Андрэй: Год таму мы казалі, што адбылася рэвалюцыя духу. Хаця не было палітычных і сацыяльных зьменаў, адбыўся непазьбежны й незваротны духоўны зрух. Мінуў год. Дзе вынікі гэтага зруху? Ці не зарана мы казалі пра рэвалюцыю? І што мы назіраем цяпер?
Максим: От идеи, что революция состоялась, не отказываюсь. Но хотел бы сделать несколько поправок. Революция, действительно, произошла — но в сфере духа, а не как социальное преобразование. И она затронула меньшинство. Тех, для кого мартовские события стали импульсом к изменению собственного жизненного проекта. Кому Площадь показала новые возможности самореализации, новые формы человеческих контактов и новые отношения с абсурдной системой, казавшейся непобедимой. Оказалось, что реальность поддается трансформации и ее можно исправлять.
Вот это активное новое меньшинство — прежде всего молодежь, которая прошла опыт Площади, — главный и реальный результат тех изменений. Мы не получили глобальной революции. Но это частная революция, без которой невозможны дальнейшие изменения.
А.: А што да вынікаў, то гэта вынікі не сацыяльныя, не палітычныя і не эканамічныя. А вынікі менавіта духоўнага кшталту. Пасьля сакавіцкіх падзей — шматдзённыя эстафэтныя галадоўкі вернікаў: спачатку галадоўка менскіх пратэстантаў, потым гарадзенскіх каталікоў. Гэта таксама чын «Маладога фронту» — іх арыштоўваюць, а яны ўсё адно выходзяць і не хаваюцца.
Так што зрухі адбыліся, і зрухі зрабіліся матэрыяльнымі. Дарэчы, мы бачым паўсюль значкі «За свабоду». За значкамі палююць, але яны зьяўляюцца ізноў. Да сакавіцкіх падзей такой публічнай дэманстрацыі сваёй нязгоды не было.
М.: Добавлю к твоему оптимизму толику пессимизма. Очень точное определение происшедшему дали создатели мультимедийного диска «Рэйволюция» — медиагерои нового поколения. Они показали март-2006 как арт-акцию. Площадь — как своеобразный, очень яркий, четко резонировавший с духом времени перфоманс. Какова задача арт-акции? Не изменить порядок вещей, а обозначить новое отношение к нему.
Значки «За свободу» перестали быть событием. Они превратились в маркировку прогрессивного молодёжного сообщества — не более того. Знаки отличия, как погоны. Что мы получили кроме них? Несколько дисков «За свободу», пару новых острых песен N.R.M., картину Марочкина, несколько разного качества фильмов… Вот материальные результаты прошлого марта. И это немного.
А.: Гэта практычна нішто. Але чаму? Ёсьць арт-акцыя — вельмі незвычайная, тым болей для нашай краіны. Чаму забуксаваў працяг? Чаму акцыя не пайшла ўшыркі? Якія — чыста мастацкія мэханізмы распаўсюду — не спрацавалі, каб гэта трансьлявалася далей?
М.: Площадь дала новое поколение социальных борцов, но не дала новых авторов. О Площади сейчас рассуждают те, кого при всем уважении трудно отнести к творческому и артистическому авангарду. Авторы текстов про март используют свои старые приемы. Еще один фильм Юрия Хащеватского. Еще одна картина Алеся Марочкина. Нет приращения смысла! Мы не имеем и серьезной прозы про Площадь. Остались журналистские репортажи, свидетельства участников…
А.: …інтэрнэт-запісы…
М.: …и всё. Очень слабый резонанс, который вызвали мартовские события в среде арт-элиты, показывают реальный статус этой элиты. Площадь осталась без авторов.
А.: І тут мы прыходзім да адной з загадак, якая злучае арт-акцыю і вялікую палітыку. Арт-акцыя Плошчы была пераважна стыхійным бунтам. Рэжым ня ведаў, як на гэта рэагаваць: «адмарозкі», «наркаманы», «купленыя!». Але і апазіцыйныя палітыкі, якія павінны былі напоўніцу арт-супраціў скарыстаць, таксама ня ведалі, што з гэтым рабіць. Яны захрасьлі ў сваім камсамольска-бюракратычным выкшталце, Плошчу патапілі ў рыторыцы, элементарна забалбаталі.
Рэжым у подступах да пату, «афіцыйная» апазыцыя — даўно ў паце. Але тое ж самае адбылося з мастакамі.
М.: Налицо смысловой разрыв между людьми Площади и теми, кто пытается профессионально мыслить реальность. Потому что сама Площадь жила по законам, никак не вытекающим из системной деятельности вождей и политических структур. Площадь развивалась преимущественно как импровизационная арт-акция. Поэтому те, кто по долгу службы был обязан ее осмыслять, развивать и организовывать, оказались не способными к этому. Они ее не поняли и не могли возглавить.
Но любой спектакль имеет финал. Любая акция имеет завершение. Массовый энтузиазм марта-2006 закономерно схлынул. Когда мы обсуждали флэшмобы, я говорил: либо молодые бунтари создадут адекватные структуры, либо рассеются в электорате. Структур, за исключением движения «Инициатива», так и не появилось.
А.: І галоўным ворагам духу Плошчы сталася не ўлада, а так званая запісная апазыцыя.
М.: В этой ситуации у меня меньше всего вопросов к молодежи с Площади. Они реализовали естественное гражданское право на социальное неповиновение. Но нормальный европейский гражданин каждый день на демонстрации не ходит — он не профессиональный революционер. Это человек ситуации. И когда ситуация меняется, он возвращается к своим делам. Что и сделало большинство людей Площади, из которых в революционеры ушло меньшинство.
