Макроэкономика: восстановительный рост под грузом нерешенных структурных проблем

Дмитрий Крук

Резюме

В 2017 году в национальной экономике завершился продолжительный период адаптации к новым институциональным условиям и начался восстановительный рост. Основным источником этого роста стало улучшение внешней конъюнктуры. Определенный вклад в рост внесли также ценовая и внешняя стабилизация. По итогам года Беларусь продемонстрировала лучшие в истории результаты по показателям инфляции и сальдо текущего счета платежного баланса. Это позволило смягчить экономическую политику, что посодействовало росту внутреннего спроса. Вместе с тем восстановительный рост был весьма неустойчивым по причине имеющихся структурных ограничений его потенциала. Наметившийся в предыдущие два года некоторый прогресс в институциональных преобразованиях не получил своего развития.

Тенденции:

Введение

В 2017 год национальная экономика вступила в состоянии неопределенности. С одной стороны, в конце 2016 г. наметились робкие сигналы завершения спада и начала перехода экономики в режим восстановительного роста, который власти стремились поддержать через стимулирование внутреннего спроса. В начале 2017 г. в официальных заявлениях и действиях вновь появилась установка на достижение 500-долларовой (1000-рублевой) зарплаты к концу года. Такая цель свидетельствовала о том, что безусловный приоритет экономической политики 2015–2016 гг. – обеспечение ценовой и финансовой стабильности – может отступить на второй план в угоду соображениям обеспечения роста зарплат и выпуска.

С другой стороны, предпосылки для роста экономики в начале года были слабы. Во-первых, было неясно, является ли предшествующее сжатие экономики достаточным для компенсации накопленных структурных диспропорций. Финансовое состояние большинства фирм оставалось слабым, а для ряда наиболее проблемных предприятий (преимущественно государственных) стоял вопрос о жизнеспособности. Для фирм с меньшим масштабом проблем актуальными оставались задачи по урезанию издержек и внутренней оптимизации. Во-вторых, сдерживающим фактором для экономики выступал «слабый аппетит» банков к рискам и ограниченность кредитного предложения из-за большого объема проблемных кредитов (около 13% на начало 2017 г.) и слабости предприятий. В начале 2017 г. реалистичной представлялась угроза того, что большой объем проблемных кредитов может стать фактором неплатежеспособности какого-либо из банков, породив в экономике новую волну финансовой нестабильности. В-третьих, внешняя конъюнктура в начале года оставалась все еще неблагоприятной для национальной экономики.

Застарелые структурные проблемы поставлены «на пауз.

В начале года экономические власти продолжили курс медленного и поступательного ослабления структурных проблем (ряд действий в этом направлении был предпринят годом ранее). Были приняты меры по институциональному преобразованию кредитно-финансовой системы страны. Среди последних – принятие стратегии развития финансового рынка; внедрение в национальное пруденциальное регулирование банковской деятельности ряда элементов соглашений Базель-III; принятие комплекса мер по дедолларизации национальной экономики; принятие решения о постепенном переходе (в течение 2018–2020 гг.) монетарной политики к режиму таргетирования инфляции.

Однако курс на структурные изменения, как и ранее, был ограничен негласным табу на принятие системных мер по отношению к неэффективным крупным госпредприятиям (что является ключевым источником структурных слабостей экономики). Отсюда: принимаемые меры имели половинчатый характер и затрагивали лишь вторичные структурные проблемы.

Среди проблем, имеющих структурных характер, в 2017 г. выделялась проблема плохих долгов/кредитов. Она, как и многие другие, является производной от низкой эффективности в реальном секторе экономики. Власти пытались найти для ее решения компромиссный путь. Этот компромисс должен был, с одной стороны, ликвидировать опасения по поводу финансового состояния банков, а с другой – не вызвать шоков у предприятий.

Для этого власти сосредоточились на недопущении формирования новых проблемных кредитов, продолжив урезать объем предоставления новых директивных кредитов. В 2017 г. лимит директивного кредитования был снижен примерно на треть по сравнению с 2016 г., составив BYN 1,9 млрд, или около 2% от ВВП (BYN 2,8 млрд, или около 3,1% от ВВП годом ранее). Однако снижение объема новых кредитов привело лишь к незначительному снижению доли директивных кредитов в общем объеме предоставленных кредитов (она составляет около 40%).

