Ответ Виталия Силицкого

Когда я решил распространить заявление по поводу решения Еврокомиссии о вещании Deutche Welle исключительно на русском языке, то представлял, какую это может вызвать реакцию в Беларуси, особенно со стороны… тех, кто, собственно, и прореагировал. Все же решил пойти на такой шаг. Ведь любая отповедь — это повод для дискуссии. Признаюсь, однако, что не предполагал, что дискуссия пойдет стиле испорченного телефона.

Итак, несколько цитат из ответов на сайте «Наше мнение»:

«Мы все равно плывем в одной лодке и гребем в одну сторону, хотя, порой, и сталкиваемся с анекдотическим непониманием сути вещей, как в случае с недавним заявлением Виталия Силицкого, призывающего бойкотировать „белорусские“ передачи Дойче Велле лишь потому, что они будут на русском языке», — Александр Федута

«Силицкий называет решение Евросоюза об открытии русскоязычного вещания на Немецкой волне „позорным“. Он обвиняет ЕС в том, что тот фактически присоединился к политике „официального Минска“, который „ежедневно попирает право белорусских граждан „слушать новости и на своем языке“. Запад тем самым, по мнению автора, „способствует упрочению диктатуры в Беларуси“. — Александр Адамянц.

Именно так. Я выражаю протест против решения Еврокомиссии вещать исключительно на русском языке, Федута приписывает мне стремление к бойкоту «лишь потому», что передачи «будут на русском языке». Я возражаю против отсутствия белорусскоязычного вещания, Адамянц обвиняет меня в том, что я возмущался решением «об открытии русскоязычного вещания». Чтобы расставить все точки над i, процитирую собственное заявление. «Я (мы) не выступаем за удаление русского языка с белорусского медийного пространства. Я (мы) только протестуем против политики удаления языка белорусского». Итак, пожалуйста, укажите, где я выступил против присутствия русского языка, призывал к бойкоту «лишь потому», что передачи «будут на русском языке, возмущался решением „об открытии русскоязычного вещания“? Если у вас возникнут трудности с поиском, могу переслать из свободного мира классное увеличительное стекло — и даже оплатить таможенные пош л ины.

Здесь можно просто уличить Федуту и Адамянца в передергивании, которое граничит с ложью (что я c пр искорбием и делаю) и прекратить дискуссию. Но неужели вышеуказанные уважаемые авторы на самом деле не понимают разницы между «против русского языка» и «за белорусский»? И если бы только авторы: получаю на днях по электронной почте протест от собственных друзей, цитирую «призывать к бойкоту передачу только потому что она на русском в ситуации Беларуси (да и в целом наверное), мягко говоря непродуктивно!» Все, дело сделано: Силицкий стал противником русского языка, ни разу против него не выступив. Кстати о пропаганде. Дальше всех пошел комментарий Ирины Рыбальченко (насколько понимаю, простой слушатель) на все той же DW, цитирую: «К сожалению, наши националисты во главе с Позняком подорвали доверие к оппозиции. Одной из ошибок политики оппозиции была (и есть) нетолерантность. Сам по себе белорусский народ толерантный. А оппозиция в свое время пыталась среди прочего силой навязать людям, проживающим на территории Беларуси, обязательное знание и употребление белорусского языка». Забавно, в бой брошен аргумент о «толерантности» белорусов, который, по иронии, в свое время блестяще разнес в пух и прах горячо уважаемый мной мой бывший преподаватель Олег Манаев. Толерантность, как всегда, представляется однобоко, не распространяясь на белорусский язык, а сводясь исключительно к принятию его уничтожения. И вновь таки, против русского языка — как никто не выступал, так и не выступает — но вам все равно в нагрузку Позняка. И еще: БНФ якобы «навязывал» «обязательное знание» белорусского языка. Да в школе его преподают, в конце концов! Хотите критиковать за белорусский язык — критикуйте, но почему все время сводить критику к пропаганде в стиле Муравьева-вешальника и Терещенка???

В принципе, распинаться вашему покорному слуге не в чем. Мои статьи в русскоязычных изданиях, таких как «Белорусские новости», я думаю, многие читали. И, наверное, ни Федута, ни остальные не припомнят, чтобы я когда-нибудь становился в позу и заставлял кого-нибудь говорить со мной по-белорусски, если мой собеседник русскоязычный. Равно как и я не собираюсь обвинять кого-либо из своих критиков (кроме одной персоны) во враждебном отношении к белорусскому языку. Что нас, однако, разделяет, так это отношение к его вымиранию и уничтожению. Всплывает гораздо более серьезная проблема, связанная с состоянием, перспективами выживания, и ролью белорусского языка в дальнейшем политическом развитии страны, включая перспективы ее демократизации. Попробую поговорить об этих вещах.

