Региональная интеграция на востоке Европы
Владимир Дунаев

Резюме

Если 2009 год дал повод для оптимистических ожиданий относительно перспектив региональной интеграции на востоке Европы, то 2010-й прошёл под знаком стратегической паузы. На фоне потепления отношений ЕС с Россией заметно снизился идеологический пафос сотрудничества стран в этой части континента. Руководители государств, прежде претендовавшие на региональное лидерство, предпочитают дистанцироваться от этой миссии в пользу экономического прагматизма и политического реализма. Два главных игрока, определяющих разметку пространства Восточно-Европейской интеграции, Польша и Украина, в 2010 г. были заняты переоценкой своей роли в региональных процессах, воздерживаясь как от совместных двусторонних проектов, так и от активного продвижения многосторонних интеграционных инициатив.
В 2010 г. институализированные формы регионального сотрудничества также не смогли преодолеть застой. Ни ГУАМ, ни проект «Восточное партнёрство» не добились видимых успехов. Лишь под давлением внешних обстоятельств удалось сдвинуть с мёртвой точки проект создания Евро-Азиатского нефтетранспортного коридора (ЕАНТК) на базе нефтепровода Одесса–Броды. И хотя в результате своповых сделок удалось направить по этому маршруту азербайджанскую нефть, перспективы диверсификации путей доставки каспийских углеводородов в Европу с использованием ЕАНТК остаются туманными.
Не наблюдалось значительных успехов и в других частях меридиального траспортно-энергетического кластера, скрепляющего по оси Север-Юг региональное экономическое пространство. Реализация траспортно-логистической системы 9-го панъевропейского коридора после успеха в 2009 г. натолкнулась на серьёзные противоречия между участниками соглашения по контрейлерному поезду «Викинг».

Тенденции:

• переоценка основными участниками интеграционных процессов на востоке Европы роли и места в этих процессах;
• снижение идейного пафоса сотрудничества, попытка деполитизации совместных проектов;
• противоречивое отношение белорусского руководства к перспективам включения страны в восточно-европейские интеграционные проекты;
• снижение интереса со стороны ЕС к интеграционным процессам на востоке Европы, замедление или приостановка проектов регионального сотрудничества.

***
В последнее время всё отчётливее заявляет о себе процесс регионализации в Восточной Европе, где взаимодействие геополитических интересов ЕС и России оказывает заметное воздействие на динамику политического и экономического сотрудничества стран, расположенных в пограничье между двумя центрами влияния. Особенностью этого нового регионализма является не столько сотрудничество для создания внутреннего рынка, как это происходило в случае региональной интеграции ЕС, сколько нацеленность на совместное освоение внешнего политико-экономического пространства и использование этого процесса для решения комплексной проблемы собственной безопасности и развития.