Проблему уже накопленных плохих долгов эти меры не сняли. Например, в 2017 г. перешел в вялотекущую фазу пилотный проект по решению долговых проблем 323 сельхозпредприятий, который был начат еще в 2016 г. Многие из этих предприятий получили дополнительные послабления, но лишь 10% из них смогли восстановить свою платежеспособность. Несмотря на это, государство не стало спешить с ликвидацией наиболее проблемных предприятий из этого списка.

Не найдя «хороших» путей разрешения ключевых структурных проблем, экономические власти де-факто отложили их поиск «на завтра». Улучшение текущей конъюнктуры позволило многим предприятиям поправить свое финансовое положение. Проблемная задолженность перестала расти, а некоторые из проблемных должников смогли начать обслуживать текущие обязательства по кредитам. Несмотря на то, что многие проблемные должники до сих имеют мало шансов восстановить свою платежеспособность и рассчитаться по долгам, а обслуживание текущих становится своего рода «кредитными кандалами», острота и накал проблем с плохими долгами снизились. На этом фоне власти «взяли передышку». Во второй половине года была создана межведомственная рабочая группа, которая, как декларируется, до конца 2018 г. выработает комплексный подход к решению данной проблемы.

Своеобразным символом постановки структурных изменений «на паузу» стал официальный отказ (в июле) от дальнейших переговоров с МФВ по поводу новой кредитной программы. До этого момента соответствующие переговоры с МФВ длились почти два года и воспринимались как важная фоновая составляющая структурных преобразований в экономике.

Власти взялись за создание «новой экономик.

Не найдя возможности ослабить груз ключевых структурных проблем, экономические власти переориентировали фокус институциональной политики на создание «новой экономики». Тем самым получила новую жизнь старая идея, предполагающая параллельное сосуществование двух экономических реальностей. На «традиционную экономику» в рамках такой концепции возлагаются преимущественно функции поддержания занятости, наполнение бюджета и решение других задач социально-политического характера. «Новая экономика» в рамках этой концепции призвана генерировать экономический рост. Каждая из экономик следует своим путем развития. Предполагается, что постепенное перетекание ресурсов из старой экономики в новую сможет «запустить» устойчивый рост в национальной экономике в целом, без угроз социально-политической стабильности.

Ключевыми шагами по созданию «новой экономики» в рамках этой концепции стало принятие пакета правовых актов по развитию частного бизнеса, а также декрета о развитии цифровой экономики. Для стимулирования развития частного сектора экономические власти облегчили условия создания и ведения бизнеса, резко снизив регуляторные и административные барьеры. Кроме того, для некоторых видов деятельности, которыми зачастую занимаются малые фирмы и индивидуальные предприниматели, были введены дополнительные налоговые и административные послабления. Наконец, были расширены возможности для самозанятости физических лиц (без регистрации субъектов малого предпринимательства), например в сфере ремесленной деятельности и агроэкотуризма.

В рамках заявленного тренда на развитие цифровой экономики власти пошли еще дальше. Принятый в конце года декрет1 создал правовое поле для эмиссии и оборота в Беларуси (через резидентов Парка высоких технологий) крипотовалют и токенов, а также проведения ICO. В этой части белорусский декрет претендует на то, чтобы стать пионерным в глобальном масштабе. Основополагающей целью декрета власти определили переориентацию белорусского IT-сектора на продуктовую модель деятельности. Предполагается, что это позволит ощутимо увеличить создаваемую добавленную стоимость и повысить уровень технологической оснащенности. Для этого декретом был введен широкий перечень льгот, специальных прав и преференциальных режимов для резидентов ПВТ.

Принятые меры по созданию «новой экономики» можно оценить как позитивные. Устранение административных барьеров для ведения бизнеса станет важным подспорьем для развития частного бизнеса, особенно малого. Механизмы самозанятости могут способствовать стабилизации рынка труда, а в будущем стать «встроенным амортизатором» для этого рынка. Меры по продвижению цифровых технологий также, вероятно, благоприятно скажутся на повышении уровня технологической оснащенности страны. Более того, вполне вероятно, что развитие этого сектора будет генерировать благоприятные внешние эффекты для всей экономики.

