От бойкота к диалогу (ответ В. Силицкому)
Уважаемый Виталий, я целиком поддерживаю Ваше предложение продолжить дискуссию, так как убежден, что публичные дискуссии есть необходимый элемент гражданского общества. Я также полностью разделяю Ваш призыв «не приписывать друг другу того, чего не было сказано».
Вероятно, каждый из участников начавшейся благодаря Вам полемике испытывает ощущение того, что ему «приписывают» нечто, чего он не говорил и о чем даже не думал. Но Вам как «зачинщику», наверное, пришлось труднее всех. Не только ваши оппоненты, но даже Ваши собственные друзья, по Вашему собственному признанию, записали Вас в «противники русского языка». Это последнее обстоятельство заставляет задуматься. Ведь если бы дело ограничилось идеологическими противниками, можно было бы действительно «просто уличить» своего оппонента «в передергивании, которое граничит с ложью» и «прекратить дискуссию». Почему так поступают Ваши противники? — здесь можно придумать массу объяснений, начиная с предположений о глупости оппонента и заканчивая его злонамеренностью. Но что же делать с друзьями? Их ведь не обвинишь ни в том, ни другом. По отношению к ним недоброжелательность, злонамеренность и предубеждения исключаются.
Если дело не в предвзятости, то в чем? Об этом стоит поразмышлять. Конечно, полностью исключить «субъективный» момент нельзя. Читая текст, особенно такой, который касается «болезненной» темы языка, трудно сохранять невозмутимость, «объективный», рассудочный взгляд. Невольно прорываются эмоции, и порой видишь в тексте то, чего там нет. Тогда начинаются различные «приписки» и «подразумевания». Здесь я должен признать, что, отвечая на Ваш призыв, я, к сожалению, поддался в определенной степени эмоциям. Но только в «определенном». Тот факт, что моя реакция оказалось сходной с реакцией других Ваших оппонентов, включая Ваших друзей, заставляет думать, что данную проблему не разрешить, сославшись на общую эмоциональность. Само Ваше воззвание дает некоторые «объективные» основания для критики.
Дело не в том, что мы и, в частности, я считаем Вас противником русского языка. Думается, что все, кто читал Ваш текст, заметили то место, где говорится о том, что Вы не выступаете «за удаление русского языка с белорусского медийного пространства» и что Вы всего лишь «протестуете против политики удаления языка белорусского». Сомневаться в искренности Ваших слов у меня нет никаких оснований, и, наверное, у других Ваших оппонентов тоже. Дело в том, как Ваш призыв к бойкоту выглядит в глазах читателя. А выглядит он именно как призыв «удалить» русский язык. Если я понимаю слово «бойкот» так же, как и Вы, то в данном случае он означает, что мы должны отказаться слушать передачи Немецкой волны только потому, что они ведутся на русском языке.
Далее возражение вызывает слово «удаление». «Удаление» означает уничтожение, изъятие чего-то уже существующего. Вещание на русском языке никоим образом нельзя признать удалением белорусского языка, поскольку Немецкая волна не вещала на белорусском языке и по этой причине не могла его «удалить» и заменить на русский. Если бы это было так, то я охотно подписался бы под Вашим призывом.
Повторю еще раз: я отнюдь не считаю, что Вы выступаете за «удаление» русского языка, я лишь обращаю внимание на то впечатление, которое складывается у многих читателей от вашего воззвания. Я полностью разделяю Вашу озабоченность тем, что белорусский язык находится в крайне неблагоприятной ситуации и что необходимы специальные усилия, чтобы его поддерживать.
Вопрос в том, является ли предлагаемая Вами мера — бойкот — адекватным средством для его поддержания. С моей точки зрения, как и с точки зрения других Ваших оппонентов, не является, либо, по меньшей мере, является спорной. И об этом можно и нужно спорить! Это вопрос тактики. В данном конкретном случае тактика бойкота кажется мне контпродуктивной. Белорусский язык находится в тяжелом положении не по вине западных радиостанций. Запад как раз делает немало для поддержания белорусского языка и белорусской культуры. Белорусская редакция Радио Свободы уже много лет вещает исключительно на белорусском, множество белорусскоязычных издательских и образовательных проектов существует благодаря западной поддержке. Главная причина здесь в политической ситуации в самой Беларуси. Главный враг белорусского языка, как впрочем, и любого другого — это авторитарный режим, подавляющий свободное развитие всех творческих сил.
С тактической точки зрения открытие русскоязычного вещания является правильным. Невозможно отрицать, что, вопреки опросам о родном языке, большинство населения Беларуси говорит на русском. Если верить Владимиру Березину, аудитория белорусскоязычной Радио Свободы составляет 5%. С этим ничего не поделаешь, такова реальность, и мы вынуждены с нею считаться. Если в борьбе с авторитаризмом эффективнее использовать русский язык, то нужно его использовать. Если бы введение вещания на китайском языке хоть на день приблизили демократические преобразования в нашей стране, то я был бы сторонником китайскоязычного вещания.
У белорусского языка есть только один шанс стать процветающим языком, языком нации, языком культуры. Это — демократическая страна, где утверждаются либеральные ценности. В условиях свободного развития и свободной конкуренции белорусский язык имеет достаточно шансов превзойти русский.
Что касается случая Немецкой волны, то я бы предложил альтернативу. Не объявлять бойкот, но обратиться к европейским политикам, чиновникам, общественности и т. п. и поставить вопрос о том, чтобы кроме русского языка было введено вещание и на белорусском. Уверен, что оно не вызвало бы разногласий, и под таким предложением подписались бы все.
* * *
Существует две стратегии отношений между людьми и обществами. Одна состоит в использовании слов, аргументов, убеждений, диалога, переговоров. Другая стратегия — это отношения посредством иных способов, нежели речь. Последняя делится на два подвида: 1) отказ от отношений, избегание их, самоизоляция и 2) отношения, основанные на силе.
Начинать с переговоров нужно в любых обстоятельствах, но в отношении Запада, Европы, мы просто обязаны это делать. В современной Европе как нигде ценится принцип диалога, европейское общество, как ни одно другое, стремится строить свои отношения на принципе консенсуса, договора, взаимного доверия. Именно поэтому Европа является наиболее открытой к диалогу. Если сила слова и имеет где-то значение, то это Европа. С ней нужно вести переговоры, разъяснять свою позицию, приводить аргументы. Если мы не будем этого делать, то на нас будут по-прежнему смотреть как на детей, в нас не будут видеть полноценного собеседника, признавать себе равным.
Ведение диалога требует большой выдержки и большого терпения. Диалог содержит опасность непонимания даже между самыми близкими людьми, что же говорить о людях из других стран и других культур. Посмотрите, как Европа упорно пытается наладить диалог с Ираном по поводу возможного производства последним ядерного оружия. Она до последнего пытается сохранить возможность переговоров, ищет любой способ, чтобы договориться. Мы можем многому научиться у Европы.
Монтескьё в «Духе законов» писал, что принципом деспотии является страх, принципом монархии — честь, а принципом демократии — добродетель. Умение вести диалог есть одна из этих добродетелей.
Александр Адамянц
18.08.05