самолетами и бронемашинами (жаль, что подводную лодку притащить не догадались) отошли на второй план сами ветераны, исчезло трогательное и светлое чувство, которое всегда сопровождало этот праздник. Таковы и нынешние «Дожинки», прошедшие (как, впрочем, и все в нынешнем году) с небывалым размахом.
Если обратиться к истории, то «Дожинки» — это вообще не праздник, а языческий обряд, который сопровождался особыми действиями и ритуалами, суть которых — «заламывание» ниве «бороды», чтобы на следующий год урожай был обильным. Это и означало — пришел жатве конец. Уже в советское время обряд стал праздником урожая с чествованием механизаторов, выставками сельхозтехники и концертами художественной самодеятельности.
Александр Лукашенко поставил его в ряд едва ли не государственных. Как известно, каждые «Дожинки» проходят в каком-либо районном центре, который к обозначенной дате обычно приводят в порядок, что на белорусский манер выглядит примерно так: строят новый вокзал, благоустраивают сквер, красят фасады и ремонтируют мостовые вокруг того места, где, собственно, и будет проходить праздник. Да, еще надо не забыть выровнять дорогу и убрать весь мусор по маршруту следования главы государства, который, помнится, не пропустил еще не одних «Дожинок». Как-то мне пришлось побывать в последожиночном Шклове, который поразил меня свежими фасадами домов и такой разрухой во дворах, что казалось — время остановилось здесь лет 30 назад.
Нынешние «Дожинки» –- особые. Так или примерно так напишут и скажут все государственные белорусские СМИ. Воспользуемся и мы этим штампом. Эти «Дожинки» действительно особые. Никогда еще, наверное, небольшой городок Волковыск не видел такого наплыва высокого начальства, образцовых хоров и танцевальных коллективов, знатных механизаторов и полеводов. Картинка, показанная по телевизору, рождала прямо противоположные чувства — смешно и страшно.
Смешно — от вида непривыкших к костюмам и галстукам с красными лентами через плечо победителей соцсоревнования по уборке хлеба, от нелепых танцев и плясок (смесь фольклора с диско), от детей, старательно изображавших на сцене колосья, от набора артистов, напомнивших нам о лучших традициях советской эстрады. Смешно, когда глава государства, обращаясь к одному из губернаторов, публично со сцены отмечает его ладно сшитый костюм и хвалит за стройную фигуру. И страшно. Потому что вдруг осознаешь, что машина времени все же существует, но действует лишь в одном направлении: время, назад. Страшно оттого, что прилегающие к концертной площадке улицы пустынны, потому что людей туда просто не пускают. Страшно от гигантских масштабов показухи.
Впрочем, все это не стоило бы внимания, если бы не одно обстоятельство. Выступая на празднике «Дожинок», президент сказал: «Останавливаться на достигнутом мы не можем. Впереди еще более сложные задачи. Главная из них — в перспективе вывести всю аграрную отрасль на европейский, мировой уровень. На этой основе приблизить условия труда и быта сельчан до уровня горожан. Сделать жизнь на селе привлекательной. На это будет направлена разработанная по моему поручению Программа возрождения и развития села на 2005–2010 годы». В этих его словах отразилась вся глубина противоречий между намерением «вывести аграрную отрасль на европейский, мировой уровень» и тем, что реально делается в сельском хозяйстве. Доведя свои «Дожинки» до абсурда, он сделал это противоречие абсолютно очевидным.
Конечно, я не специалист в сельском хозяйстве. Более того, я как раз «вырос на асфальте», как любит повторять президент. Но если люди с сельскохозяйственным образованием могут править страной, то и люди с несельскохозяйственным, видимо, вправе судить об аграрной отрасли. Иначе «нячэсно».
Принято говорить, что президент сберег колхозы, поднял их с колен, и в этом его основная заслуга. Тут же обычно добавляют, что в соседних Литве и Польше колхозы развалили, потому на селе жить невозможно, фермеры протестуют, бастуют и скоро начнут громить весь Евросоюз.
Обратимся к цифрам и посмотрим, что же дают нам те самые «сбереженные колхозы». Если верить Национальному отчету о человеческом развитии РБ за 2003 г., за последние 8 лет поголовье крупного рогатого скота сократилось на 20, 8%, свиней — на 14,7%. При этом реализация скота и птицы уменьшилась за тот же период на 20,6%, яиц — на 13%. Есть еще один не менее красноречивый показатель — устойчивость развития сельского хозяйства. Как показывают цифры, наше производство сельхозпродукции напрямую зависит от погодных условий. Какая уж тут устойчивость! Вот и получается, что аграрный сектор Беларуси живет даже не в прошлом, а в позапрошлом веке, когда крестьяне молились, прося у Бога то дождя, то жары. В результате, по сравнению с той же Польшей, у нас почти в два раза больше людей имеет доход ниже 50% прожиточного минимума и в 10 раз больше тех, кто живет на 4 доллара в день, что по стандартам ООН называется «нищетой по доходам».