Однако реализация этих мер без устранения ключевых структурных диспропорций в национальной экономике окажется малоэффективной. Например, для развития частного бизнеса ключевым барьером является не регуляторная среда, а неравные условия деятельности с госпредприятиями. Поэтому меры по развитию частного бизнеса, не подкрепленные отказом от поддержки госпредприятий, будут давать ограниченный эффект. Схожие соображения связаны и с декретом «О развитии цифровой экономики». Ярко выраженный акцент на секторальных преференциях будет негативно влиять на прозрачность и конкурентность бизнес-среды в экономике в целом. «Уплаченная цена» (в виде льгот и преференций резидентам ПВТ) может оказаться чрезмерной по сравнению с полученным эффектом. Кроме того, в отношении декрета существуют и опасения текущего характера: чрезмерное внимание к криптовалютам и токенам может сделать белорусский рынок площадкой для сомнительных сделок, а соответствующие потоки капитала могут оказаться чрезмерно волатильными.

Внешняя конъюнктура улучшалась, генерируя импульс роста

В конце 2016 г., после долгого периода ухудшения условий торговли (соотношения экспортных и импортных цен), они стабилизировались, а в 2017 г. даже стали постепенно улучшаться. Важными факторами улучшения внешней конъюнктуры стали: начало слабого роста в России, достижение в апреле 2017 г. договоренности с Россией по нефтегазовым вопросам и, как побочный эффект, получение Беларусью транша кредита ЕФСР в размере около USD 300 млн.

Физический объем экспорта рос на протяжении всего 2017 г., достигнув исторического максимума и превзойдя даже уровень 2012 г. (период, когда реальный эффективный курс достигал исторического минимума). В относительном выражении (по отношению к ВВП) экспорт достиг пятилетнего максимума, составив 67% от ВВП. Вместе с тем рост на протяжении всего года (с исключением сезонных факторов) демонстрировали лишь немногочисленные товарные группы (мясные продукты, рыба, трубы из черных металлов), тогда как другим товарным группам были присущи чередования скачкообразного роста и спада.

Физический объем импорта, следуя за экспортом и внутренним ростом, также стал демонстрировать стремительный рост. Причем в случае импорта эта тенденция носила более устойчивый характер: большому количеству товарных групп был присущ планомерный рост на протяжении всего года.

Рост экспорта стал одним из ключевых факторов, «запустивших» механизм восстановительного роста. Импульсы, порожденные ростом внешнего спроса, стали распространяться по экономике, способствуя росту внутреннего спроса. Но часть этих импульсов была нейтрализована ростом импорта: вклад чистого экспорта в динамику выпуска был положительным лишь в I квартале 2017 г.

На номинальные показатели влияние внешней торговли сохраняло положительное воздействие. Сальдо товаров и услуг в денежном выражении вышло на положительный уровень: USD 66 млн по методологии платежного баланса (76,6 млн годом ранее).2 Кроме того, примерно на USD 150 млн снизился дефицит сальдо первичных доходов, а профицит вторичных доходов возрос примерно на USD 450 млн. В результате состояние текущего счета платежного баланса в 2017 г. (дефицит в размере 1,7% от ВВП) продемонстрировало наилучший результат с 2005 г.

Достаточно благоприятно выглядела и ситуация по финансовому счету платежного баланса. Во-первых, правительство смогло привлечь на относительно комфортных условиях около USD 2,4 млрд (в том числе USD 800 млн от ЕФСР, USD 700 млн от правительства России, около USD 600 млн в рамках кредита на строительство АЭС и от российских банков, около USD 300 млн от китайских банков).3 Во-вторых, правительство привлекло USD 1,4 млрд через выпуск евробондов. И хотя стоимость этих заимствований по текущим меркам можно назвать высокой (800 млн до 2023 г. под 7,125% годовых и на USD 600 млн до 2027 г. под 7,625% годовых), в среднесрочной перспективе они обусловят некоторое снижение стоимости обслуживания госдолга, поскольку доходность по более ранним евробондам была еще выше. В результате в 2017 г. выплаты по долгам всех экономических агентов прошли безболезненно и страна смогла при этом нарастить свои международные резервы (на сумму около USD 2,0 млрд, или 3,8% от ВВП). Это, в свою очередь, придало импульс стабильности обменному курсу (номинальный эффективный курс за 2017 г. обесценился по сравнению с 2016 г. лишь на 2,3%, причем к доллару США и евро он укрепился), а также придало больше прочности внутренней финансовой стабильности.

