Прошедшие 17 и 19 февраля в Минске и областных центрах несанкционированные акции протеста, безусловно, стали важнейшим политическим событием в Беларуси. Целый ряд аспектов произошедшего, впрочем, требует особого внимания.
«Сухой остаток»
В целом произошедшее выглядит вполне логичным и закономерным. Экономическая ситуация в Беларуси ухудшается уже третий год подряд. Уровень доходов населения снижается (в 2016 году уровень жизни снизился более чем на 7%), безработица быстро растёт (за 2016 год на работу принято на 108 тыс. человек меньше, чем уволено), тарифы на услуги жилищно-коммунального хозяйства повышаются и так далее. На предприятиях, особенно государственных, зарплаты не растут, а зачастую — снижаются. При этом «отложенные» реформы обуславливают низкую адаптивность экономики, неспособность рынка труда «поглотить» высвобождающуюся рабочую силу. На этом фоне введение дополнительного налога на население через декрет № 3 и последующее включение в число плательщиков этого налога ряда уязвимых категорий населения (прежде всего, матерей, воспитывающих детей) было, безусловно, крупной политической ошибкой, затрагивающей интересы десятков тысяч белорусов. Пока процесс шёл в режиме бюрократической волокиты, население на него внимания не обращало, а когда пришло время платить (что совпало с очередным годовым повышением тарифов на услуги ЖКХ), это стало основанием для более активного недовольства.
В свою очередь, политическая оппозиция, наблюдая эту вполне однозначную картину, заблаговременно взяла курс на максимальную эксплуатацию негативной социально-экономической динамики в Беларуси для укрепления собственных позиций и усиления давления на власть. Это вполне логичное и ожидаемое поведение со стороны оппонентов власти. Причём, соответствующие усилия оппозиции предпринимались открыто в течение нескольких месяцев, как в столице, так и в регионах.
Закономерным итогом этих двух тенденций (ухудшения экономической ситуации и активной работы оппозиции по политической организации социального недовольства) и стали протесты 17 и 19 февраля. Организованы они были тоже вполне грамотно: с минимумом политической символики и лозунгов (чтобы не испугать людей), с максимумом социальных требований (чтобы создать завышенные ожидания и основу для дальнейшего недовольства и протестов).
При этом можно оставить за скобками один из ключевых вопросов относительно прошедших акций: были ли среди их участников в основном специально организованные люди (активисты) или же стихийно присоединившиеся «рассерженные белорусы». Для анализа ситуации ответ на данный вопрос не является принципиальным, поскольку в текущей социально-экономической ситуации одно может быстро переходить в другое.
«Неожиданность» — для кого?
Несмотря на всю предсказуемость происходящего, многие комментаторы назвали прошедшие протестные акции «неожиданными», имея в виду, прежде всего, их многочисленность. Мол, оппозиция сама не ожидала своего успеха.
Однако подобная оценка представляется несколько неточной: оппозиция работала на свой успех и вполне эффективно смогла им управлять. Провокации допущены не были, план мероприятий был полностью реализован. Кроме того, были оглашены конкретные требования и анонсированы конкретные сценарии развития событий в случае их невыполнения (более массовые протесты 25 марта 2017 г.). С технической точки зрения акции были организованы отлично.
Эффект неожиданности, помимо некоторых наблюдателей и комментаторов, судя по всему, испытала власть. По крайней мере, на это указывает несколько обстоятельств.
Во-первых, спокойный и даже самоуспокоенный комментарий Александра Лукашенко по вопросу о декрете № 3 в ходе «Большого разговора»: «…И мне тогда доложили: мы провели тщательное исследование, какая часть населения возмутилась этим документом. Как я и ожидал, это небольшая часть, несколько тысяч человек, но очень активные … Ну, а потом, а чего подавляющие 95% населения за это переживают? Вы работаете, платите налоги. Документ касается небольшой части населения, которую мы подталкиваем для того, чтобы они работали. Ну и опять, мы ж не заставляем работать, но получаешь услугу — иди, заплати эти копейки. А если попал в какую-то трудную жизненную ситуацию, надо освободить человека от необходимости платить эти деньги». Данные слова явно подразумевают, что никакого серьёзного протестной активности в связи с декретом власти не предполагали.
Во-вторых, неготовность властей ни в одном из очагов протестов выйти и говорить с протестующими.
В-третьих — и это самое главное — предполагаемое отсутствие в стране Александра Лукашенко во время проведения акций протеста (о чём ниже).
В-четвёртых, явно растерянный и «несвежий» тон белорусских государственных СМИ, комментировавших протесты в итоговых выпусках 19 февраля: никаких новых аргументов против протестующих и никаких посылов по поводу диалога с населением высказано не было.
Фактически единственным шагом, предпринятым властями в порядке «контригры», были организованные на фоне подготовки и проведения протестов массовые выездные приёмы граждан работниками Администрации президента. Однако вполне очевидно, что никакого влияния на уровень протестных настроений данные мероприятия не оказали.