Восточно-европейская историческая политика

Благополучие стран-членов Евросоюза не в последнюю очередь зависит от превращения «кольца друзей» на его границах в зону мира и стабильности. Однако эта «Политика соседства» оказалась одновременно и легитимацией новой диалектики европейского пространства. По одну сторону – семья европейских народов, по другую – те, кого следует считать лишь «соседями». И в число этих соседей попали Украина и Ливан, Беларусь и Марокко, Россия и Египет. По существу, концепция нового соседства оказалась малочувствительной к реальному многообразию этой европейской периферии.
Постсоветские государства Восточной Европы, озабоченные своей европейской перспективой, без особого энтузиазма восприняли изобретение новой идентичности «соседа» по канонам классического «ориентализма». С другой стороны, констатация диалектической структуры новой европейской реальности не избавила ЕС от подозрений в экспансионизме. В России весьма болезненно отреагировали на покушение на свои «канонические» территории, мотивируя это, в том числе, и разрушением того единства, которое «зиждется на совместной объективной истории» (С.В. Лавров). Это недовольство ещё больше усилилось в связи с оформлением программы «Восточное партнёрство». На борьбу с этой новой угрозой в Российской Федерации были мобилизованы ресурсы транснациональной исторической политики.
В отличие от традиционной для этого региона политизации истории, национальная историческая политика уже не опирается на идеологическую монополию тоталитарной власти. Она представляет собой набор практик мобилизации административных и финансовых ресурсов государства отдельными политическими силами для индоктринации исторического сознания и коллективной памяти всего общества через политический контроль над интерпретацией истории в науке и образовании, попытки законодательного регулирования толкований исторических фактов, создание специальных институтов надзора над архивами и издательствами.1 Поскольку регионы – такие же воображаемые сообщества, как и нации, то в разметке этого пространства не последнюю роль может играть региональная символическая мобилизация средствами исторической политики.
В Восточной Европе имперским амбициям России противостоят два конкурирующих польских проекта транснационального лидерства. В 2009 г. в польской прессе разгорелась дискуссия о парадигмах восточной политики этой страны. Близкий к правящей партии «Гражданская платформа» эксперт по постсоветской проблематике Бартломей Сенкевич2 и министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский3 опубликовали статьи, которые были восприняты как призыв признать крах ягеллонских имперских амбиций Польши в восточной политике. Критика была адресована не только политическим конкурентам из партии «Право и справедливость», но она также разрушала одну из главных внешнеполитических парадигм Третьей Речи Посполитой, в основе которой лежала идея ответственности Польши за судьбу своих восточных соседей.
Внешнеполитическая стратегия «Гражданской платформы», подчиняющая отношения с восточными соседями общеевропейской политике безопасности, наречена в Польше политикой Пястовичей. Этот исторический образ, заимствованный из политического обихода XIX века, в противовес имперским амбициям Ягеллонов должен символизировать участие Польши в европейском проекте на Востоке.4
Призыв сменить историко-политическую парадигму, с которым выступили лидеры «Гражданской платформы», не в последнюю очередь мотивировался неспособностью ягеллонской идеологии привести к признанию в соседних странах исторической роли польского транснационального лидерства.
Самым большим разочарованием стала реакция Украины в период президентства Виктора Ющенко. Украинская историческая политика так и не откорректировала свой миф казацкой державы в плане ослабления его антипольского пафоса. Но ещё больше обострила противоречия между странами украинская интерпретация национально-освободительного движения, в рамках которой героизированы абсолютно неприемлемые для поляков фигуры. Однако даже после корректировки в прошедшем году В. Януковичем оценки этих фигур Украина не предложила никаких вариантов гармонизации региональной исторической политики. Руководство этой страны предпочло бы элиминировать историческую проблематику из обсуждения экономических и политических проблем востока Европы.
Не могла стать почвой для конструирования региональной общности и литовская историко-политическая парадигма. Подозрительность, с какой в этой стане относятся к попыткам соседей претендовать на использование наследия ВКЛ для культивирования собственных исторических мифов, не способствует созданию образа транснациональной истории. 2010 год отмечен возросшей политической напряжённостью между Литвой и Польшей, одной из причин которой явился конфликт интерпретаций истории ХХ века.
Шестисотлетний юбилей Грюнвальдской битвы в 2010 г. мог стать поводом для выработки совместного варианта истории Восточной Европы. Встреча в 2009 г. в Киеве руководителей МИД Литвы, Беларуси и Украины завершилась предложением совместного празднования этого исторического события. Президент Качиньский, в свою очередь, предложил собрать руководителей всех государств, причастных к победе под Грюнвальдом, для того чтобы, используя это общее место памяти, закрепить ягеллонскую версию региональной истории. Даже официальная белорусская историческая политика продемонстрировала готовность откорректировать образ национальной истории с учётом европейской перспективы. Эксперты отметили, что в 2010 г. в официальном дискурсе мифология Грюнвальда несколько потеснила мифологию Великой Отечественной войны.5
Все атрибуты юбилейных торжеств (пятисерийный фильм на БТ, юбилейные монеты и др.) должны были засвидетельствовать притязания белорусов на место в региональном историческом мифе. Сдержанная реакция соседей на эти шаги официального Минска не способствовала закреплению восточно-европейского вектора в исторической политике белорусских властей.
В 2010 г. Восточная Европа не смогла приблизиться к согласованию национальных мифологий и гармонизированному образу транснациональной истории. Этот год прошёл под знаком переоценки ценностей и готовности принести региональную историческую политику в жертву политическому реализму и экономическому прагматизму.