Итак, начнем с состояния. В принципе, его лучше всего характеризует то направление дискуссии, которая развернулась после моего выступления. Такой формат отношения к языковой проблеме на протяжении десятилетия задала официальная пропаганда. Выступление за белорусский язык воспринимается как выступление против русского языка (официоз еще добавит: придет к власти и посадит россиян на чемоданы). Так вот, ненароком значительная часть белорусского аналитического и интеллектуального сообщества, что называется, села на крючок этой пропаганды. Конечно, не в том смысле, что сайт «Наше мнение» или «Белгазета» начнут клеймить фашистом любого, кто выступит за белорусский язык. Но ярлык русофоба повесят обязательно. Более того, логика «или-или» распространяется на все. В независимых социологических опросах респондентам предлагают выбор между «независимостью» и «экономической безопасностью», как будто такая дилемма на самом деле существует. В анализе языковых проблем выбор ставится таким же образом: или за один язык, или за другой — но редко за присутствие обоих. Общее отношение и мышление о проблеме формируется посредством таких двух-трех дубовых схем. В результате, формируется какой-то патологический страх перед белорусским языком внутри и вовне Беларуси — сам наблюдал его в разговорах с некоторыми европейскими чиновниками, поэтому, собственно говоря, так и задело. Или вот, например: обсуждается Радио Свобода — и ни слова, что ее вещание сейчас осуществляется только на одной или двух частотах, ни о том, что коротковолновые приемники почти полностью выходят из употребления, проблема ясна заранее — белорусский язык. Таким образом, под прикрытием не оспариваемого мной утверждения о том, что без русского языка белорусскому гражданскому обществу и политической оппозиции не обойтись, почти каждый раз, когда заявляется о праве собственно белорусского языка на существование, в определенных кругах начинается истерика. По следующим причинам

  1. На белорусском языке почти никто не говорит
  2. На белорусском языке никто (или почти никто) не будет слушать новости, более того, использование белорусского языка определяет оппозицию в стан «националистов» и делает ее беззащитной перед государственной пропагандой
  3. Использование белорусского языка ограничивает «зону приема» информации и идей, транслируемых оппозицией и гражданским обществом, русский язык, наоборот, способствует ее расширению и в результате, развитию гражданского общества.
  4. Наконец, «белорусский национализм говорит по-русски». Русский язык не является препятствием для укрепления независимости и как следствие, продвижения к демократии.

По-моему, аргументы перечислены корректно. Попробую остановиться на этих аргументах по порядку.

1. Несмотря на то, что, как заметил господин Федута, я действительно в настоящее время «сижу в свободном мире», с языковой ситуацией в Беларуси, поверьте, немного знаком и оспаривать очевидное не собираюсь. Однако, вопрос языка — это вопрос человеческих и гражданских прав. Именно это служило обоснованием для атак на белорусизацию в начале 1990-х годов (не буду останавливаться на причинах ее неудачи — замечу только, что за свой собственный анализ, я неоднократно получил «по башке» от своих белорусскоязычных друзей. (Цитирую по журналу ARCHE: «БНФ мог бы пайсці на пэўныя кампрамісы ў сваёй ідэалагічнай арыентацыі і заангажаваць тую частку электарату, якая заставалася нацыянальна пасіўнай, але праявіла схільнасць да падтрымкі „грамадзянскай“ версіі нацыянальнай праграмы, г. зн., прымаючы палітычную ідэю незалежнасці, заставалася расійскамоўнай. …Аднак бескампраміснасць БНФ і ў першую чаргу яго лідэра Зянона Пазняка прывяла да таго, што рух адштурхнуў ад сябе гэтую частку грамадства і ўрэшце пачаў ператварацца ў маргінальную палітычную сілу»). Оппонентами белорусизации в начале 1990-х гг. приводилась масса примеров, например, как гармонично сосуществуют, скажем, в Финляндии, финский и шведский языки. Спустя полтора десятилетия, попытка вытянуть белорусский хотя бы на уровень шведского в Финляндии вызывает упреки в нетолерантности. Сегодня, когда встает вопрос о защите прав белорусскоязычных на пользование собственным языком, начинается «наезд» с упором на национализм и все остальные грехи. Да, защита белорусского языка может и впрямь лишить вас политических дивидендов (что весьма вероятно, имея в виду и официальный дискурс белорусских властей, и его перепев частью независимой прессы). Что ж, те, кто шли против большинства и выступали в защиту евреев в 1930-х гг. в Европе, рисковали жизнью. Но это ваше право выбора: оставаться с большинством или следовать примеру короля Дании, который, после того, как фашисты захватили его страну, надел на руку звезду Давида…

