Хватит плакать. Смешно стенать о том, что вокруг сплошной трэш, страна живет, не приходя в сознание, читать нечего, смотреть надоело. Таков взгляд наивного потребителя, вечной жертвы культуриндустрии. Ему всегда все должны — и никто никогда не расплатится. По очень простой причине: регулярный плач никому не важен, никого не трогает и никак не тянет на коммерческое предложение.

Главная проблема — в затянувшемся режиме ожидания. Мы не живем, а взволнованно готовимся к чужому спектаклю. Ждем нового Акудовича, получаем нового Мартиновича. И вздыхаем: «Эх, не тот!» Мечтаем о новом Вольском, получаем гитарных мальцов из Akute. И ждем дальше. Не этих — «настоящих».

Смысл виртуальных идеалов в вечной претензии к реальности. Что-то не так с культурой! Вечно что-то не так с культурой! Но может, на самом деле, что-то не так с нашим подходом к культуре?

Катастрофичность переживания родной культурной среды (и, соответственно, острая жажда культур-эмиграции) легко снимается, если взглянуть на ситуацию иначе. Можно всю жизнь мучаться, что родился на мусорной свалке. И фактически самому вписаться в ряд мусорных объектов. А можно сложить из отбросов цикл инсталляций. Чтобы обозначить как наличный сырьевой ресурс, так и личный к нему подход.

Легко смотреть свое кино, глядя на пустую белую стену. Но дело в том, что стена далеко не пуста. Это мы ее выбеливаем своим взглядом. Тремя шестидюймовыми гвоздями в лоб беларусского культур-креатива остаются три ложных посылки:

1. классицистское «лучшее — это высокое». Нет высокого — значит, культура в коме.

2. постмодернистское «автор умер». Всё уже сделано — значит, можно стать рефератом.

3. депрессивно-провинциальное «здесь ничего не возможно». Значит, готовим себя в иностранцы.

Порочный круг: завышаем ожидания, декларируем вторичность, страдаем от цитатности, констатируем упадок… И снова завышаем ожидания. Сколько можно мечтать о белоруских Жижеках? Куда нужней белорусский Уорхол. Мастер игры на мусорных баках культуры.

Креатив — не столько правильная загрузка мозгов, сколько адекватная предмету оптика. В стране хватает начетчиков, в любой кафушке — стаи цитатчиков, без счета позеров и клоунов. Чего фатально не хватает? Независимого мышления. Практик по переработке среды в дисурс. Хватит болтать о французах и немцах! Расскажите нам о нас. Желательно от первого лица.

Прелесть такого подхода в том, что здесь не у кого по-школярски списать. Зато все материалы под рукой. Штамповка звезд и телезаклинания, радиошум и печатный бред, кабаре отечественной другой культуры и шаманские пляски интеллектуалов… Ладно, посмотрите на это из Берлина и назовите мусором. А потом попробуйте собрать из пестрых обрывков свой пазл.

Зачем это делать? Как минимум, по двум причинам. Во-первых, это круче, чем в тысячный раз пересказывать Фуко, Юнга и Хайдеггера. Уходя в комментарии, неизбежно соглашаешься на вторые роли. А, значит, теряешь себя как автора.

Во-вторых, это нужно, чтобы понять свое место на карте культуры. Мы все — заложники своей эпохи и своей страны. И не прописав своих исходных координат, просто не выйдет проложить внятный маршрут личного трипа. Иными словами, брезгливо отмахиваясь от родной шизы, мы теряем единственную возможность понять себя. И получаем квазибелорусское письмо в стиле курейчиковской фильмы «Выше неба».

Стоит ли удивляться, что в так называемых креативных белорусских сообществах полно ментальных москвичей, хватает ментальных варшавяков, немало ментальных берлинцев. Но остро не хватает ментальных белорусов.

Я говорю не об языке. Речь идет о векторе культурной прописки. Пора учиться читать родной мусор.

Термин «мусор» в данном контексте лишен негативной окраски. Я лишь констатирую факт отчужденности значительной части интеллектуалов от культурных процессов, имеющих место в стране. Мусор — то, что исчерпало свою наличную потребительскую ценность. Но это не лишает его культурной значимости.

На мой взгляд, нормальный способ жить в белкульте — не бороться с ним, а креативно осваивать. Превращать локальные аномалии в рабочий ресурс.