Институализация

Интеграционные процессы на востоке Европы отличаются очень невысокой степенью институализации. Сотрудничество стран этого международного региона осуществляется по мягкому сценарию, не требующему какого-либо существенного ограничения суверенитета. Пёстрый состав участников интеграционных проектов, различающихся политическим укладом, уровнем экономического развития и разнообразием внешнеполитических стратегий, постоянно меняется под влиянием обстоятельств.6
Старейшей региональной организацией на востоке Европы является ГУАМ, созданный в 1997 г. как консультативный форум. На Киевском саммите в 2006 г. он оформился в международную Организацию за демократию и экономическое развитие – ГУАМ. Членами этой организации являются Грузия, Украина, Азербайджан и Молдова.7
2010 год начался для ГУАМ с тревожного сигнала, пришедшего из Украины. В одном из предвыборных выступлений В. Янукович критически отозвался о деятельности этой организации. Однако надежды некоторых политических аналитиков на то, что после президентских выборов Украина покинет этот «антироссийский блок», не оправдались. Министр иностранных дел Украины Константин Грищенко в своём интервью телеканалу «Интер» 18 апреля 2010 г. разъяснил, что речь идёт не о выходе из ГУАМ, а о повышении экономической эффективности этой организации. Украинское руководство предложило сосредоточиться не на политических проектах, а на вопросах транспорта и энерготранзита, приносящих реальную отдачу.8
Вместе с тем ощущение кризиса ГУАМ даже после разъяснений украинской позиции не исчезло. Несмотря на оптимистические заявления секретариата ГУАМ, в 2010 г. не удалось провести запланированный ещё на начало года саммит глав государств – членов организации. Одна из важнейших причин этого кризиса – конкуренция со стороны новой польской инициативы «Восточное партнёрство» (ВП), имеющей мощного и богатого спонсора в лице ЕС. Даже скромный по европейским меркам бюджет «Восточного партнёрства» в сотни раз превосходит собственные ресурсы ГУАМ.
Преимуществом новой европейской программы является и то, что эта региональная структура пытается подключить к интеграционным процессам на востоке Европы новые страны – Армению и Беларусь. Семнадцатого августа 2010 г. во время визита в Тбилиси временный президент Молдовы Михай Гимпу согласовал с Михаилом Саакашвили возможность присоединения Беларуси к ГУАМ. Для обсуждения этого вопроса Александру Лукашенко направили приглашение посетить Грузию.
В Тбилиси обострение белорусско-российских отношений сочли подходящим моментом для интеграции Беларуси в эту региональную организацию.9 До конца года в ГУАМ надеялись на позитивный ответ из Минска. И хотя визит А. Лукашенко в Грузию так и не состоялся, сохранялась надежда на то, что представитель Беларуси примет участие в 13-м заседании Совета министров иностранных дел ГУАМ, намеченном на 2 декабря 2010 г., в Астане в рамках саммита ОБСЕ. Однако региональная кооперация в формате ГУАМ пока не привлекает белорусское руководство. Выступая на пресс-конференции 20 декабря, А. Лукашенко фактически отверг возможность такого альянса. Беларусь предпочтёт сотрудничать с отдельными членами этой организации в реализации своих нефтетранспортных проектов, избегая риска быть вовлечённой в совместную политику, которую в Кремле могут счесть антироссийской.
Что касается проекта ЕС «Восточное партнёрство», то впервые он представлен в мае 2008 г. как инициатива двух стран – Польши и Швеции.10 В 2010 г. начата работа по семнадцати проектам и ряду ключевых инициатив, позволяющих организовать совместную работу стран-партнёров.