Монетарная среда стабилизировалась

К 2017 г. инфляционные ожидания, находившиеся с 2011 г. на уровне, превышающим фактическую инфляцию, снизились. На протяжении года они находились в диапазоне, сопоставимом с уровнем фактической инфляции. Во многом это стало возможным благодаря жесткой монетарной политике, на протяжении двух лет проводимой Национальным банком.

Изменения в монетарной среде предопределили новые тенденции в динамике ключевых ее показателей. Инфляция устойчиво снижалась, достигнув по итогам года исторических минимумов (4,6% на кумулятивной основе и 6,0% в среднем за год). Поскольку Нацбанк по-прежнему ориентировался на фактически достигнутые показатели (а не на прогнозные), быстрое замедление инфляции и снижение инфляционных ожиданий дало ему возможность активизировать снижение процентной ставки. В течение года имело место 8 раундов снижения ставки, к концу года она достигла уровня в 11% годовых (17% в начале года). Это обусловило переход базового уровня реальных процентных ставок в диапазон 3-5% годовых, что близко к их среднесрочному равновесному уровню.

Смягчение монетарной среды проявлялось также в возобновлении роста денежной базы и денежных агрегатов (на протяжении двух предшествующих лет они практически не росли). Насыщение экономики дополнительной ликвидностью, а также снижение процентных ставок напрямую повлияли на показатели деловой активности и поведение населения. Во-первых, заметно ослабла долгосрочная тенденция по снижению нормы сбережения. Во-вторых, домашние хозяйства стали активно заимствовать. Разогрев их спроса на кредиты к концу года привел к настоящему буму в данном сегменте кредитного рынка. Схожие тенденции, но в меньшем масштабе (поскольку многие фирмы «закредитованы» и их инвестиционный оптимизм не столь велик), происходили в сегменте корпоративного кредитования: тут кредитная активность стала разогреваться уже ближе к концу года.

Указанные тенденции на кредитно-депозитном рынке на фоне стабилизации монетарной среды поспособствовали росту потребительского и инвестиционного спроса (последнее означало завершение длительного периода инвестиционной депрессии), тем самым внося лепту в начавшийся восстановительный рост выпуска.

Оживление рынка труда

Старой новой особенностью экономической политики 2017 г. стал разогрев роста заработной платы. Президент впервые поставил политическую задачу обеспечить среднюю номинальную заработную плату в размере USD 500 (BYN 1000) еще в конце 2016 г. Однако в этот раз практика реализации данной задачи отличалась от опыта предыдущих лет.

Большую часть года власти не прибегали к мерам по ее искусственному стимулированию. Поэтому в течение первых трех кварталов 2017 г. темпы роста реальной заработной платы были невелики и имели преимущественно естественный восстановительный характер. Темп роста зарплаты был сопоставим с темпом роста производительности труда, а уровень реальных удельных издержек на труд (доля издержек на труд в выручке, что является важным показателем ценовой конкурентоспособности предприятий) практически не изменялся и был близок к своему равновесному уровню.

В IV кв. ситуация изменилась: власти стали активно задействовать как экономические, так и директивные инструменты для роста зарплаты. В результате темп прироста реальной зарплаты в IV кв. составил (с устраненной сезонностью) около 30%. Этот гигантский скачок породил волну потребительского оптимизма и спроса.

С политикой доходов тесно было связано состояние рынка труда. В течение первых трех кварталов года затяжной спад (с 2011 г.) занятости постепенно стал затухать. К концу года занятость стабилизировалась, а предприятия постепенно стали наращивать число новых рабочих мест. В IV кв. на волне стимулирования доходов эти тенденции усилились. Это дало основания полагать, что долгосрочный тренд на адаптацию к новым условиям ведения бизнеса через сокращения персонала завершился. Вместе с тем – что проблема безработицы не исчезла с повестки дня. По итогам 2017 г. фактический уровень безработицы в стране – 5,6% – лишь несущественно снизился по сравнению с предыдущим годом (5,8% в 2016 г.).

