Один из духовных законов обязывает: не осуждайте и не критикуйте то, чего не понимаете. Ну, а если всё же критикуете, то стоит задаться вопросом о том, из чего исходит ваша критика. Она ведь может исходить и из обиды, из ощущения ранености и униженности. Или из зависти и ревности. Или из ощущения того, что на вас и на ваше посягают. Тогда возникает сомнение в состоятельности вашей критики, в ее беспристрастности. Ибо у критики есть и должна быть своя особая беспристрастность. При этом совершенно недостаточно посмотреть на критикуемый объект только с точки зрения настоящего. Много важнее посмотреть на него с точки зрения будущего, что требует тоже особой способности. Но важно также посмотреть на него и с точки зрения прошлого. Поэтому Том Маршалл, говоря о главных чертах лидера, утверждал, что необходимо выступать сразу в трех ролях: аналитика, историка, пророка. Это, я думаю, вполне можно применить и к философу (с его дискурсивностью), и к политику (с его доксичностью). И критика должна быть аналитичной, историчной и в определенном смысле пророческой.

Между прочим, мы могли бы обозначить (впрочем, не без упрощения) три границы: между настоящим и будущим (это и есть сфера действий лидера, который привлекает будущее в настоящее); между прошлым и настоящим (зона пребывания аутсайдера, который привлекает прошлое в настоящее); между прошлым и будущим, которая и есть само настоящее (здесь укрепился обыватель, который не является ни «лидером», ни «аутсайдером», но именно благодаря его инертному пребыванию будущее притягивается в прошлое, а прошлое — в будущее). Поэтому критика обывателя («легкая добыча») может оказаться коварной в отношении самого критикующего. Да и вообще нужно было бы спросить себя: а тех ли мы критикуем?

Вспомним, к примеру, множество людей, критикующих… допустим, Канта; и не только из числа философов, но и из числа разного рода идеологов, богословов, пропагандистов и т. п., то есть тех, кто в лучшем случае когда-то пролистал Канта. Эта, скажем так, «популярная» критика не вникает в сложности кантовских анализов, в тонкость нюансировки его мышления и т. п.; нет, она ведется в некоем «обобщенном масштабе» — либо с опорой на какую-нибудь выхваченную из богатейшего контекста кантовской мысли «частность», которая, впрочем, раздувается у критика чуть ли не до значимости «решающего момента» (или «события»; это кому как нравится) кантовской философии. Спрашивается: кого же критик критикует? Он будет уверять, что именно Канта, т. е. самого основателя критического метода. А за что? — За то, что пошел недостаточно далеко, что не был достаточно радикальным (как наш «критик»), что вообще пошел не по тому пути, что совершил «роковую ошибку» там-то и там-то или в том-то и том-то. Короче, ничего нового. И при этом с уверенностью можно сказать, что сам Кант остался для нашего «критика» «вещью-в-себе», что никакой действительной встречи с Кантом у него никогда в жизни не было; что критикует он своего собственного, утрированного и вымышленного «Канта», конструируя его образ (и пользуясь при этом готовыми шаблонами), а потом с легкостью расправляясь («критика») с этим им же сконструированным, страшно суженным и схематичным «Кантом».

Кант в данном случае для нас лишь пример подобной «критики» (которая критикует не Канта, ибо к этому она не способна, а ею же шаржированный образ Канта). И вот подобное же сплошь и рядом происходит в политике. Но тогда возникает странный парадокс. А именно: политические противники, жестко и бескомпромиссно сражаясь друг с другом, реально никогда друг с другом не соприкасаются и не встречаются. Каждый насмерть бьется лишь с тенью другого. И тут возникает второй парадокс: с одной стороны, тень — это заведомо «облегченный» противник; в «основном» тень безмолвствует, вы можете топтать тень другого, как хотите. Но с другой стороны — какое безнадежное дело! Чтобы победить тень, потребовалось бы победить солнце! Но «солнцем» ведь вы считаете себя и свою партию! Так что, кажется, мы навечно обречены «любоваться» этой, с позволения сказать, «схваткой».

Вот почему всегда стоит задаться вопросом: а того ли он на самом деле критикует, о ком говорит? и с тем ли на самом деле борется, кого проклинает?

Ну, а наша, вот эта критика — о тех ли, о ком сказала? — Решайте сами.