На поддержку многостороннего сотрудничества в 2010–13 гг. планируется направить приблизительно EUR 250 млн из бюджета Европейского инструмента соседства и партнёрства. Кроме того, Европейский инвестиционный банк также создал инструмент финансирования намеченных проектов (Eastern Partners Facility, EUR 1.5 млрд), предназначенный для инвестиций в странах-партнёрах и дополняющий прежний внешний мандат Европейского инвестиционного банка в регионе Восточной Европы (EUR 3.7 млрд). Что касается Беларуси, то в 2010 г. она не смогла получить доступ к ресурсам банка. Это ограничивает возможности участия в двусторонних проектах, однако стимулирует её участие в многостороннем региональном сотрудничестве.
С самого начала планировалось вовлечь Беларусь в ВП в статусе технического участника с ограниченными правами. Республика Беларусь остаётся единственной страной-партнёром ВП, не допущенной в полном объёме к участию в Европейской программе соседства по политическим причинам. Соглашение о партнёрстве и сотрудничестве, подписанное в 1995 г. между ЕС и Беларусью, не ратифицировано и не вступило в силу вследствие несоблюдения в нашей стране основных демократических прав и свобод. Однако без ратификации этого соглашения Беларусь не может получить статус полноценного партнёра Европейской программы соседства и, следовательно – доступ ко всем программам ВП.
С точки зрения международной региональной политики это означает вынужденную концентрацию Беларуси на совместных проектах со странами-соседями. Кроме проектов трансграничного сотрудничества по программам соседства («Регион Балтийского моря», «Латвия, Литва, Беларусь» и «Польша, Украина, Беларусь»), РБ совместно с Литвой и Украиной в конце 2009 г. предложили для европейского финансирования девятнадцать проектов в области интегрированного управления границей, транспорта, энергетики, культуры. Среди проектов особую роль играют стратегические предложения по развитию меридиального транспортно-логистического кластера и созданию Евро-Азиатского нефтетранспортного коридора, определяющих лицо всего восточно-европейского региона.
Надежды на то, что в 2010 г. можно будет начать работу по этим проектам, не оправдались. Восьмого сентября министры иностранных дел этих стран на встрече в Минске вынуждены были вернуться к обсуждению своей заявки после предварительной экспертизы Еврокомиссии. Министры выразили надежду, что в декабре на встрече руководителей МИД стран ВП будут рассмотрены 4–7 проектов этой тройки. Однако встреча, состоявшаяся 13 декабря 2010 г., пока не прояснила судьбу проектов.
Под знаком стратегической паузы в 2010 г. складывалась судьба «Киевской инициативы» ВП – механизма трёхстороннего сотрудничества Польши, Украины и Беларуси в сферах политики безопасности, энергетики, экологии и др. Инициированный президентами трёх стан в 2009 г., этот проект регионального сотрудничества замер, по-видимому, ввиду смены власти в Украине.
В 2010 г. вследствие разногласий между участниками ВП по формату участия Беларуси в «EuroNest» не смогла начать работу и Парламентская ассамблея «Восточного партнёрства». Таким образом, в истекшем году институализированные формы регионального сотрудничества на востоке Европы не отмечены особой продуктивностью. Это касается как деятельности ГУАМ, так и ещё не имеющего статуса организации европейского проекта «Восточное партнёрство».

