/Double surround/
Кто боится американского кино?
Мне стали слишком тесны твои тертые джинсы,
нас так долго учили любить твои запретные плоды…
«Наутилус Помпилиус»
Куфаль піва, келіх віскі налівай, шэрыф!
«Крамбамбуля»
Андрэй: Усё часьцей у Беларусі гучаць галасы пра «небясьпечнае амэрыканскае кіно». Пра гэта пішуць газэты, на гэтай ніве шчыруюць ідэолягі. З чым зьвязаныя такія «знаёмыя» тэндэнцыі?
Максим: Мы слышали подобное во времена позднего Брежнева. Как осколок советской империи мы наследуем её идеологические установки. Сходство в ориентации на культурную цензуру, различие в масштабах. Противопоставление коммунизма и капитализма было противопоставлением американской Годзиллы и русского медведя. В нашей ситуации это отношение слона и Моськи. Есть мощная и масштабная американская киноиндустрия — и есть наша косная официальная культура, не способная вырасти в слона. В белорусском антиамериканизме больше хуторской боязни «чужаков».
Андрэй: Але крытыка амэрыканскага кіно гучыць ня толькі ў Беларусі. Швэцыя, Францыя — нават уведзеныя адмысловыя квоты на ўвоз амэрыканскіх карцінаў. Мо, мы проста ідзем у гэтым накірунку?
Максим:Любой запрет есть нечто искусственное. Разве от введения во Франции квоты на американское кино там стало больше гениальных режиссёров? В Швеции есть ограничение на культурный импорт — неужели от этого стало больше ярких киностилей? Налицо классический пример лицемерия. Провозглашается, что «мы защищаем свои культурные ценности», а на деле защищается локальный рынок. Защищается потому, что не способен на полноценную творческую конкуренцию.
Андрэй:А што кепскага ў абароне свайго лакальнага культурнага рынку? Унікальныя культуры маюць поўнае права на сваю гандлёвую «культурную» манаполію…
Максим:Это проявление культурной провинциальности…
Андрэй:У французаў?
Максим: Франция — тоже провинция. Одна из провинций нынешней «глобальной деревни», страдающая от неспособности делать кинематограф нового поколения. Хотим мы или нет, но именно американское кино выступает сегодня носителем самых передовых аудиовизуальных технологий. Именно американский кинорынок наиболее грамотно отстроен, именно американское кинопроизводство создаёт самую эффективную систему киномифологии. В России вышел полнометражный мультфильм про Добрыню Никитича, но дети на улицах всё равно играют в Бэтмена. Появляются российские сериалы про ментов, но всё равно киноманы смотрят «Смертельное оружие». В состязании культур выигрывает тот, кто создаёт оригинальный продукт с местным колоритом. Вся проблема в том, что на мировом рынке шведские детективы и исландские мелодрамы принципиально неконвертируемы. Европейская политика кинозапретов выглядит совершенно по-белорусски: «Мы не можем переиграть, поэтому не хотим покупать». Да если бы «Беларусьфильм» работал хотя бы в режиме польского кино, выпускающего в год 30 фильмов, — всё равно американское кино занимало бы видное место в отечественном прокате. В той же России заработки, которые прокатчики получают от американского кино, вкладываются в национальное производство. Вот идеальная формула. С этой точки зрения не надо бояться Америки.
Андрэй:Галівуд і складваўся як геніяльны рынак, які не патрабуе дзяржаўнай падтрымкі. Але, мо, небясьпечнымі падаюцца вобразы, якія прапануе Галівуд? Што ў гэтых вобразах так раздражняе? Асабліва ў нас?
Максим: Когда говорят об американском кино, сразу всплывает классическая формула: «пропаганда секса, насилия и жестокости». Формально это выглядит как защита нашего целомудренного зрителя. Который воспитан, образован, ходит каждый день в библиотеку, дарит жене цветы — и монтировкой голову соседу не пробивает. А по сути — культурное лицемерие. Тоталитарное советское кино было «правильным» — и абсолютно неживым, схематичным. А вот условность голливудского кино строилась на том, чего в советском кино почти не было: на ярком сюжете и динамичных образах-масках, на предельно выразительном показе основных страстей. Эрос и Танатос — ключевые человеческие страсти, фактически находились за скобками советского кинематографа…
Андрэй:А Параджанаў, Таркоўскі, Эйзэнштэйн?
