Обыкновенно я считал примерно так: если мы намереваемся возрождать национальную культуру и пр., то делать это придется преимущественно не за российские средства. Можно за европейские, можно за американские… можно, наконец (вы не поверите), свои заработать. Например, создать компьютерную игру «Независимость» по мотивам нефтегазовых переговоров с Федерацией: первый уровень — газовые переговоры, второй — нефтяные, третий — сахарная война и т. д. В этой игре обязательно нужно ввести такую возможность: продажа Белтрансгаза одновременно трем участникам — России, Германии и Польше при сохранении за собой блокирующего пакета акций (разумеется, для обеспечения энергетической независимости страны). Всё это должно развивать политическое воображение…

Трудно сказать, чья сторона первой отметилась в установлении «синонимической» связи между льготными ценами на энергоносители и независимостью белорусской государственности — официозная или оппозиционная. Но с каких-то пор так и повелось: защиту нефтегазовой ренты «государства-корпорации» всё чаще стали отождествлять с защитой суверенитета, а стремление российской стороны довести цены на газ для Беларуси до уровня региональных — с очевидным проявлением имперского нажима. Дошло до веселья: из оппозиционного лагеря стали время от времени раздаваться призывы объединиться вокруг Лукашенко с целью оказания отпора — главным образом, конечно, массмедийного — нашему восточному соседу-врагу.

В соответствии с подобной доктриной, подлинная угроза белорусской независимости возникает тогда, когда Беларусь пытаются вывести из-под покрова Союзного государства, т. е. сделать в полном смысле независимой, в т. ч. в экономическом отношении. Подобная схема политического мышления требует от нас сделать все требуемые выводы до конца: страны Балтии и — шире — все страны Восточной Европы испытывают угрозу независимости в связи с тем, что не приобретают российские энергоресурсы по льготным расценкам. Страны ЕС, которые — в соответствии с документами ЕС, трактующими об энергетическом балансе, — приобретают газ у Норвегии по еще более высоким расценкам, чем у России (хотя Норвегия находится ближе), попадают к ней в зависимость и, следовательно, в скором времени войдут в ее состав. Кажется, именно этому учат белорусские политики и аналитики.

Почему эта схема (дешевые энергоресурсы = независимость) так легко утвердилась в головах белорусского «политического класса»? Возможно, потому, что идеология «транзитной ренты» — это едва ли не единственный проект, когда-либо тут выдвигавшийся. Просто одни имели на этом проекте вполне реальные, живые деньги, другие — извлекали символические дивиденды, т. е. наслаждались им по принципу отложенного удовольствия. Таким же образом, скажем, Андрей Суздальцев «оттягивается» на победах Газпрома так, как если бы держал контрольный пакет его акций у себя под подушкой. И ровно таким же образом белорусская пропаганда приглашает обывателя к сопереживанию драмы вымывания ренты у господствующей политической корпорации. Взывает к возмездию и отпору… Хотя не вполне понятно, как этот отпор оказывать. Платить за газ иль не платить?

Лично я бы призвал всех объединиться вокруг лидера… и не платить. Всем вместе. Мы не заплатим ЖКХ, ЖКХ — в бюджет, бюджет — российской стороне, и таким образом мы отомстим агрессору и отстоим независимость. Схема рабочая. В отличие от тех, что предлагает Лукашенко и его стихийные союзники из оппозиции.

Если серьезно: ниже я попытаюсь показать, почему доктрина «имперской угрозы» и сопутствующий ей «мобилизатор» — «баранiць незалежнасць» — наносят больше вреда, чем пользы, почему они вовсе не способствуют действительному пониманию происходящего и, следовательно, — формированию адекватного политического предложения.

Мотивы и эффекты

Многим из нас очень трудно симпатизировать России и российской политике последних лет, но, признаться, есть момент какого-то разнузданного извращения во всех этих обвинениях в ее адрес. Ее обвиняют, напомню, в империализме, одновременно полагая, что она должна субсидировать белорусскую независимость. Это всё равно что запускать летающий змий в воду и досадовать по поводу того, что он не желает плыть кролем. Но если вынести все моральные аспекты за скобки, то следовало бы признать концепты «имперской угрозы» и «национальной независимости» слепыми пятнами местных анализов, т. е. чем-то таким, с чего эти анализы начинаются и чем заканчиваются, но что в конечном итоге позволяет не замечать всего остального. Или иначе: шаблоны «империализма» и «независимости» — это, в общем, средства «конвенциональной методологии», позволяющие ничего не анализировать, сведя политику к нескольким психологическим константам.