Региональный транспортно-энергетический кластер

Формирование мощного транспортно-энергетического кластера в этом географическом пространстве подталкивает национальные элиты к поиску стратегий и тактик региональной кооперации и интеграции. Развитие трансъевропейских и международных транспортных коридоров, прежде всего 9-го интермодального коридора с перспективой выхода на азиатские рынки через Кавказ (TRACECA), создание Балто-Черноморского нефтяного коллектора, проекты в газотранспортной сфере создают предпосылки выработки коллективных стратегий интеграции в глобальную экономическую среду. Меридиальные магистрали и макрологистические системы, обеспечивающие перемещение энергоносителей и товаров по оси Север-Юг, впервые создают мощный ресурс интеграции вовлечённых в эту структуру стран, которые прежде были слабо интегрированы из-за ориентации своих интересов по оси Запад-Восток.
Эти меридиальные проекты и усиливающееся экономическое и политическое взаимодействие стран Восточной Европы можно признать попыткой создания пространства совместного выживания в условиях обостряющейся конкуренции со стороны альтернативных транспортно-энергетических проектов, инициированных Россией для ослабления роли восточно-европейских государств-транзитёров. Именно эти вызовы уже привели к заметному сближению и стратегическому взаимодействию стран на востоке Европы.
В этом регионе диверсификация источников и путей доставки углеводородов в Европу связывается с Евро-Азиатским нефтетранспортным коридором (ЕАНТК), основу которого должен составить трубопровод Одесса–Броды–Плоцк–Гданьск с несколькими маршрутами транспортировки природного и сжиженного газа в рамках «Южного коридора».
Идея строительства ЕАНТК возникла в середине 1990-х как проект поставки каспийской нефти в Западную и Центральную Европу, минуя перегруженный Босфор. Украина своими силами смогла построить трубу от Одессы до Бродов вблизи своей западной границы. Но запустить этот нефтепровод в проектном режиме не удалось ввиду того, что украинский маршрут проиграл в конкурентной борьбе за азербайджанские углеводородные ресурсы нефтепроводу Баку–Тбилиси–Джейхан. С 2004 по 2010 гг. по украинскому трубопроводу в реверсном режиме шла российская нефть из Самары в Одессу. Однако все эти годы возвращение к первоначальному маршруту транспортировки углеводородов с юга на север связывалось с достройкой польского участка трубы до Плоцка.
Двадцать третьего мая 2003 г. в Брюсселе правительства Украины, Польши и Еврокомиссия подписали совместную декларацию о поддержке проекта ЕАНТК. В 2007 г. в созданное Польшей и Украиной СП «Сарматия» для развития ЕАНТК вступили национальные нефтетранспортные компании Азербайджана, Грузии и Литвы. А 24 апреля 2009 г. утверждено ТЭО проекта.11 Ожидалось, что 2010 год начнётся с презентации ТЭО на Батумском энергетическом саммите, и это придаст динамику одному из главных экономических проектов региона.
В работе V энергосаммита 14 января 2010 г. должны были принять участие руководители двенадцати стран, включая президентов Грузии, Азербайджана, Украины и Польши. Впервые на таком форуме ожидали представителя Беларуси. Однако из-за того, что по разным причинам никто из президентов не смог приехать в Батуми, саммит решено перенести на более позднее время. Но до конца года его так и не удалось провести.12 Одна из причин – ожидания перемен в энергетической политике Украины после президентских выборов.
Перемены произошли не совсем по тому сценарию, какой планировали акционеры «Сарматии». Новый президент Украины вынужден реанимировать ЕАНТК после того, как Россия в середине года прекратила поставки нефти по маршруту Броды–Одесса и частично осушила южную ветку нефтепровода «Дружба», а Беларусь предложила заполнить эту трубу нефтью из Венесуэлы. Украинское руководство, возможно, не решилось бы пойти на разворот нефтепровода Одесса–Броды, если бы не срыв соглашения с Россией о гарантированном транзите нефти через Украину.
Двадцать седьмого октября 2010 г. В. Путин покинул Киев, так и не найдя взаимоприемлемого варианта решения этого вопроса. В тот же день в Украину с официальным визитом прибыл президент Азербайджана Ильхам Алиев, который подтвердил заинтересованность своей страны в транзите углеводородов через территорию Украины. Ещё раньше, 18 октября, президент Венесуэлы Уго Чавес по итогам своих визитов в Россию и Беларусь заверил своего украинского коллегу в том, что Венесуэла обеспечит Беларуси достаточные объёмы поставок нефти для того, чтобы можно было рентабельно эксплуатировать трубопровод Одесса–Броды. Кроме того, У. Чавес попытался успокоить Виктора Януковича насчёт российской реакции на перевод нефтепровода в аверсный режим. На совместной пресс-конференции он заявил, что согласовал этот вопрос с Владимиром Путиным. Всё это позволило украинцам решиться на пробную прокачку нефти на Мозырский НПЗ по нефтепроводу Одесса–Броды и южной ветке «Дружбы» 20–23 ноября 2010 г.
Но реанимацией ЕАНТК эти шаги по использованию украинской трубы могли бы стать только после того, как по ней началась бы транспортировка каспийских углеводородов в обход турецких проливов. Поэтому таким важным событием стало заявление белорусской стороны о замене по своповой схеме южно-американской нефти на азербайджанскую или другую каспийскую нефть. Хотя гарантированные объёмы транспортировки углеводородов для Беларуси в 2011 г. оказались заметно меньше запланированных ранее, разворот трубы в направлении с юга на север позволил привлечь к новым маршрутам прокачки нефти потребителей «Azeri Ligth» из Чехии, Словакии и Венгрии. «Укртранснафта» сообщила также об интересе польских НПЗ к закупкам лёгкой азербайджанской нефти, особенно выгодной в условиях высоких цен на сырьё.