Максим: Был невероятный скандал, когда в «Андрее Рублёве» появилось обнажённое женское тело. А сколько было истерики вокруг «Теней забытых предков»? Как нападали на «Неуловимых мстителей», потому что в фильме, дескать, много стреляли и много били друг друга в лицо. Гайдая травили за эксцентрику американского образца. Тоталитарная идеология ориентирована на воспроизводство идеального исполнителя, послушного и управляемого. А «анархичное» американское кино представляет нередко индивидуальную одиссею активных аутсайдеров. «Грязный Гарри», «Конан-варвар» и партизаны секса из «9 с половиной недель» были яркими привлекательными масками, которым советское кино могло противопоставить только спор лучшего с хорошим. Западное кино просто интересней. И советское кино, кстати, становилось интересным, когда начинало цитировать западное. Как в «Белом солнце пустыни».
Андрэй:Атрымліваецца, што боязь амэрыканскага кіно — гэта неўменьне працаваць з жанравымі структурамі; і Эўропа таксама ня вельмі зь імі працуе. Варта нагадаць, што ў свой час ФЭКСы (Юткевіч, Козінцаў, Траўбэрг) казалі: «Альбо амэрыканізацыя, альбо бюро пахавальных паслугаў» — і яны стварылі-такі відовішчнае кіно. Што з ім здарылася потым — асобная размова. Але калі ўзяць амэрыканскі індывідуалізм, яскрава праяўлены ў кіно, — можа быць у ім ёсьць небясьпека? Альбо ў ідэалагічным уплыве?
Максим: Мы склонны слишком буквально понимать любое кинопослание. В 60-е годы, когда в советском прокате появились вестерн «Великолепная семёрка» и сериал о Фантомасе, в киножурналах вполне серьезно писали, что школьники сходили на «Великолепную семёрку», а потом ударились в уличное хулиганство. Или мальчик пришёл в школу бритый под Фантомаса. Здесь полное непонимание соотношения условного кинопространства и реальности. Кинематограф может транслировать в массовое сознание манеру курить сигареты, как Клинт Иствуд, или носить белый плащ со шляпой набекрень, как Ален Делон в «Самурае», — визуальную моду. Задавать внешний почерк поведения, дарить улице крылатые фразы. Но считать, что человек, посмотревший «Крепкий орешек», разорвёт на себе майку, как Брюс Уиллис, и пойдёт громить ближайшее казино, просто нелепо. То же касается и экранного американского патриотизма. У любого зрителя есть свой культурный опыт, есть своя наивная жизненная правда. И если с ней не рифмуется кинотекст, он никогда не станет частью деятельности и сознания тех, кто его смотрит.
Андрэй:Здаецца, што ў нападках на амэрыканскае кіно ня столькі боязь за свой рынак, колькі страх перад свабодным чалавекам, індывідуалістам, якога й апявае амэрыканскі кінэматограф. Класычная карціна Джона Форда «Юны містэр Лінкальн», дзе сьцьвярджаюцца ідэалы свабоды, значна небясьпечнейшая для беларускай таталітарнай сьвядомасьці за ўсе магчымыя «гвалты й парнаграфіі». Свабоды й баяцца.
Максим:В той мере, в какой в американском кино показывается независимая, самостоятельная личность, оно оказывается для нашего идеологически «зачищенного» культурного ландшафта фигурой нежелательной. Самый яркий персонаж белорусского официального кино — Анастасия Слуцкая. Невольница чести, заложница своего социального статуса, жертва обязательств, жертвующая во имя их своими человеческими желаниями. Классический советский вариант — человек на службе! А в американском кино, даже в самых жестких военных драмах всегда присутствует внутренний конфликт, всегда есть множество частных правд. Американское кино даже в своих условных жанровых формах гораздо ближе к той самой правде жизни, за которую ратуют наши культуртрегеры.