Так, нефтегазовый скандал здесь нередко интерпретируется как свидетельство значительного укрепления имперских повадок России. Теперь мы можем вообразить, как «кремлядь» (так ее последнее время именуют в Lj-коммьюнити) рассуждает: когда мы взвинтили цены для Эстонии, Латвии и Литвы, они ушли в ЕС и НАТО. Когда мы то же самое проделали с Украиной, она, тем не менее, не стала педалировать идею создания ЕЭП и еще больше захотела в ЕС и НАТО. Грузия и Молдова… Лучше не вспоминать. Но Беларусь… Беларусь обязательно вернется и войдет в состав России. Спрашивается: где здравый смысл? Хотя… если белорусские политики и эксперты вот уже более 15 лет воспроизводят полюбившуюся им мысль, то, может быть, и «кремлядь» имеет в головах нечто подобное?

Обличителям российского империализма мотивы Кремля представляются либо чересчур злодейскими, либо чересчур благодушными, либо вообще безумными. Если Путин & Со. рассчитывают на то, что энергетический шантаж в конечном итоге приведет к коллапсу белорусского образа жизни, то они, конечно, злодеи. Если при этом они надеются, что Лукашенко — просто в силу обеднения белорусского народа — попросится в состав России, то, следует признать, они слишком хорошего о нем мнения. Если же в Кремле просто полагают, что в результате социально-экономического кризиса Лукашенко сменит более «пророссийский» политик, то они безумцы. Для которых, добавим, по какой-то жизненно важной причине необходимо ввести в состав Федерации еще один «маниакально-депрессивный» регион. Ну, а в случае со знаменитой версией, касающейся третьего срока В. Путина, получается, что «кремлядь» предпочитает двигаться наиболее затратным в политическом и экономическом отношении путем: имея за спиной думское большинство и необходимое количество «общественных инициатив», можно ведь обойтись несколько меньшим ущербом для международного имиджа России и меньшим риском для правящего класса, нежели в случае с «союзным» нефтегазовым конфликтом.

Можно задать более простой вопрос: почему нефтегазовые соглашения, якобы призванные «вернуть Беларусь в лоно России», скажем, к марту 2008 г., заключаются на 3-4 года и предполагают поступательное урезание белорусской ренты?

Вообще говоря, склонность препарировать политику лишь на уровне мотивов основных действующих игроков — без учета последующих (как правило, типовых) эффектов — зачастую ведет по ложному следу, и эксперт может стать тут на иллюзорно твердую почву лишь тогда, когда имеется соответствующая экспертная конвенция: сказано «имперские поползновения», значит, так тому и быть. В свое время имелась широкая конвенция по поводу того, что интервенция США в Ирак была продиктована стремлением снизить цены на нефть. Так это или нет, мы до сих пор не знаем, но мы знаем, к чему это всё привело — к росту цен на нефть и, в частности, беспрецедентному разрастанию ВВП России до 1 трлн. долларов. Таким же образом, полагаю, какими бы «подлинными» мотивами ни руководствовался Кремль в своих действиях, ведут они к тому же, к чему вели последние 15 лет — к демонтажу имперского комплекса, к обособлению государственных суверенитетов и хозяйственных комплексов и, наконец, перестройке тех самых хозяйственных связей, сохранением которых белорусский агитпроп мог гордиться до последнего времени.

Слепое пятно «российского империализма» — это, в общем, один из распространённых способов не замечать существенного изменения в ее политике, который можно было бы определить как переход от постсоветского (демократического) империализма к меркантилистскому изоляционизму. «Экономическое превосходство» вместо «территориального влияния», или покупка союзников вместо силового принуждения — вот изменение в ключевых формулировках. Именно благодаря этому изменению мы получили серию торговых войн, возможности которых еще несколько лет назад никто не допускал. Более того, природу нынешних политических скандалов и понять-то невозможно, если не принимать в расчет вышеуказанную синкопу или, по меньшей мере, не делать различий между «империализмом-I» и «империализмом-II».