Напрашивался эффективный диалог между этими новыми активными гражданами и профессиональными политиками. Но они друг друга не поняли. Они друг друга не увидели. Поэтому в той среде, которая год за годом занимается системным сопротивлением, Площадь продолжения не имела.
А.: З гэтымі таварышамі ўсё зразумела. На працягу году яны займаліся выключна ўнутранымі разборкамі — і каласальнейшы патэнцыял надзеі на працягу году быў змарнатраўлены. Партыйныя недакангрэсьнікі спрацавалі лепей за рэжым.
Але й мастакі ня здольныя Плошчу адэкватна асэнсаваць. Калі ўзяць Марачкіна, то гэта відавочны патасны кіч савецкага разліву…
М.: …который представлен альтернативными СМИ как выдающееся достижение искусства.
А.: Шылаў і Глазуноў кусаюць локці ад зайздрасьці…
М.: Мы здесь имеем то же, что и на уровне официальной культуры: подмену эстетических критериев идеологическими.
А.: У чыстым выглядзе. І іронія, на якую спасылаецца Марачкін, — вельмі слабое апраўданьне. Калі «прафэсійныя палітыкі» прыйдуць да ўлады і Плошча будзе афіцыйна-абавязкова прадстаўлена такім чынам, я першы выйду на вуліцу з чырвона-зялёным сьцягам. Самы чалавечны твор зрабіў замежнік, Дэмбіньскі…
М.: А я скажу почему. Дело не только в том, что он ходил в иную школу, чем господин Хащеватский. Поляк Дэмбиньски отнесся к нашей ситуации как грамотный турист. Он сохранил дистанцию, что и создало эффект достоверности. А наши фильмы воспроизводят пропагандистские клише и штампы. Мне странно, как из свежего, яркого материала Площади у Хащеватского получился настолько советский фильм. Прямо «Обыкновенный фашизм-2»! Меня удивляет, что из хроник «горячего марта» можно собрать такую возвышенную невнятицу, как у Сергея Патаранского.
Мы не только в политическом плане, но и в культурном имеем ситуацию, когда словарь отстает от событий. Когда привычные техники, помогавшие «ловить» реальность, сейчас уже не срабатывают. А новых еще нет. Даже талантливейший автор Вольский отреагировал на события плакатно-листовочным «Гадючником». По-моему, это одна из худших песен N.R.M. Не хватает словаря. Не хватает форматов.
А.: Справа ня проста ў слоўніку. Каб зрабіць адэкватны палітычны тэкст, трэба адмовіцца ад падпарадкаваньня мастацтва палітыцы. І Патаранскі, і Хашчавацкі зьяўляюцца закладнікамі палітычнага супрацьстаяньня, перацягнутага ў фільм. І таму Хашчавацкі на працягу карціны проста спрачаецца з Лукашэнкам. Ён робіць фільм пра Лукашэнку й крыху пра Плошчу, выкарыстоўвае старыя схемы «Звычайнага прэзыдэнта». А Патаранскі…
М.: …пиарит Козулина…
А.: …і выкарыстоўвае нарэзку старой хронікі, прычым найнуднейшых момантаў.
М.: Чтобы сделать адекватный художественный текст, нужно избавиться от корпоративной, идеологической, партийной зависимости. А этого не смог сделать ни один из белорусских авторов. Поляк Дэмбиньски «беспартийный». Потому и выглядит убедительней.
А.: Старыя звычкі і партыйнасьць у чыстым выглядзе сябе й праявілі. І ніводны з твораў не схапіў самае галоўнае — сам дух Плошчы. У лепшым выпадку былі вонкавыя пабытовыя назіраньні.
М.: Мы получили год паузы. И в плане политическом, и в плане культурном, и в плане развития сознания. Несколько дней в марте-2006 дали нам мощный заряд энергии, на котором мы инерционно существуем по сегодняшний день. Это хорошо. А плохо, что продолжения не получилось, что мы по-прежнему живем, оглядываясь на март прошлого года.
А.: Можа, гэта паўза скончыцца, і тая энэргія, якая была страчана, расьцярушана, — узнавіцца ізноў? Што для гэтага трэба?
М.: Нужна ротация оппозиционных элит. Политических и культурных. До тех пор пока на господствующих позициях будут стоять герои вчерашнего дня, мы будем получать стояние на месте. Которое изменится в лучшем случае тогда, когда сработает «эффект Площади». Я говорю о ситуации, когда очевидные, наглые действия власти снова вызовут спонтанную реакцию «ветеранов» — тех, кто пережил на Площади-2006 свой момент просветления. Эффект детонации — единственное, на что я сейчас рассчитываю. Потому что говорить об успехах движения «За свободу!» смешно. Говорить о новых инициативах лидеров еще смешнее. Я не верю в лидеров. Я верю в тот коллективный дух гражданского неповиновения, который показал себя год назад.
А.: А ён і ня зьнік, ён застаўся. Людзі разышліся сам-насам, але гэта памятаюць. Як бы ні спрабавалі замаўчаць гэта адны і схлудзіць іншыя. Але калі адбудзецца дэтанацыя, то будзе зьнішчаны ня толькі рэжым, але й прышпілены да яго сымбіёнт — намэнклятурная псэўдаапазыцыя. Аплакваць іх ня трэба.