В последние годы термин «мягкая беларусизация» все чаще используется как аналитиками и журналистами, так и в заявлениях политиков, дипломатов, общественных активистов. При этом нет единства понимания термина — основы эффективной интеллектуальной коммуникации. А эмоции и личные политические убеждения зачастую сильнее знания научных подходов. В этом материале рассмотрены основные вопросы и спорные моменты, вызывающие непонимание сущности мягкой беларусизации и конфликты вокруг нее.
Основные тезисы
Мягкая беларусизация — это постепенное целенаправленно инспирируемое и реализуемое на основе добровольности расширение практики использования белорусского языка, поддержка развития и распространения белорусской культуры, сохранение и продвижение белорусского историко-культурного наследия.
Мягкая беларусизация реализуется на трех уровнях:
а) общественная инициатива, подвигаемая организациями гражданского общества, такими как «Будзьма беларусамі!» и «Арт Сядзіба»;
б) тренд в маркетинге и коммуникациях, используемый бизнесом, таким как «Velcom» и «Symbal.by»;
в) государственная культурная политика в формате мягкой силы, включающая в себя культурную дипломатию и обеспечение информационной безопасности.
На сегодняшний день наиболее интенсивным является уровень общественной инициативы, наименее — государственной культурной политики. При этом все три уровня дополняют и усиливают друг друга, открывая новые окна возможностей, однако действуют в достаточной степени автономно.
Инициатива мягкой беларусизации исходит снизу, хронологически первым является уровень общественной инициативы. Это обеспечивает устойчивость мягкой беларусизации, которая в случае потери поддержки государства потеряет некоторый импульс развития, но не прекратится.
Мягкая, теплая, пушистая?
Путаница возникает уже на первом слове «мягкая». Будучи незнакомы с актуальными политологическими концепциями, многие склонны воспринимать «мягкость» сугубо как символ слабости нынешней беларусизации, а то и ее неполноценности. Между тем, это отсылка к понятию «мягкая сила» (softpower), одному из краеугольных камней неолиберальной школы международной политики.
Политолог Джозеф Най, профессор Гарвардского университета, ввел это понятие в 1990 году в своей книге «Пределы лидерства: изменение природы американской мощи» [1] и дополнительно разработал его в 2004-м в книге «Мягкая сила: как добиться успеха в мировой политике» [2]. Джозеф Най под мягкой силой подразумевает концепцию такого политического воздействия, которое добивается результатов не за счет применения прямолинейной грубой силы, а на основе добровольного участия, привлекательности определенных идей, проявлений культуры.
При этом не подразумевается какой-либо неполноценности мягкой силы по сравнению с традиционными инструментами: напротив, Джозеф Най рассматривает мягкую силу как один из «трех главных источников силы» — наравне с армией и экономикой.
Таким образом, использование характеристики «мягкая» по отношению к нынешней беларусизации означает, что она оперирует инструментарием мягкой силы: вместо принуждения грубой силой опирается на добровольное участие благодаря привлекательности идей. Следовательно, спрос на принудительную беларусизацию сверху и критика мягкой беларусизации как априори неэффективной из-за ее мягкости просто не по адресу. На самом деле это дискуссия не вокруг мягкой беларусизации как конкретного процесса, но общий спор между неоконсерваторами и неолибералами — уже не столько научный, сколько идеологический.
Настоящая беларусизация — только как в 1920-е?
Мягкая беларусизация — относительно новый термин, активно используемый только в последние 4 года. Крупные исследовательские работы, посвященные мягкой беларусизации, пока единичны: например, исследование академического директора BISS Петра Рудковского «От „больного“ к „здравому“ национализму» или кандидатская диссертация автора данного материала «Формирование культурной политики в условиях глобализации как фактор обеспечения культурной безопасности Республики Беларусь» [3].
В результате попытка обратиться к авторитетным источникам в поисках определения беларусизации приводит к материалам, посвященным беларусизации 1920-х годов в БССР. (Некоторые также вспоминают беларусизацию начала 1990-х или даже процессы во время немецкой оккупации середины 1940-х). Отсюда возникают ложные установки, будто беларусизацией можно считать только языковую политику — ведь так она определена в энциклопедиях; а также тезисы об обязательности силового характера беларусизации, ее эффективном проведении сугубо сверху вниз, от государства к обществу.
На самом деле никто не обязан повторять именно те подходы к политике, которые реализовывались ранее, тем более тоталитарными режимами. В одну реку не входят дважды: новая беларусизация никогда не будет такой, как беларусизация 1920-х. Да в этом и нет необходимости.