О политических рисках, мнимых и реальных, остановлюсь подробнее чуть ниже. Пока что продолжу по поводу ореола белорусского языка и вопроса прав. Итак, если мы соглашаемся с тем, что гражданам Беларуси, которые хотят использовать свой родной язык, должно быть такое право обеспечено (надеюсь, возражений не будет), то необходимо согласиться и с тем, что административное вытеснение белорусского языка с информационного пространства (вновь для тех, кто не хочет слушать — именно вытеснение белорусского языка, а не присутствие русского) способствует насильственной русификации той небольшой части общества, которая желает пользоваться родным языком. Чтобы не было в этом сомнений, напомню, что именно присутствие белорусского языка в советское и «раннебелорусское» время в СМИ способствовало сохранению его носителей. Простите, но я не припомню народных бунтов против, скажем, футбольных репортажей на белорусском языке или против радиостанции «Белорусская молодежная». Теперь, после того, как белорусский язык выброшен из информационного пространства, кампания, образно говоря, за пятнадцать минут белорусскоязычного вещания на DW уже представляется чем-то ужасным.

Кстати, уж если на меня вешают противника русскоязычного вещания, то почему, может спросить читатель, я набросился на Deutche Welle, а не на сайт «Наше мнение», например? Да потому, что если бы во всех (ну или почти во всех) сферах ситуация с белорусским языком была бы хотя бы такой, как она на сегодняшний день в интернете, я бы и не волновался. По исследованиям, белорусскоязычного контента в байнете даже больше, чем украиноязычного в украинском интернете. С одной стороны, это доказывает, что язык еще далеко не мертв. С другой — что для его выживания и развития достаточно политической, интеллектуальной и экономической свободы, которую интернет представляет. Кроме того, никакой кампании за белорусизацию отдельного веб-сайта вести не надо. Достаточно с завтрашнего дня выкладывать по одному-двум текстам на белорусском языке. Кстати, вот так, потихоньку, помаленьку белорусскоязычный контент появляется и на сайте «Третий путь», и (даже если в виде ссылок) на «Нашем Мнении». И нормально — процесс, как говорится, идет. Интернет — это то средство массовой информации, где языковая проблема не сводится к «игре с нулевой суммой» (т.е., или один язык или другой). Я, в отличие от своих критиков, считаю, что проблемы нулевой суммы не должно быть и в электронном вещании. Но вопросы (в том числе и языковые) электронных СМИ — это вопросы политические, бюрократические, финансовые. Иначе говоря, решение принято — и его не изменишь. Вот поэтому и наехал Ваш покорный слуга на европейских бюрократов, потому что они приняли именно политическое решение, которое полностью соответствует политике официального Минска и которое, ввиду очевидного противоречия европейским ценностям и европейской практике, в том числе и защите языков и культур, я считаю позорным.

2. Насчет неприемлимости белорусского языка для белорусского общества. Если речь идет о его дубовом насаждении — соглашусь. Но вот опять — любое выступление в защиту белорусского языка интерпретируется, как официальной так и частично неофициальной пропагандой, как его дубовое насаждение. Вспоминается передача «Выбор» на ОНТ двухгодичной давности — когда ее вел Владимир Мацкевич. Был поставлен простой вопрос: должен ли белорус владеть белорусским языком? Две трети телезрителей ответили, да, должен. Через две недели Мацкевич исчез из телеэкрана. Когда в конце 2003 года белорусский язык почти полностью исчез из БТ, по недоразумению цензоров на одной из передач 5×5 молодежь об этом только и говорила. Заметьте, русскоязычная молодежь, которая все-таки чувствовала потребность в белорусском слове! Примеры можно проводить и дальше, но в целом, утверждение, что-то большинство, которое разговаривает на русском, не будет воспринимать передачи на белорусском языке — это не более, чем миф. Проблема белорусского языка в том, что если он есть, то он как бы никому не мешает. Если его нет, и пробуешь высказаться за его возвращение — то сразу поднимается волна гнева…