Пока достройка главной ветки ЕАНТК Броды–Плоцк–Гданьск заморожена. Ещё в 2009 г. польская сторона предложила отложить начало работ по проекту на более позднее время по причине финансово-экономического кризиса. Несмотря на это, Польша сохраняет ЕАНТК в списке приоритетных проектов операционной программы ЕС «Инфраструктура и окружающая среда». Снижение интереса России к использованию нефтепровода «Дружба» создаёт возможность приблизить сроки реализации проекта ЕАНТК на основе уже существующей трубопроводной системы.13
Генеральный директор международного консорциума «Сарматия» Сергей Скрипка уже заявил, что маршрут поставок нефти в Беларусь позволяет транспортировать нефть из каспийского региона в Польшу. И хотя он длиннее на 400 км по сравнению с запланированным, тем не менее, можно не дожидаться постройки нефтепровода из Бродов. Если вспомнить, что цена достройки нефтепроводной системы «Одесса–Броды–Плоцк–Гданьск» в ТЭО проекта обозначена в интервале от USD 2 до 8 млрд, а источники финансирования не определены, то белорусский маршрут мог бы значительно упростить и удешевить создание ЕАНТК.
В этой системе координат Беларуси отводилась ключевая роль. Впервые своим стратегическим выбором Минск мог бы существенно повлиять на энергетическую безопасность восточно-европейского региона. При этом Беларусь и её соседи получают эффективный инструмент для нейтрализации российского нефтетранзитного шантажа и одновременно – транспортно-энергетический кластер, способный повлиять на процессы экономической интеграции на пространстве от Чёрного до Балтийского морей. Однако политические и экономические решения белорусской власти в конце 2010 г., связанные с ратификацией соглашений таможенного союза, и международные последствия событий 19 декабря сделали эту перспективу мало реалистичной.
Меридиальный транспортно-энергетический кластер, формирующийся в Восточной Европе, – это не только амбициозные проекты типа Евро-Азиатского нефтетранспортного коридора, но и уже успешно работающие элементы Балто-Черноморской логистической системы. Основу этого транспортно-логистического комплекса формирует 9-й европейский транспортный коридор. Концепция этого коридора «Север-Юг» выдвинута в 1993 г. министрами транспорта ЕС в Хельсинки. Этот коридор должен обеспечивать связь севера с югом Европы.14
Символом эффективного освоения логистических возможностей 9-го транспортного коридора является контрейлерный поезд «Викинг». Этот поезд, предназначенный для перевозки по железной дороге большегрузных автомобилей и контейнеров, начал курсировать по маршруту Клайпеда–Одесса в 2003 г. Комиссия ЕС по транспорту признала «Викинг» лучшим европейским проектом 2009 года. В 2010 г. этот поезд перевёз на 10% больше грузов, чем в предыдущем, – 41 804 TEU.
Видимое благополучие этого маршрута, однако, в прошедшем году серьёзно поколебала литовская критика украинских партнёров. Посол Литвы в Киеве Пятрас Вайтекунас в преддверии визита В. Януковича в Литву заявил, что Украина практически не участвует в проекте: 98% грузов перемещается «Викингом» между Литвой и Беларусью и только 2% приходится на долю Украины. Четырнадцатого октября 2010 г. во время визита украинского президента в Вильнюс эта тема заняла важное место в переговорах руководителей двух стран.15
В 2010 г. президент Литвы Даля Грибаускайте предприняла очередную попытку привлечь к региональному маршруту турецкое направление, официально предложив Турции присоединиться к трехстороннему соглашению между Литвой, Беларусью и Украиной.16
Девятый транспортный коридор мог бы связать огромное и динамично развивающееся экономическое пространство, простирающееся до Западного Китая. Эксперты ЕС настойчиво рекомендовали белорусской стороне рассмотреть возможность присоединения к международному проекту ТРАСЕКА, поддерживаемому Евросоюзом. Беларусь – единственная страна ВП, которая пока не включена в этот проект. В свою очередь Беларусь, Литва и Украина тщетно надеялись получить в 2010 г. финансовую поддержку для осуществления своих транспортно-логистических проектов в рамках программ «Восточного партнёрства». В частности, речь идёт о строительстве автодороги Вильнюс–Минск–Киев и развитии контрейлерного маршрута «Викинг». Прошедший год, однако, не привёл к видимому прогрессу в решении назревших проблем 9-го транспортного коридора.

Заключение

Интеграционные процессы на востоке Европы переживают свои взлёты и падения. 2010 год прошёл под знаком стратегической паузы, когда перед государствами региона встала задача выработки новой стратегии сотрудничества в условиях потепления российско-европейских отношений. Пафос солидарного ответа российскому экспансионизму на время утратил привлекательность для политических элит в странах, которые сегодня предпочитают решать проблемы собственной безопасности и развития на путях политического реализма и экономического прагматизма. Слабеющий интерес ЕС к восточно-европейским интеграционным проектам перед лицом вызовов со стороны южных соседей ещё более подталкивает наше пограничье к безыдейной политике выживания, в том числе совместного. В такой ценностной среде белорусский режим может рассчитывать на большую степень интеграции в региональные процессы экономической кооперации, чем это было в прошлом.