Проведение чемпионата мира по футболу и успешное вступление на нем российской команды не смогли заглушить активную общественную дискуссию о планах правительства РФ по повышению пенсионного возраста. Возникает ощущение, что слышать о повышении пенсионного возраста в России сейчас доводится даже больше, чем во время обсуждения повышения пенсионного возраста в нашей стране в 2016 г. Исследования отношения населения двух стран к вопросу повышения пенсионного возраста позволяет увидеть различия во взаимоотношениях общества и государства, сложившихся в России и у нас.

Ситуация в системе социального обеспечения в России и Беларуси существенно различается. Попытки реформировать советскую пенсионную систему в России, в том числе, запустить работу негосударственных пенсионных фондов и перейти от распределительной модели к накопительной, начались с середины 1990-х годов, однако пока не увенчались успехом. С 2014 г. на пенсионные накопления российских граждан вводится мораторий, средства направляются на распределительную пенсию (в 2017 г. мораторий был продлен до 2020 г.). В Беларуси же структурных изменений в системе пенсионного обеспечения не происходило, эволюция пенсионной системы заключалась только в постепенной отмене льгот, повышении требований к стажу и продлении пенсионного возраста.

Эти различия создают разный контекст для восприятия повышения пенсионного возраста, однако именно из таких вещей и складываются взаимоотношения государства и общества, о которых мы сделаем общие выводы. Также определенное влияние на различное отношение населения может оказать возраст, на котором предполагается выход на пенсию после проведения реформы в Беларуси (женщины — в 58 лет, мужчины — в 63 года) и России (женщины — в 63 года, мужчины — в 65 лет). Однако учесть этот фактор сложно, поэтому просто будем иметь его в виду.

В Беларуси решение о повышении пенсионного возраста было принято в 2016 г. Тогда президент страны заявил о том, что насчет повышения «нужно посоветоваться с народом», однако референдум проведен не был, а также в публичный доступ не попали официальные данные социологических исследований на тему повышения пенсионного возраста. Тем не менее, у нас в распоряжении есть результаты опросов общественного мнения НИСЭПИ, которые включали вопрос об отношении к повышению пенсионного возраста сначала в декабре 2014 г., а потом в июне 2016 г.

Если в декабре 2014 г. с утверждением о том, что стоит повышать пенсионный возраст, были не согласны 76,7% («за» высказались 17%), то в июне 2016 г. после объявления А. Лукашенко об этой инициативе, «против» были 70,5% («за» — 19%). Актуализация проблемы и повышение доли недовольных, с одной стороны, должны были компенсировать усилия официальной пропаганды, с другой стороны. Тем не менее, мы видим снижение доли недовольных на 6%, и объяснение этому явлению можно найти в продолжающемся изменении социального контракта.

Во второй волне исследования социального контракта, проведенного BISS в 2013 г., эксперты зафиксировали интересную ситуацию. По многим параметрам, несмотря на сокращение льгот и череду экономических кризисов, оценки государства со стороны населения не снизились. При этом очень значительно снизились ожидания от государства и оценка важности его поддержки. Это снижение ожиданий и «автономизация» населения позволило государству сохранить видимость лояльности [1] населения. Вероятно, ожидания населения продолжили снижаться, и в действительности на поддержку «социального белорусского государства» мало кто рассчитывает. Поэтому и сокращается доля негативных оценок сокращения объемов социальной защиты.

Когда же стало известно об инициативе повысить пенсионный возраст в России, исследование «Левада-Центра» выявило значительно большую долю негативных оценок реформы. Против повышения пенсионного возраста до 65 лет у мужчин высказались 89% населения, а повышения пенсионного возраста у женщин до 63 лет — 90% населения [2]. Даже с учетом разных формулировок вопросов, отличие от доли негативных оценок повышения пенсионного возраста белорусами очень значительно и составляет 20%.