Теперь о политической нецелесообразности использования белорусского языка. Вопрос несколько вне темы, потому что медиа-вещание и политическая кампания — это две разные вещи. Да, для определенной части общества, белорусский язык — это сразу БНФ. Для другой — это лучший способ идентифицировать оппозицию, тех, кто «против». Советую поговорить с тем же Винцуком Вечеркой, Алесеем Логвинцом, Алесем Михалевичем, и узнать, мешала ли им беларуская мова в общении с избирателями. Цитирую Алеся Михалевича, который в 2003 году вел агитацию в сельском округе на белорусском языке и набрал 75% голосов: «Для народу пытаньня, якою моваю да яго гавораць, не існуе. Гэтае пытаньне прыдумала сабе эліта. Народу важна, хто гаворыць, што гаворыць і як гаворыць. А якою моваю — няважна». Вот так, именно «няважна». Вновь таки, к отказу от русского языка никто не призывает.

Кстати, о кампании Гончарика, в штабе которой ваш покорный слуга пробыл полгода (кампания была смехотворной и господин Федута очень точно ее обрисовал в своей биографии Лукашенко). Помните, как продавливали его как единого кандидата по массовым рекомендациям всех аналитических центров, которые утверждали, что народ не проголосует за националиста Домаша? Ну вот, выдвинули Гончарика единым. На следующий день официальное радио передает, что у БНФ три головы — первая Позняк, вторая Домаш, третья Гончарик. Три месяца аргументов в пользу «памярко ўнага » кандидата оказались разрушены тремя минутами пропаганды! В условиях информационной войны пропаганда может окрестить любого хоть националистом, хоть полпотовцем. Таким образом, в 2004 году «фашистами» стали Фролов и Скребец, а БНФ, партия, которая в свое время привлекла внимание, не побоюсь сказать, всего мира к чернобыльской проблеме, стала вдруг выступать за сворачивание программ помощи зараженным территориям. Так что, поверьте мне, если понадобится, то в националисты запишут и вас (госпожа Абрамова в свое время присвоила этот титул, в одной из передач на российском телевидении в 1999 г., даже очень русскоязычной ОГП, членом которой, кстати, является Ваш покорный слуга). Единственное противоядие от такой пропаганды — это поиск противодействия предубеждениям от всего белорусскоязычного, а не бегство от него.

3. Опять не буду спорить с очевидным. Да, исключительное использование белорусского языка политической оппозицией, гражданским обществом и независимыми СМИ ведет к их самоограничению в культурной резервации. Однако, верно ли обратное, — то, что исключительное использование русского языка просто таки приведет к расцвету белорусской демократии? Давайте припомним несколько исторических фактов. Да, БНФ потерпел в свое время сокрушительное поражение. Но ничего более сильного, чем БНФ в свои лучшие годы, на оппозиционной политической сцене так и не возникло. Да, белорусскоязычная среда очень ограничена. Но именно она — и почти что только она — дала толчок развитию гражданского общества в Беларуси и до сих пор составляет его костяк. Да оппозиции нельзя запираться в резервации. Но, потеряв костяк, она стала как-то бесхребетной. Ни для кого не секрет, что из оппозиционной среды идет постоянный отток людей — потому что выступать против властей сегодня страшно и больно. Остаются в основном старожилы, те, кто еще помнит энтузиазм и идеализм начала 90-х. В сухом остатке имеем только то, что было наработано на волне национального возрождения в начале 1990-х годов. Неужели не очевидна корреляция между нац иональным самосознанием и политической активностью? Противостояние авторитаризму требует большего, чем могут дать политические технологии и «розничная» продажа политика под стать вкусам избирателя — а именно определенная моральная стойкость, которую придает в том числе, и я бы сказал, в первую очередь, национальное самосознание. Именно это отличает простого избирателя, готового голосовать за оппозицию, от гражданина, готового выходить на улицу, неделями сидеть в сугробах, добиваясь отмены сфальсифицированных выборов, идти под милицейские дубинки, рисковать свободой, здоровьем, и даже большим.