Андрэй:Жанравае кіно — вяршыня галівудзкага кінэматографу, і Эўропа ня можа наблізіцца да гэтай вяршыні. Але менавіта праўда жанравага кіно — гэта тое, да чаго мусяць імкнуцца й нашы культурныя дзеячы. І вучыцца, не баяцца Галівуда. А што можа атрымацца з гэтага навучаньня?
Максим:Есть вариант Люка Бессонна, который, создав несколько успешных голливудских ориентированных фильмов — таких как «Никита» и «Леон», — фактически занялся как продюсер созданием французского Голливуда, фабрики фильмов. Симметричный ответ Голливуду, но очень показательно, что особых высот при этом не наблюдается. Пока торжествует режим штамповки и имитации. Будем рассматривать это как предварительный этап становления нового жанрового европейского кино.
Андрэй:А калі не жанравыя, але камэрцыйныя варыянты?
Максим: Есть Ларс фон Триер со своей «Догмой», в последних фильмах реализует демонстративный антиамериканизм. Причем сам он в Америке никогда не был и не собирается. «Догвилль» и «Мандерлей» воплощают неприятие той Америки, которая в голове у Триера. Война кинокультур переводит творчество в знакомую сферу идеологического противостояния и интересна, по большому счету, только небольшой группе антиглобалистов. «Триеризация» белорусского кино была бы для него совершенно провальной.
Андрэй:Ёсьць яшчэ варыянт «новай хвалі», калі французы — Труфо, Шаброль, Гадар — вучыліся ў амэрыканцаў і стварылі арыгінальны новы накірунак. А потым ўжо самі амэрыканцы — Сьпілбэрг, Копала — вучыліся ў французаў. Само амэрыканскае кіно ў 50-ыя гады было ў крызісе і выйшла зь яго пасьля пазычаньняў з Эўропы. А Эўропа ў сваю чаргу вучылася ў Амэрыкі.
Максим: Но обрати внимание: кто делал «новую волну»? Это были образованные интеллектуалы. Они в совершенстве владели диалектами кинематографа, умели на них говорить и четко представляли себе, как работает кино. «Волну» создавали кинематографически образованные дилетанты. Они смогли достичь успеха именно благодаря мощному культурному базису. Для того чтобы освободиться от прессинга американского кино, нужно им загрузиться, нужно его проанализировать. Нужно освоить его как диалект. И лишь тогда можно говорить о своём. Без этого мы обречены, как сейчас, повторять задворки «Мосфильма» 70-х. Белорусская «новая волна», возможно, возникает сейчас, на наших глазах. «Партизанскими» усилиями тех, кто хорошо знает современные западные (да и азиатские) тенденции. Так кому же тогда стоит бояться американского кино?
Андрэй:Абмежаваным людзям, якія палохаюцца ўласных фантазмаў…
Максим: А также идеологическим работникам всех мастей, которым ставится задача культурной зачистки Беларуси. Та самая «духовность», о которой много говорят, — это разновидность духовного скопчества, когда человек оказывается лишённым всех личных черт и половых признаков кроме преданности системе. А кому не надо бояться?
Андрэй:Творцам. І проста звычайнаму чалавеку. Людзям з расплюшчанымі вачыма.
Максим: Тем, кто просто любит кинематограф и понимает, что кино — это приключение картинки. Плюс энтузиастам пытающихся в нашей «недорыночной» стране отстраивать цивилизованный кинорынок.
____________________________________________________
10 самых «опасных» американских фильмов:
1. «Крестный отец» 1974, Фрэнсис Форд Коппола
2. «Звездные войны, эпизод 4» 1977, Джордж Лукас
3. «Супермен», 1978, Ричард Доннер
4. «Психо» 1960, Альфред Хичкок
5. «Девять с половиной недель» 1986, Эдриан Лайн
6. «Том и Джерри», мульсериал
7. «Рэмбо ІІ» 1985, Джордж Косматос
8. «Спасение рядового Райана» 1998, Стивен Спилберг
9. «Молчание ягнят» 1991, Джонатан Демме
10. «Великолепная семерка» 1960, Джон Старджес