За почти четверть века суверенной авторитарной Беларуси вакуум ценностей, образовавшийся в результате распада СССР так и не был заполнен альтернативными ценностями и перспективами возможного будущего: мы по-прежнему барахтаемся в гибридном мире гибридных ценностей и «живём одним днём». Попытки оправдать это ссылками на глобальные тенденции («общество риска») не выдерживают никакой критики: даже приукрашенные европейскими интеллектуалами риски развитых обществ меркнут в сравнении с нашей реальностью, за которой уже давно не поспевает скептическое ироничное воображение.

Специфика постсоветских стран состоит в остром дефиците символического. В каждой авторитарной постсоветской стране есть, конечно, своя специфика. В случае с Беларусью этот дефицит символического во многом является продолжением конъюнктурной политики «качелей» между Москвой и Брюсселем: как показывает 20-летний опыт, попытка усидеть на двух стульях в стратегическом отношении подобна игре с нулевой суммой. По меньшей мере, такое ощущение создаётся, когда задаёшься вопросом об иерархии ценностей: похоже, для граждан авторитарной Беларуси не существует никаких долгосрочных ценностей — ни европейских, ни российских, ни своих собственных. Существует только то, что позволяет выживать здесь и сейчас.

Парадоксально, но факт: в «мягком» авторитарном обществе ценностное измерение оказалось в гораздо более плачевном состоянии, нежели в тоталитарном обществе советской поры. Насилие, цензура и контроль в тоталитарном советском обществе имели не только негативный, но и позитивный характер: они совершались ради нового, возможного будущего. Напротив, постсоветский авторитаризм, смягчив насилие, цезуру и контроль, «не имеет ничего сказать» о возможном будущем. Заточенный строго под харизматичную личность, авторитаризм «живёт одним днём» и не знает, как долго он продержится, а потому и не предлагает своим гражданам возможного будущего, ограничиваясь исключительно сохранением и закреплением status quo. Примечательно, что «один день» может растянуться на десятилетия, но это никак не сказывается на осмысленности насилия, цензуры и контроля — они по-прежнему имеют преимущественно негативный характер и проводятся не ради возможного будущего, но исключительно для сохранения status quo.

В свою очередь, в основе этого персонифицированного status quo лежит система ценностей и установок, которая была унаследована узким кругом авторитарных личностей в пору своей молодости (т.е. в 50-60е гг. прошлого века) и которая уже давно не релевантна не только возможному будущему, но и действительному настоящему. Сохранение и консервация старых ценностей в новых, неадекватных этим ценностям, условиях неизбежно приводит к моральному и аксиологическому диссонансу, девальвации ценностей и деградации самого ценностного измерения как такового. Показательна в этом смысле агрессивная и безальтернативная эксплуатация символического капитала Великой Отечественной войны. Поколение ветеранов 2-й мировой, конечно, нужно уважать и ценить, но нет никаких оснований надеяться на то, что оно спроектирует для новых поколений возможное будущее.

Альянс потребительского общества и авторитарной власти

Пожалуй, единственная ценность, которую признаёт и даже культивирует авторитарная власть — это ценность потребления. Стоит признать, что за истекшие 20 лет в этом направлении есть серьёзные успехи (даже на фоне кризисов последних лет). Мы можем, конечно, говорить о том, что культура потребления в Беларуси все еще недостаточно «культурна» (в сравнении с развитыми обществами), но, тем не менее, все эти определения относятся уже к степени интенсивности имеющегося факта — общества потребления. Кажется, здесь таится «мягкая угроза» «мягкому авторитаризму». Ведь потреблять означает не просто обладать благами, но управлять самим процессом потребления, и — что самое важное! — интенсифицировать его: с каждым разом потреблять все больше и больше, а по возможности, все лучше и лучше. Но если мы сравним протест граждан, недовольных качеством товаров с протестом граждан, лишённых самого необходимого (как это было в 90-е), то почувствуем разницу. И, поскольку общество потребления лишено каких бы то ни было регулятивных идей и моральных принципов, оно готово пойти на уступки. Поэтому призыв представителей оппозиционного движения к совести, достоинству и «ответственности перед будущим» тех, кто составляют сегодня «кооперацию потребителей», по меньшей мере, наивен и вызывает горькую улыбку.

