Очевидно, что производство в Украине сокращается, ухудшается состояние ее экономики, приходит в упадок финансовая система страны. Все — одни с сожалением, другие с удовольствием, третьи индифферентно, — сходятся в понимании причин. Страна воюет. Гибнут люди, останавливаются предприятия и организации, случайно или целеустремленно разрушается промышленная и социальная структура. Война в сравнении с мирным состоянием требует дополнительных затрат. Эксперты утверждают, что к проблеме девальвации гривны добавилась проблема избытка непрофессионалов в новом киевском правительстве и большого числа паникеров, подпадающих под воздействие электронных СМИ.

В то же время, другие страны переживают объективные трудности и в мирное время — взять хоть, например, российский дефолт 1988 года или белорусский финансово-экономический кризис 2011 года. Еще раз подчеркнем: война — дело дорогое, но поддержка сепаратистов для России неразорительна. В основном эта поддержка «разгружает» арсеналы, накопленные еще в советские годы. Специалисты утверждают, что в России хранятся миллионы снарядов, которые нуждаются в утилизации. Раньше на эти цели деньги давали американцы, а тут возникла законная возможность, не обращая внимания на «Гринпис», использовать этот арсенал по прямому назначению. В общем, любая война предполагает наличие своих заинтересованных лиц, которые имеют от нее свой профит.

За 2014 год промышленное производство в Украине упало больше, чем на 10%. Понятно, что сократился экспорт, но одновременно — и импорт, в результате чего было достигнуто положительное сальдо внешней торговли.

Но примечательно, что примерно то же самое происходит и в экономике мирной Беларуси. В частности, была проведена девальвация рубля, возникла паника на валютном рынке, правительство прибегало к нестандартным мерам восстановления стаус-кво. Например, была предпринята попытка обязать покупателей валюты выплачивать специальную надбавку банкам, которые могли ее использовать для дополнительного поощрения продавцов валюты. В общем, нерыночные меры, скорее — меры чрезвычайные. А в арсенале правительства и Нацбанка имеется еще и специальная программа по «дедолларизацию» экономики, которая во многом напоминает попытку восстановления абсолютной внешнеторговой и финансовой монополии государства — за счет экспроприации части валюты у населения и частных предприятий.

Иными словами, экономическая ситуация в Беларуси отличается от украинской определенными количественными показателями, но идентична в качественном отношении. Хотя Беларусь не воюет. Но есть и принципиальная разница в грядущих последствиях, которые еще не оценены в полной мере. Так Беларусь, избравшая собственный оригинальный путь развития, в очередной раз ищет кредиторов, демонстрируя своего рода идеологическую всеядность. Украина тоже ищет внешние финансовые источники и находит их. При этом Беларусь фактически проедает кредиты (тратит деньги на «стабилизацию»), стремясь удержать на плаву многочисленные неэффективные предприятия, которые давно нуждаются в санации, и избегая всеми силами экономической и политической модернизации. В то время как Украина инициирует приток инвестиций в будущее экономики. В общем, Украина пробует гармонизировать народное хозяйство, построить экономику способную к саморазвитию.

Парадоксально, но современная Украина больше похоже на Беларусь первых лет своей независимости. Например, в 1993 году объем промышленного производства упал до 90% от уровня 1990 года. Более всего пострадала топливная промышленность, где объем производства упал до 32% в связи с либерализацией Россией цен на топливные ресурсы, которые стали труднодоступными для белорусских потребителей. Но при этом в машиностроении и металлообработке объем производства сохранялся на уровне 98% 1990 года.

Тут возникла первая серьезная внешнеполитическая проблема: можно было в качестве точки отсчета принять факт удорожания привозных ресурсов, допустить, что дешеветь они не будут, и — приступать к реформированию экономики. Или выбрать иную соблазнительную альтернативу — договорится с поставщиком о льготах. В обмен на политическую лояльность.К слову сказать, Лукашенко недавно в очередной раз съездил в Кремль просить кредит. Похоже, пока не дали. Возможно, в прежние годы с лояльностью он переборщил.

Прошли те времена, когда Лукашенко легко «запускал заводы» и сам привозил хлопок на текстильные комбинаты (когда легкая промышленность еще была трудоспособной). Сейчас можно утверждать, что сырья текстильщики больше не ждут. Фабрики в течение ряда лет снижали объемы производства — невзирая на то, что именно их правительство выбрало для «глубокой модернизации». Предприятия организационно перестроили, технологически как-то переналадили, но на конкурентные рынки их не вывели. Даже на белорусский.

По данным Белстата, в январе 2015 года по сравнению с январем 2014 года текстильные предприятия снизили объемы производства на 14-40%, но накопленные запасы готовой продукции в результате увеличились. В частности, запасы шерстяных тканей выросли до 11,1 среднемесячного объема производства. То есть цех, производство и даже комбинат можно отправлять в годичный отпуск. С содержанием или без? И как при этом выполнять требование увязки роста зарплаты с ростом производительности труда? Если при этом учитывать, что уровень производительности в конечном итоге определяется не расчетами заводских экономистов, а по фактической реализации продукции, пересчитанной в денежной форме. Когда заявленная производителем потребительная стоимость обретает на рынке меновую стоимость и цену.

Это — политэкономические азы, которым обучают студентов практически всех специальностей. Похоже, что в правительство попадают только люди, которые эти азы давно забыли или никогда не учили. Повсюду движение экономики остановилось на полпути — не то к «светлому прошлому», не то к несостоятельному будущему.