Первый империализм — империализм великороссов, где «Третий Рим» имеет прописку отложенной мечты. Второй империализм — это империализм Газпрома, в общем, сходный с «империализмом» концерна Volkswagen, монополизировавшего автопром в некоторых странах Восточной Европы. «Игра в империю» и «игра в монопольку» — это, в общем, два разных типа игры, с разными правилами и вытекающими из них эффектами. Соответственно должны различаться и противоядия. Их важно не перепутать. Если против Volkswagen бросить НАТО, то в какой-то момент мы с удивлением можем обнаружить, что вся его боевая мощь оказалась поставлена на шасси немецких разработчиков. С Газпромом может сложиться подобная ситуация — если «баранiць незалежнасць» так, как до сих пор предлагалось и предлагается у нас дома.

Если последние инициативы Кремля в общем и целом вписываются в логику требований ВТО, то «имперской» следует считать прежде всего именно эту организацию. Но я не думаю, что подобная гипотеза поставит наши политические исследования на какой-то более быстрый и надежный рельс.

Следовало бы действительно проанализировать некоторые вещи и ответить на вопрос, до какой степени в современном мире могут и должны распространяться «суверенитет» и «независимость» государства в области стратегической безопасности, энергетической безопасности, финансовой политики, демократической политики, культурной политики и пр. А также о том, в каких формах может реализовывать себя «неоколониализм». Легко увидеть, что белорусская власть ведет себя действительно-таки независимо, скажем, в аспекте «избирательных технологий» или выполнения каких-то международных обязательств, но такую форму абсолютной независимости едва ли можно приветствовать. А вот действительно независимой внешней политики, например такой же, как у Польши, Беларусь никогда не проводила, и это не должно вызывать восторга.

От «независимости» к ее использованию

Что хотелось бы отметить особым образом: чрезмерная концентрация на «имперском факторе» в нашем случае, как правило, означает приглашение не замечать тех чудовищных промахов в политике (в. т. ч. экономической), которые в период правления Лукашенко были сделаны. Отсюда, как минимум, следует, что «баранiць незалежнасць» означает повторять эти промахи и далее, не считаясь с обстоятельствами, всё более скатываясь к политике военного коммунизма, о чем предупреждает, например, Леонид Заико.

В конечном счете можно говорить о том, что официозная и оппозиционная схоластические линии сходятся в том, что нужно вразумить электорат платить за потребление газа и электроэнергию значительно больше, чем он платил до сих пор.

В то время как полезней было бы заставить власть снизить маржу между «российскими» ценами на входе и «национальными» на конечном выходе, которая в минувшем году порой превышала 100%. Подумать об энергосберегающих технологиях (и, соответственно, инвестициях) — столько раз к этому призывалось и никак не отзывалось. Так и не отозвалось: весь белорусский политический класс, как осёл на транзитном пути, уперся в газ, нефть и «независимость».

Существует необходимость — одна из сотен необходимостей — децентрализации жилищно-коммунального комплекса. Тепловые/энергетические потери, связанные с негибкой, централизованной системой отопления, а также с тем техническим обстоятельством, что потребители не могут регулировать подачу тепла в помещения в зависимости от погодных условий, времени суток и пр., оплачиваем, разумеется, мы с вами. Россия здесь ни при чем.

Как хорошо известно, существует также проблема диверсификации поставок энергоресурсов, в данном случае касающаяся снижения односторонней зависимости от России. На высшем уровне эта проблема, конечно, поднималась, но исключительно в режиме наступательных риторических приемов — когда власть хотела еще сильнее поднажать всё на том же излюбленном восточном направлении (по принципу: вот мы сейчас как войдем в иранский вектор!). Велись ли какие-то переговоры по согласованию энергетической политики с Украиной? Нет. С Польшей? Нет. С ЕС? Нет: там нас только преференции интересуют. Со странами Балтии? Нет. Был только скандал с Литвой вокруг планируемого строительства могильника ядерных отходов. А когда литовцы и поляки пригласили нас поучаствовать вскладчину в строительстве АЭС, мы высокомерно отвернулись — видимо, в расчете на то, что Россия оценит этот величественный жест. Как насчет каких-нибудь там новых технологий, ветряков, возобновляемых источников энергии?.. Забыть. Хотя еще Дмитрий Иванович Менделеев говорил о том, что просто сжигать нефть и, добавим, газ — всё равно что топить печь ассигнациями. Из углеводородов, к примеру, можно изготавливать очень ценные разновидности полимеров. Но пока в руках была нефтегазовая рента, пока было Союзное государство «на условиях независимости» (т.е. фактически внутрироссийских цен), думать обо всем этом не было необходимости.