Дальнейший анализ этого вопроса, сделанный социологами «Левада-Центра» [3] позволяет увидеть структуру отношений населения России с государством, которая значительно отличается от ситуации в Беларуси. Для лучшего понимания восприятия реформы российским населением процитируем исследователей, которые приводят первую реакцию участников фокус-групп. «Участники нескольких групповых дискуссий, проведенных в начале июля с противниками и сторонниками пенсионной реформы разного возраста и достатка, признавались, что их первой реакцией на слова о реформе были растерянность, страх и обида на власть… По словам участников фокус-групп, пенсионная реформа в нынешнем ее виде — это „шулерство“, „свинство“, „кошмар“, „подлость“, „несправедливость“, „издевательство“, „зло“, „катастрофа“, „плевок в народ“, „эксперимент над людьми“, „отбор денег у народа“, „грабеж“, „неуважение к своему народу“, „гибель“, „истребление народа“, „нарушение прав граждан“, „нарушение конституции“, „ошибка“, „начало конца“, „обрушение всех надежд“.

В приведенной реакции и дальнейших рассуждениях можно выделить три существенных отличия российского социального контракта от белорусского. Граждане России чувствуют, что у них забирают их деньги, ощущают обиду — неоправданность ожиданий, а также винят в происходящем не президента страны, а чиновников.

Первое отличие, которое мы видим — это восприятие денег. Политическая и финансовая культура белорусов никогда не предполагало восприятие бюджетных средств, налоговых отчислений и выплат в фонд социальной защиты как их собственных денег, которыми распоряжаются чиновники. В случае россиян мы видим, что средства пенсионных фондов они воспринимают как свои деньги, которые у них отбирают. В качестве статей расходов, из-за которых им приходится терпеть лишения, они называют Крым, Олимпиаду, военную операцию в Сирии. «Нашли вариант, как „подоить народ“, „латают щели нашими деньгами“. Во многом такое восприятие определено попытками развития накопительной пенсионной модели, и в целом говорит о более высоком уровне политической и финансовой сознательности россиян.

Второе отличие — это уровень ожидания от государства. Формулы в духе «обрушения надежд» и «подлость» указывают на обманутые ожидания (которых, судя по всему, у белорусов нет). Эти ожидания сформированы, в том числе, и электоральными обещаниями В. Путина в 2005 г. (в 2011 г. он повторил это на встрече с пенсионерами).

И третье, что в меньшей степени не характерно для белорусов, — это разводить ответственность президента и чиновников. Отсутствие прямой реакции на обсуждение реформы со стороны В. Путина и привычка винить «бояр» проявляется также в том, что в качестве ответной меры россияне грозятся игнорировать местные выборы и «прокатить губернатора».

Обращает на себя внимание тот факт, что одной из причин бурной реакции на реформу было ощущение несправедливости (об этом отдельно пишут исследователи «Левада-Центра»). Это не было характерно для восприятия повышения пенсионного возраста в Беларуси, однако аналогичную реакцию у белорусов мы видели в ответ на декрет о тунеядцах весной 2017 г. То есть чувство несправедливости обладает очень большим мобилизационным потенциалом и в России, и у нас, однако «порог чувствительности» у граждан двух стран разный. Если для россиян достаточно почувствовать, что им дают меньше, чем они ожидают, то с белорусов нужно откровенно взыскивать средства.

Из результатов исследования «Левада-Центра» хорошо видно, как существенно различающаяся политическая и экономическая модель у братских народов влияет на социальный контракт. В единодушной реакции российских граждан против повышения пенсионного возраста проявляется большая политическая зрелость, которой, по мнению экспертов, очень не хватает белорусам. Более сдержанная реакция белорусского населения говорит об отсутствии надежд на государство и привычки возлагать ответственность не на власть (а, например, на мировые финансовые кризисы, глобальные демографические тенденции или любые внешние обстоятельства). Но, в конечном итоге, для белорусского руководства в такой ситуации проще выстраивать свою политику, и, в том числе, воплощать болезненные для населения реформы.


[1] А. Пикулик, Е. Артёменко. Социальный контракт: двойная стратегия // http://www.belinstitute.eu/ru/node/2035

[2] Пенсионная реформа // https://www.levada.ru/2018/07/05/pensionnaya-reforma-3/

[3] Д. Волков. «Надо плыть»: общественное мнение о пенсионной реформе // https://carnegie.ru/commentary/76874