Как отмечает белорусский историк Игорь Климов, «цяпер шмат хто ідэалізуе той перыяд, ствараючы новыя міфы пра адносіны паміж беларускай культурай і дзяржавай, перабольшваючы поспехі і дасягненні беларусізацыі». Этому также активно способствуют современные неосоветская мифология и пропаганда русского мира, изображающие Сталина патроном белорусской культуры, а белорусский язык чуть ли не выдуманным в СССР.
Чтобы избавиться от нереалистичных представлений о беларусизации 1920-х, которые стимулируют желание использовать именно ее инструментарий, можно обратиться к книге белорусско-чешской исследовательницы Алены Марковой, PhD из Карлова университета в Праге, «Шлях да савецкай нацыі: Палітыка беларусізацыі (1924-1929)» [4]. На сегодняшний день это наиболее глубокое и комплексное исследование данной тематики, где главное внимание уделяется исследованию архивных материалов, большинство из которых ранее имели грифы «Секретно» и «Совершенно секретно» [4, с. 24].
Маркова отмечает, что беларусизация 1920-х встречала безразличие или сопротивление среди самых разных слоев населения: «сялянства ставілася да беларусізацыйных мерапрыемстваў даволі стрымана. Як правіла, сялянства ніяк выразна не падтрымлівала прасоўванне беларускай мовы і не змагалася за пашырэнне яе выкарыстання», «гарадскія рабочыя … нацыянальную палітыку ўспрымалі стрымана і асабліва яе не падтрымлівалі», «непрыязнае стаўленне да беларусізацыйнай палітыкі было характэрна, як правіла, для высокапастаўленых чыноўнікаў, кваліфікаваных спецыялістаў, а часам нават і для самога партыйнага кіраўніцтва» [4, с. 284-285].
Причины такого отношения анализирует шведско-американский историк Пер Андерс Рудлинг, профессор Лундского университета, в своей книге «Подъем и падение белорусского национализма, 1906-1931» [5]. Как отмечает Маркова, «паводле Рудлінга, беларуская нацыянальнасць „прызначалася“ (assigned) мясцоваму насельніцтву ўладай шляхам „зверху“ ў асобе чыноўнікаў, этнографаў і палітыкаў, якія кіраваліся выкананнем загадаў ды інтарэсамі замежнай палітыкі больш, чым сапраўднымі інтарэсамі мясцовага насельніцтва (асабліва на далучаных да БССР падчас узбуйнення тэрыторыях), беларусізацыя выклікала ў грамадстве апраўданы супраціў», «рэспубліка атрымала незадаволеныя масы насельніцтва, якія ненавідзелі ці адчувалі агіду (detest) да сваёй новай, прыпісанай зверху беларускай нацыянальнасці і аказвалі масавае супраціўленне палітыцы беларусізацыі» [4, с. 26-27].
Те же тенденции фиксирует Игорь Климов: «ініцыятарам, правадніком, потым душыцелем беларусізацыі была кампартыя», «беларусізацыя вялася … дзяржаўным апаратам і амаль выключна — дырэктыўным, загадным метадам».
Также Алена Маркова иллюстрирует неэффективность принудительных методов беларусизации сверху: «у працоўнай штодзённасці большасці ўстаноў і арганізацый беларуская мова выкарыстоўвалася вельмі мала. Як паказвала практыка, на гэтую сітуацыю не маглі істотна ўплываць ні адміністрацыйныя меры, ні абавязковыя курсы беларускай мовы, ні ціск на дзяржаўных службоўцаў з боку рэгулярных інспектарскіх камісій» [4, с. 277].
Таким образом, опыт беларусизации 1920-х — это не «правильная беларусизация» и образец для подражания, но иллюстрация неэффективности принудительной беларусизации сверху, которая к тому же имеет свойство драматически заканчиваться — тоже принудительно и сверху.
Продолжение следует
1. Nye, J. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power / J. Nye. — N.Y. : Basic Books, 1990. — 307 p.
2. Nye, J. Soft Power: The Means to Success in World Politicsn / J. Nye. — N.Y. : Public Affairs Group, 2004. — 191 p.
3. Можейко, В. Формирование культурной политики в условиях глобализации как фактор обеспечения культурной безопасности Республики Беларусь: диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологии: специальность 24.00.01 Теория и история культуры / Можейко Вадим Александрович — http://e-catalog.nlb.by/Record/BY-NLB-br0001435770 — 151 c.
4. Маркава, А. Шлях да савецкай нацыі: Палітыка беларусізацыі (1924– 1929) / Алена Маркава. — Мінск: Медысонт, 2016. — 324 с.
5. Rudling, P. A. The Rise and Fall of Belarusian Nationalism, 1906–1931 / P. A. Rudling. — Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2015. — 436 p.