Многочисленные странности
То, что власти оказались едва ли не самым неподготовленным к протестам субъектом, представляется несколько необычным. Ведь протестный потенциал легко фиксируется социологическими средствами (см., например, материал BISS). Да и бурная подготовительная активность оппозиции не могла пройти незамеченной для спецслужб. Иными словами, в ситуации вокруг декрета № 3 проявились дисфункции сразу целого ряда государственных механизмов.
Во-первых, на этапе инициирования (главным «двигателем» декрета № 3, напомним, был Михаил Мясникович), разработки и принятия документа был выбран некомпетентный подход, заключавшийся в том, чтобы не выявлять реальную структуру неформальной занятости населения, а применить универсальную санкцию против всех граждан, не вовлечённых в формальную занятость. То есть, для решения конкретной управленческой задачи был выбран явно непригодный инструмент с огромными заведомо известными политическими издержками и сомнительной экономической эффективностью.
Во-вторых, на этапе доработки документа, в условиях ухудшения экономического положения населения и сокращения рабочих мест на рынке труда, вновь была продемонстрирована та же управленческая некомпетентность, порождающая огромные политические издержки.
В-третьих, социологические службы, возможно, не проинформировали А. Лукашенко о протестном потенциале, который предполагается такой спорной мерой, как декрет № 3. Не исключено, что свою роль в ухудшении социологического обеспечения сыграла реорганизация Администрации президента Республики Беларусь, которая, судя по опубликованному указу, привела к ликвидации Информационно-аналитического центра при Администрации Президента Республики Беларусь как самостоятельного структурного подразделения.
В-четвёртых, спецслужбы, возможно, не в полной мере оценили и/или проинформировали А. Лукашенко о масштабе подготовительных действий, вовлечённых ресурсов и, соответственно, ожидаемых протестных выступлений 17 и 19 февраля 2017 г.
В-пятых, при решении вопроса об отъезде А. Лукашенко из Беларуси (по данным Flightradar, 15 февраля 2017 г.) осведомлённость первого лица о масштабе предстоящих акций протеста, очевидно, по-прежнему оставалась низкой. Об этом дополнительно свидетельствует то добродушно-оптимистическое настроение, которое было характерно для высказываний А. Лукашенко в рамках встречи с главным редактором «Народной воли» Иосифом Середичем 13 февраля и в ходе совещания по либерализации условий хозяйствования 14 февраля.
Примечательно, что 17 и 19 февраля Лукашенко второй раз оказался в уязвимом положении в связи с ситуацией вокруг декрета № 3. В январе 2017 года, при принятии поправок в документ, в сети Интернет была распространена информация о якобы строящейся «новой резиденции» руководителя государства, которая впоследствии оказалась собственностью российского олигарха Михаила Гуцериева. Тем не менее, в силу молчания пресс-службы в течение нескольких дней информационный эффект вброса (введение налога на «тунеядцев» на фоне строительства «нового дворца») нанёс урон имиджу Лукашенко.
В феврале 2017 года на фоне готовящихся протестов глава государства и вовсе оказался «в отпуске» на российском курорте. Очевидно, его поездка была нацелена на проведение внеплановой встречи с В. Путиным, который был в Сочи вечером 17 февраля. Однако срыв встречи и ситуация с протестами поставили Лукашенко в положение цугцванга. В этой ситуации сделанное пресс-службой двусмысленное заявление о том, что белорусский лидер будет находиться в Сочи с 20 февраля, лишь усугубило положение. Если бы визит А. Лукашенко был анонсирован вовремя, до начала протестов, данную ситуацию можно было бы трактовать как простую «накладку» событий. Теперь же отъезд главы государства якобы после протестов выглядит едва ли не как «бегство» и попытка скрыть реальную информацию.
Итогом всех этих дисфункций стало крупнейшее имиджевое поражение А. Лукашенко за несколько лет. Причём, это поражение будет иметь как внутренние, так и внешнеполитические последствия.
С точки зрения внутренней политики произошедшее ставит под вопрос тот осторожный либерально-национальный вектор в государственной идеологии, который только стал обозначаться в январе–феврале 2017 года.
В условиях ситуации, близкой к экономической катастрофе, проведение реформ требует консолидации и мобилизации руководства страны и полного включения всех ресурсов государства в решение задачи продвижения и реализации экономических реформ. Непопулярность значительной части этих реформ, в свою очередь, обуславливает снижение легитимности власти, даже если она будет опираться на сильный национальный нарратив. В свою очередь, давление России заставляет белорусское руководство именно на это и делать опору — на нарратив суверенитета, независимости и национального единства. Однако экономические трудности, действия пророссийских сил в госаппарате и элементарная неготовность к «большой политике» значительной части государственных служащих может привести к тому, что власть из-за экономических неурядиц потеряет легитимность и заодно дискредитирует идею суверенитета и независимости в глазах населения.
Другой сценарий — в соответствии с которым А. Лукашенко «обидится» на либерально-националистические круги и попытается «дать задний ход» как в вопросе реформ, так и в вопросе отношений с Российской Федерацией, — приведёт к тому же итогу, только ещё в более краткосрочной перспективе.
Понятно и то, что представители части силового блока в любом случае попытаются использовать состоявшееся поражение А. Лукашенко для укрепления своих аппаратных позиций.
Продолжение следует