4. Ну, а как же, спросите Вы, с «русскоязычным белорусским национализмом»? Скажу просто — в том, что такое явление присутствует (граждане Беларуси, разговаривающие по-русски, но выступающие за независимость) — наше, учитывая сегодняшнюю ситуацию, спасение. Я полностью согласен с Федутой, что эти две категории (сьвядомыя і расейскамоўныя) — союзники и нам даже не надо заключать никаких формальных союзов — просто живем в одной стране и работаем вместе — вот и вся формула объединения. (Кстати, подобное деление достаточно условно: я себя до последнего времени относил к обеим категориям…)

Конечно, поддержку независимости нельзя автоматически равнять с национализмом (подобную ошибку в описании лукашенковского «национализма» в свое время допускали и спадар Булгаков, и господин Федута, да и я сам пару раз, записывая в «националисты» Лукашенко), а уж тем более с демократическим национальным самосознанием (это, кстати, тема для отдельной дискуссии — способно ли нынешняя поддержка идеи независимости составить фундамент сохранения белорусского государства и его демократизации в будущем — обещаю когда-нибудь об этом написать).

Но даже с оговорками, и у вас и у меня много знакомых, которые любят историю ВКЛ и группу Палац, хотят в Европу, а не в Россию, но разговаривают только по-русски. Для меня они — такие же сограждане, как, скажем, Андрей Дынько или Валерка Булгаков. Однако, вот вопрос: сколько вы видели русскоязычных белорусских националистов, скажем, в 1990 году? Я думаю, со мной согласятся даже критики — белорусскоязычный национализм разбудил все-таки национализм русскоязычный. Именно он первым связал идею Беларуси и белорусской национальной идентичности с такими понятиями, как «свобода», «демократия», «Европа», именно он переориентировал наше историческое мышление с России на ВКЛ, именно он избавил (тех кого избавил) от комплексов национальной и исторической неполноценности, которые вдалбливались в наше сознание чуть ли не с детского садика… Или не правда, что наше отношение к Беларуси изменилось благодаря таким подвижникам, как Василь Быков, Владимир Орлов, Микола Ермалович, Павел Хоменко, Лявон Вольский, наконец, Валерка Булгаков, Андрей Дынько, Андрей Ходанович, которые представили нашу страну, нашу историю и нашу культуру в совершенно другом свете? Дело здесь не только в правах первородства. Вопрос в том, будет ли русскоязычный национализм иметь продолжение сам по себе? Ну, исчезнет белорусский язык полностью, где вы найдете, где вырастите новых Быковых, Орловых, Хоменок и Ходановичей? Если не вырастите, чем вы их замените? Или вы думаете, что демократическое самосознание белорусов укрепит псевдокультурная бурда, которой сегодня активно закармливают наше общество? В эт их вопросах — мой ответ моему бывшему преподавателю русской социологии и горячо уважаемому мной Григорию Яковлевичу Миненкову, который упрекнул меня в несостоятельности и даже опасности увязки языка и демократии, в особенности в контексте Беларуси. Вновь приходится поправлять — слава богу, не так, как Федуту — я увязал национальное самосознание и демократию, а уж потом, национальное самосознание и язык.

Повторюсь еще раз: во-первых, развитие национального самосознания (и в более широком смысле, схем идентичности, которые легитимизируют идеи и принципы демократии) есть ключевым вопросом демократии и демократизации в любом социуме. По этому поводу, кстати, существует богатейшая литература, которую могу с радостью порекомендовать. Речь конечно не идет исключительно об этническом, языковом национализме. Однако, без присутствия белорусского языка и белорусского контекста (в который раз повторяю для тех, кто вновь попытается меня переврать: без присутствия — не без «засилья», «монополии» или чего мне там еще попытаются пришить) развитие демократического, европейского национального самосознания невозможно. Данное утверждение для моих критиков по меньшей мере спорно.

Но в таком случае они должны представить альтернативный национальный проект. Вместо этого, мы, как правило, наблюдаем все больше сомнительные политические проекты-«однодневки», активно рождаемые достаточно авантюрными личностями. Да еще увещевания о том, что Кремль вот-вот сковырнет Лукашенко, которые уже можно признать классикой белорусского политического юмора.

В целом, и не ответ получился, а приглашение к дискуссии. Если она развернется — будет даже здорово. У каждого может быть свое мнение и чем больше их будет высказано, тем лучше — только для начала давайте научимся хотя бы не приписывать друг другу того, чего не было сказано.