Сейчас необходимость есть, но уже приходится перестраиваться на марше. Сегодня мы готовы, говорит Лукашенко, работать хоть с чертом, хоть с дьяволом (т.е., как мы уже догадались, с США, ЕС и всё той же Россией). Спрашивается: что мешало раньше? Быть может, отсутствие подлинной независимости, когда всякий контакт с Западом приходилось взвешивать на предмет возможной реакции «большого брата»? И не есть ли готовность сотрудничать хоть с чертом, хоть с дьяволом начало эры независимости? Так зачем же мы сетуем на то, что наш челнок, наконец, откололся от материнской станции? Конечно, независимость стоит денег, но неужели мы не готовы эту цену платить? В таком случае незачем делать серьезные патриотические физиогномии.

На днях «СБ», обращаясь к России, написала, что если она действительно великая страна (вот-вот: почти все постсоветские страны уговаривают ее проявлять имперский характер), то должна платить своим сателлитам. В пример приводятся США с их «планом Маршалла» и Франция и Великобритания с их бывшими колониями. Теперь мы, оказывается, не могущественный народ-победитель, а какое-то колонизированное население. Если пропаганда берет за основу плаксивые ноты партии «лузеров», то дело, в общем, движется к закату.

Но для того чтобы этот закат не стал закатом независимости нашей страны, следовало бы перейти от смутных ссылок на необходимость ее защиты к формированию предложений, как этой независимостью пользоваться. Для этого, как минимум, следует утвердиться в мысли, что если у Лукашенко и его окружения имеются серьезные проблемы с «независимостью» и «суверенитетом», то перед прочими белорусскими гражданами вопрос так не стоит. Более того, они могут увеличить собственную свободу и независимость — если избавятся от известной зависимости, опять же, прямо не связанной с российским империализмом. Короче, вопрос «чья независимость?» в нашем случае принципиален.

Как замечательно говорит один украинский обозреватель (см. «Украинская правда», 15.01.07), в ходе драматического противостояния двух сторон следовало бы ожидать появления Tertius Gaudens — третьего радующегося. В ситуации, когда трещит по швам идеологическая база двух авторитарных режимов — Беларуси и России, выиграть могли бы демократические силы. Если бы действительно умели извлекать выгоды из сложившегося положения.

Если бы…

Наш опыт показывает, что сослагательные наклонения — хотя они и относятся к измерению политически возможного/невозможного — не являются надежной базой для политического изобретательства и политических действий.

Партийная оппозиция, которая, похоже, пребывает в пассивном ожидании социально-экономического античуда (то бишь кризиса), как бы не желает знать, что самого этого античуда — без «упреждающих» политических инициатив — для смены политического режима недостаточно. Более того, может произойти не кризис, но поступательное обеднение граждан, их пауперизация при сопутствующем снижении жизненных стандартов. Для того чтобы избежать этого сценария, широко понимаемая оппозиция действительно должна преодолеть паралич и стать Tertius Gaudens, третьим радующимся. Она должна перейти от псевдостратегии «защиты независимости» к стратегии защиты собственных граждан, т. е. в итоге — к режиму реального представления их интересов.

Быть может, наиболее деструктивной в настоящей ситуации является позиция, которую занимаю я сам, всё еще ожидая политических действий от тех, кто, в общем, никогда не действовал. C ними у нас чаще всего получается примерно так же, как и с Россией: мы «анализируем» оппозицию, отталкиваясь от ее мотивов, планов и намерений, хотя опыт наблюдения за эффектами позволяет говорить о том, что оппозиция — часть той силы, что препятствует переменам.