Потребитель вообще — а беларуский потребитель в особенности — как социальная единица сориентирован на предельно конкретные содержания (продукты питания и одежда, приятная сфера обслуживания, приятное времяпрепровождение и т. д.). Все остальные, более абстрактные и общие содержания вызывают если не отвращение, то скуку и апатию. И здесь, как ни странно, представители госагитпропа и глашатаи альтернативного пути РБ разделяют общую судьбу: и те, и другие уже надоели, неинтересны и скучны. Гражданин РБ «филонит» призывы и тех, и других, хотя и не равным образом: для того, чтобы «филонить» приказы государства нужно прилагать гораздо больше усилий, чем филонить призывы оппозиции (особенно, если этот гражданин т. с. «государственный житель», т. е. работает в сфере госструктур). По сути, потребитель-одиночка как социальная единица РБ оказался предоставленным самому себе, своим потребительским желаниям, своим потребительским возможностям и рынку услуг.

В свою очередь власть не упускает случая верно использовать разобщенность не только общества в целом, но и отдельных социальных групп (яркие примеры — демонстрации протестов отдельно взятых предпринимателей, отдельно взятых таксистов и пр. пассионарных «трудовых коллективов»). Принцип «разделяй и властвуй» сейчас реализовать очень просто, поскольку общество и так разделено до «элементарных частиц» (индивидов), не доверяющих ни своему «трудовому коллективу», ни начальникам, ни «соратникам» по своему «социальному статусу», ни обществу в целом. Оппозиционное движение также адресует свой призыв к предполагаемому «идейному обществу», только уже основанному на принципе ответственности и морали. Однако, современные реалии таковы, что ни об ответственности (т.е. умении принимать самостоятельные решения), ни о моральных критериях социального поведения в РБ, говорить, увы, не приходится. Таким образом, постсоветская атомизация общества находит в культуре потребления свой новый катализатор, который доводит атомизацию общества до совершенных, законченных форм: «…не символизируя собой какое-либо человеческое отношение, все время пребывая вне его, в „отсылочности“, они тем самым описывают неизбывную пустоту отношений, когда оба партнера взаимно не существуют друг для друга.» (Ж. Бодрийар).

Отчуждение от социальной и политической реальности

В обществе потребления происходит не только социальное отчуждение индивидов от общества в целом, от социальной группы и других индивидов, но и от самой социальной реальности в целом. Причём социальная реальность отсутствует не только в референциальном, но и в конвенциональном смысле. Конвенция не может состояться в силу того, что сомнительными являются оба «притязания» на правдоподобный дискурс — и притязание власти с ее агитпропным оптимистическим оптимизмом, и притязание оппозиции с ее контр-агитпропным пессимистическим пессимизмом. В информативном отношении одно притязание является отражением другого, а не отражением реального положения дел в социуме. Например, мы видим, как на БТ разносят в пух и прах оппозиционные идеи или действия, которые, в свою очередь, являются критической реакцией на озвученный на БТ же официоз, который, в свою очередь, не имеет никакого отношения к реальным проблемам, и большей частью тяготеет к идеологии — т. е., опять же, к сфере потребления социальной реальности, по законам которой реальность должна быть хорошо упакована, выглядеть свежей и чистой и, что самое главное, способной совратить нас на то, чтобы мы на нее купились, т. е. согласились именно на эту версию правды и приняли ее за единственно верное, реальное положение дел. Этот объективно присущий характер обществ потребления власть, опять же, в отличие от оппозиции, тонко улавливает и активно интегрирует в свой авторитарный дискурс. Мы часто слышим от нашего суверена не забивать себе голову неприятной политикой, но заниматься гораздо более приятными вещами: покупать мебель, холодильники, телевизоры, квартиры…