Также важно отметить, что в 2017 г. экономика ощутила преимущественно благоприятные импульсы от политики стимулирования доходов, но эти эффекты имели краткосрочный эффект. Оборотной стороной этой политики является негативное воздействие на ценовую стабильность, динамику обменного курса, состояние бюджета, конкурентоспособность и рентабельность фирм. И эти вызовы уже были перенесены в основном на 2018 г. Новый виток борьбы за достижение зарплаты в 500 долларов породил интригу: окажется ли скачок в зарплате в конце 2017 г. однократным «выбросом» и впоследствии власти откажутся от искусственного стимулирования зарплаты или же они будут поддерживать зарплату на искусственно завышенном уровне в 2018 г., подвергая рискам макростабильность?

Восстановительный рост запущен. Но он слаб и неустойчив

В 2017 г. завершился раунд структурной адаптации национальной экономики к новым условиям. Благодаря внешней конъюнктуре, ряду естественных тенденций, а также некоторым стимулирующим мерам экономика вошла в режим восстановительного роста. По итогам года выпуск вырос на 2,4%. Со стороны спроса основной вклад в данный прирост обеспечили внутренние компоненты – 3,8 процентных пункта. В частности, 2,4 п.п. прироста было обеспечено за счет роста расходов на потребление домашних хозяйств, еще 1,3 п.п. – за счет валового накопления основного капитала. Вклад внешнего спроса в прирост выпуска составил 4,5 п.п., но импорт по итогам года рос быстрее, ограничив рост на 6,2 п.п. Поэтому вклад чистого экспорта в динамику выпуска оказался отрицательным в размере 1,7 п.п.

Со стороны предложения наибольший вклад в прирост был обеспечен промышленностью (1,5 п.п.), а другие крупные отрасли – сельское хозяйство, транспорт, торговля – обеспечили каждая прирост по 0,3-0,4 п.п. Единственной крупной отраслью, которая в 2017 г. оставалась в состоянии спада, являлось строительство (отрицательный вклад в прирост выпуска 0,3 п.п.). Это отражает стремительный и искусственный рост этой отрасли в «тучные годы» и зависимость отрасли от искусственной поддержки спроса.

Экономический рост на протяжении всего года проявлял признаки неустойчивости. Со второго полугодия в экономике сформировалась тенденция ослабления роста выпуска, что свидетельствовало о слабости факторов восстановительного роста и давало основания предполагать, что при прочих равных условиях экономика должна выйти на траекторию равновесного роста (около 2-2,5% в год). В конце года ситуация несколько изменилась и «на арену» вышли новые факторы ускорения. Такими факторами стали рост мировой цены на нефть (около 17% за квартал), интенсификация административного роста заработной платы, а также всплеск потребительского и инвестиционного оптимизма. Однако этот всплеск может трансформироваться в сколь-нибудь продолжительный период повышенного роста лишь в результате перманентного улучшения внешней конъюнктуры.

Прочие из указанных драйверов не в состоянии обеспечить продолжительное ускорение роста без угроз для внешней, ценовой и/или финансовой стабильности. Поэтому в рамках «большой картины» указанный всплеск роста в конце 2017 г. является скорее наглядным подтверждением слабости и неустойчивости среды долгосрочного роста в национальной экономике.

Заключение

В 2017 году в национальной экономике завершился продолжительный период адаптации к новым институциональным условиям, знаменовавшийся спадом, и начался восстановительный рост. Основным источником этого роста стало улучшение внешней конъюнктуры. Но вместе с тем определенный вклад в рост внесли ценовая и внешняя стабилизация. Это позволило смягчить экономическую политику, что посодействовало росту внутреннего спроса. На этом фоне несколько оживился рынок труда, а также выросла средняя реальная заработная плата.

Восстановительный рост 2017 года вместе с тем был весьма неустойчивым. Это лишний раз подчеркивает имеющиеся структурные ограничения, которые сковывают возможности роста национальной экономики. Наметившийся в предыдущие два года некоторый прогресс в институциональных преобразованиях в 2017 году не получил своего развития.

После того как в отношении ряда застарелых структурных проблем не было найдено приемлемого экономически и политически решения, на фоне некоторого улучшения макро конъюнктуры решение этих проблем было отложено. Параллельно с этим власти стали активно создавать «новую экономику», реализуя сложившуюся в ее недрах концепцию двухсекторного развития национальной экономики. На сегодняшний день представляется весьма сомнительным, что развитие в соответствии с этой концепцией сможет обеспечить значимое повышение потенциала роста в национальной экономике. Поэтому слабый и неустойчивый рост, вероятно, будет оставаться основным сценарием развития в среднесрочной перспективе.