Впрочем, достаточно цифр. И так ясно, что наш аграрный сектор пока не находится ни на европейском, ни на мировом уровне. Подумаем теперь о том, что же дальше? А дальше все то же — патернализм государства и государственная же кабала. Президент по-прежнему будет летать на вертолете во время сева и уборки. К его «неожиданному» появлению все так же будут наряжать в чистые спецовки комбайнеров и трактористов. Он будет продолжать ругать и увольнять нерадивых начальников и говорить о возрождении села. В своем Послании Национальному собранию и белорусскому народу в 2004 г. президент прямо сказал, что «общая сумма предоставляемых сельхозпредприятиям преференций составит в 2004–2009 годах 2,7 триллиона белорусских рублей — практически стоимость валовой продукции сельского хозяйства за год». Иными словами, государство и даст, и потребует.
Будет ли место частной собственности на селе? Президент отвечает — будет. Другое дело, как он это понимает: частный бизнес должен будет вкладывать свою прибыль в сельскохозяйственные предприятия. Именно «должен будет», потому что, по мнению главы государства, «сегодня, работая на нашем рынке, они (бизнесмены) имеют неплохие программы и хорошие прибыли, и эти прибыли надо вкладывать не в „Мерседесы“ и сомнительные мероприятия, а вкладывать в нашу землю. Тогда прекратятся всякие разговоры, что мы мешаем возникновению частной собственности на селе». Заметим, что речь идет не о частной собственности на землю, а о некоей частной собственности на селе.
На первый взгляд, вполне современно звучит мысль о том, что не председатели райисполкомов и губернаторы должны решать, как работать колхозам и совхозам, а сами руководители хозяйств. Действительно, сколько уже было сказано слов о советской практике, когда сеяли и жали по указке райкомов и обкомов. Но в данном случае президент хочет невозможного. Если он на глазах у всей страны дает нагоняй губернатору, то губернатор так же будет давать нагоняй директору совхоза или председателю колхоза. Правда, это уже будут «невидимые миру слезы», но по сути ничего не меняется. Президент чувствует себя директором страны, губернатор — директором области, председатель райисполкома — директором района, и только руководитель хозяйства не чувствует и не будет чувствовать себя хозяином, потому что он и вправду не хозяин.
Нынешняя кампания, направленная на развитие сельского хозяйства идет под лозунгом «Возродим белорусскую деревню!». Ясно, что за этим стоит не только и не столько реформа аграрного сектора. Президент всегда говорит об этой кампании с большим пафосом. «Общими усилиями мы должны возродить, а правильнее — спасти нашу деревню. В ней — истоки, жизненные силы народа. Сохраним деревню — сохраним страну!» — именно эта цитата предваряет дискуссию о будущем села, объявленную на официальном сайте главы государства. Тут возникает сразу множество вопросов: «От чего или от кого деревню надо спасать?», «За счет кого это можно сделать?», «Почему именно в ней „истоки и жизненные силы народа?“ и, наконец, „Как связано спасение страны со спасением деревни?“. На эти вопросы нужны четкие, честные и вполне конкретные ответы.
Я понимаю Лукашенко. Он сам из деревни, и ему, конечно, приятно считать себя «особой цивилизацией», как сказал он в одной из речей. Думается, возрожденное село представляется ему в виде этакой буколической картинки, где мирно пасутся на лугу овечки, пастушки играют на гуслях и дуют в дудки, а слово «самогон» знают лишь по народным преданиям. Это уже даже не позавчерашний, а вообще какой-то XVIII век. Впрочем, догадываться об образах, греющих душу президентов, — дело ненадежное. Но кое-что можно сказать совершенно определенно.
В своих речах и выступлениях Лукашенко представляет селян как людей неполноценных, этаких больших доверчивых детей, которых лукавые горожане хотели бы сбить с пути истинного, как носителей некой народной правды, которая не поддается рациональному анализу. Он дежурно произносит слова о том, что «наши корни — и духовные, и материальные — в деревне», что «устойчивость мироощущения, уверенность белоруса в себе и в своем будущем проистекают из неразрывной связи с его, как принято говорить, „малой родиной“. Даже нынешние „Дожинки“ показали, что, по мнению власти, праздники для селян должны быть такими — простыми и понятными, с участием румяных хористов, вот уже много лет поющих про то, что „хлеб всему голова“, с танцевальными коллективами, исполняющими малохудожественные композиции, и с дежурным набором представителей белорусской эстрады.
Еще раз нам дали понять, что главная задача власти — вернуться к старому и как можно дольше его сохранить. И это делает принципиально невозможным выход сельского хозяйства на новый уровень. Значит, быть белоруской деревне такой, какой она и была, — бедной, старой и пьющей. Допускаю, что в ближайшие годы появится несколько образцово-показательных колхозов-гигантов, но в корне ничего не изменится. Другое дело, что денег будет потрачено много. Попытки остановить время всегда стоят очень дорого.