Отчуждение от политической и социальной жизни приводит к тому, что в социуме РБ начисто отсутствует ощущение социальной реальности, реального социального отношения. Это делает незаметной саму границу между реальным и тем, что «может быть», «должно быть» или «как бы есть». В этом смысле показательна ситуация с выборами президента: ожидающие нас 88 или 99%, скорее всего, не вызовут никакого артикулированного возмущения. И это свидетельствует вовсе не о вере большинства в официальные данные. Скорее, это означает, что подавляющее большинство граждан РБ сомневается, что сегодня вообще можно установить, зафиксировать и адекватно транслировать какой-либо факт социальной жизни, т. е. для подавляющего большинства социальных событий просто нет, они, как говорит Бодрийар, «как реально переживаемые отношения отменены». Для граждан РБ остались одни «идеи социальной жизни» («как должно быть», «как могло бы быть», «как будет» и «как есть»). А потому в сфере политического, мы, опять же, имеем дело с логикой «общества потребления»: каждый потребляет ту идею политической реальности (= «живет той политической жизнью»), которая ему больше нравится, соответствует его желаниям и ожиданиям.

Именно поэтому современный белорус может поболтать о политике на кухне, покудахтать и даже повозмущаться, но никогда не пойдет ни на «майдан», ни на «бангалор». Он лучше понаблюдает со стороны или, еще лучше, с дивана по телевизору. И дело здесь не в социальной пассивности, терпеливости и прочих этнических экзистенциалах, но в том, что за последние 20 лет благодаря усилиям власти и оппозиции политическая жизнь благополучно переведена в сферу идеального или переживания идеи социальной жизни. Лежать на диване и рассматривать «социальную жизнь» (удел тех, кто выбрал официальную версию политической жизни) или «читать» о ней в интернете (удел тех, кто выбрал альтернативную версию) — это и есть сегодняшний способ «переживания» гражданином РБ «социальных перипетий» и «гражданского участия в жизни общества».

Ни эволюции, ни революции

В силу того, что в РБ нет традиции конституционного либерализма, едва ли можно рассчитывать на постепенное — конституционное — изменение политического порядка и социальной жизни в целом. Авторитаризм неизбежно заточен на личность и потому с завершением политической жизни этой личности завершается и тот порядок, который был ею установлен. Наследовать будет нечего и некому. С этой точки зрения призыв оппозиции к мирной, но революции вполне понятен и оправдан. Не случайно, большинство оптимистически настроенных прогнозов базируется на предпосылке, что рано или поздно общество отвлечется от процесса потребления (от «колбасы») и «проснется» к новой жизни, т. е. у общество появится некая «точка отсчета», знаменующая начало процесса самоидентификации нации, общества и т. п., когда у общества появится проект своего будущего (или, как пишет Бобков И., «белорус обретет судьбу, а не долю»).

Но осуществление революции и тем более ее результаты представляются не менее сомнительными. Многие аналитики рассматривают возможность такой ситуации лишь при условии сбоя в потреблении, которое наступает с ухудшением экономического положения. Однако здесь есть свои трудности — в белорусской ситуации революция уже давно переведена в план потребления идеи революции: «…остается живым стремление к революции, но, не актуализируясь на практике, оно потребляется в форме идеи Революции. В качестве идеи Революция и впрямь оказывается вечной и будет вечно потребляема подобно любой другой идее — все, даже самые противоречивые идеи могут уживаться друг с другом в качестве знаков в рамках идеалистической логики потребления. И вот Революция обозначается в комбинаторной терминологии рядом неопосредованных терминов, где она дана как уже свершившаяся, где она „потребляется“ (Бодрийар). В этой связи показательны ставшие уже традиционными обсуждения на госканалах и в альтернативных СМИ вопроса о революции, о формах ее протекания, о последствиях и т. п. Украинские события работают на ещё большую идеализацию революции.

Консьюмеристское общество Беларуси, лишённое ценностного измерения и ведомое авторитарной личностью, напоминает сегодня буриданова осла: оно не умирает с голоду, но и не делает рационального выбора.