То обстоятельство, что переговоры о нефтегазовом сотрудничестве между Беларусью и Россией длятся больше года, Таможенный кодекс до сих пор не подписан (хотя дата вступления его в силу — 1 июля 2017 года — неумолимо приближается), а также не решаются другие конфликтные вопросы с Россией, вовсе не означает, что стороны не договорятся. Договор — это, как правило, вопрос цены.
А цена зависит от конъюнктуры, и прежде всего — от доступности равноценных альтернатив в настоящей ситуации и в перспективе. В России считают, что позиции Беларуси в транзите российских энергоресурсов и других товаров в ЕС либо уже перестали быть ключевыми, либо вот-вот перестанут, и, стало быть, соответствующие услуги Беларуси должны быть оценены ниже. В Беларуси, напротив, полагают, что, во-первых, Москва преувеличивает значение возросшей самостоятельности в поставках ключевых товаров в ЕС и, во-вторых, что политический статус «главного союзника» и «отличника постсоветской интеграции» уникален сам по себе и своим весом компенсирует снижение транзитного значения страны. Кроме того, Беларусь все еще охраняет российскую границу — и юридически, и фактически, а также является военным союзником.
Отсутствие нефтегазового соглашения до сих пор означает лишь то, что оценки сторон своей части обязательств по предполагаемому договору резко не совпадают. Однако, не следует упускать из виду, что обе стороны уверены в достижимости компромисса — хотя бы потому, что Газпром ритмично и в полном объеме обеспечивает газовые поставки в Беларусь, считая при этом, что Беларусь их оплачивает лишь наполовину. Возможно, Газпром не торопится вносить окончательную ясность в эту проблему, выжидая более отчетливых перспектив по проекту Северного потока-2.
20 марта стало известно, что утвержден и график поставок нефти, причем в размере 16 млн тонн до конца 2017 года (по 4 млн в квартал), и этот график никак не зависит от исхода переговоров по газу. Основная причина сокращения поставок нефти связана вовсе не с разногласиями по газу, а с необходимостью обеспечить доходы «Транснефти» от эксплуатации БТС-2 и новой инфраструктуры порта Усть-Луга. Если бы белорусские энергетики не дали соответствующего повода в виде недоплаты за газ, вполне возможно, начались бы внезапные ремонтные работы на российском подводе к белорусскому участку южной ветки «Дружба», как это происходило в случае заполнения БТС-1. Такой форс-мажорный ремонт все еще может случиться, если компромисс по газу будет достигнут, и белорусская сторона на этом основании начнет наставать на восстановлении прежних объемов поставок нефти (22-24 млн тонн).
Трудно сказать, насколько полно белорусская сторона учитывает эти весомые факторы снижения своего веса в российском транзите, но очевидно, что она пока не готова мириться со снижением цены своих транзитных услуг, которая складывается не только из собственно транзитных поступлений, но и многочисленных выгод из-за разницы цен для Беларуси и других стран региона. Резонно также учитывать и союзничество. Однако, вес союзничества — не стабильная величина; она столь же непостоянна, как и удельная ценность транзитных услуг. Значение союзника, обладающего даже относительно невысокой степенью свободы в своей внешней политике, значительно выше, чем союзника, который является, образно выражаясь, обкуском твоей собственной судьбы.
Другими словами, пока у Беларуси имеются перспективы нормализации отношений с ЕС, ее интеграционные интенции и исполнение ей союзных обязательств имеют определенную ценность для России, когда таких перспектив нет — их ценность девальвируется. Следовательно, белорусская сторона может рассчитывать на компромисс с Россией на более выгодных для себя условиях только до тех пор, пока не лишит себя альтернативных возможностей. Если лишит — все равно договорится, но условия будут те, на которых сейчас настаивает Россия.