Приходя в мир, мы застаем его уже плотно заселенным и изрядно загаженным. У самых резвых из новичков возникает комплекс опоздавших. И возникает соблазн слегка расчистить зону. Но чеченский боевой опыт подсказывает: любая зачистка иллюзорна. Среда живет по своим законам, часто не совпадающим с нашими планами. И тут только два пути: попытаться услышать ее музыку. Или так и остаться внутренними культурными эмигрантами: теми самыми москвичами, варшавяками и киевлянами.

Что мешает любить родной мусор? Комплекс троечника. Школярская любовь к канонам.

Затевая выставку местного поп-арта выставляем не фигуру Александра Солодухи в парадном мундире, а позолоченный бюстик Энди Уорхола. Не комикс по мотивам «Буратино», а вырезки из польских журналов. Не групповой снимок ОМОНа в бикини с блестками, а раскрашенные принты диснеевских мультов. Учимся на чужом. Знаем чужое. Любим чужое. И играем, соответственно, тоже с чужим.

Такой автор действительно умер. Точнее — пока не родился.

Много говорят о белорусах как «опоздавшей нации». Да, мы догоняем евро-поезд по многим параметрам. Но я абсолютно не уверен, что нужно суетливо поспешать за глобальным культ-процессом. Евростандарт — это путь в тупик. Руслану Вашкевичу не стать Йозефом Бойсом. И слава богу! Валентину Акудовичу не грозят лавры Делеза. Так и надо! Сергей Шабохин не будет Дэмиеном Херстом. Ура!

Лучше пусть они будут теми, кем есть. Вашкевичем. Акудовичем. Шабохиным. Тутэйшыми гульцами са сьмецьцем.

Дадатковае пытаньне: як быць з мовай? Гэта не проста лінгвістыка. Гэта пэўны стан мысьленьня. Дагэтуль на ўсіх паверхах культуры працуе моўная інэрцыя часоў культур-каланіялізму. З аднаго боку — руліць «великий и могучий», нібыта натуральная мова нібыта большасьці тутэйшых. З другога — шчыруе адчайная партызанка на карысьць беларушчыны ў яе найбольш радыкальным варыянце. Нармальнага арганічнага шматмоў’я амаль не чутна. З большага пануе сарамлівая (ці агрэсіўная) расейскасць, альбо дэманстратыўная беларускасьць. Мы не камунікуем. Мы змагаемся за мову.

Акудовіч у свой час адзначыў: краіна ніколі ня будзе цалкам расейскамоўнай. І дадаў: але цалкам беларускамоўнай ёй таксама не быць. Ён меў рацыю ў абодвух выпадках. І застаўся амаль не пачутым з абодвух бакоў бясконцай вайны культур.

Звычайны месьціч трапляе пад абстрэл з абодвух бакоў. І абірае для сябе: па-першае, зручнае, па-другое — пэрспектыўнае. Расейская — квіток да былой мэтраполіі, беларуская — пшэпустка ў дасьведчаную меншасьць. У любым выпадку двумоўе (а лепей — трох- ці чатырохмоўе) — непазьбежнасьць для усіх жадаючых крэатывіць тут і цяпер. Хтосьці палічыць гэта здрадай. Альбо культур-шызафрэніяй. Як на мяне — нармальны цьвярозы падыход насуперак ідэялягічным шаблёнам.

Вайна культур — трэнінг для пачаткоўцаў. Мы пойдзем далей.

Персонаж, претендующий на роль белорусского автора оказывается в зоне тройного шумового покрытия. Я говорю о трех слоях мусора культуры: образовательном, эстетическом и идеологическом. Первый производит шаблонную инфо-загрузку без обучения творчеству. Второй сбивает шаблоны в подобие стиля и задает матрицы шумового культур-конвейера. Третий строит пирамиду квази-приоритетов и запускает программу зачистки инакомыслящих (все равно какого колера).

Движения вопреки борьбе милы, но бесполезны как колибри в снегопад. Движения в ритме борьбы убоги как марш одноногих.

Что есть в таком мире для новых авторов? Право на сбой программы. Пижонский слоган из песенки RoxyMusic: Re-make/Re-model. Укрощай мусор. Строй свое из чужого. Потому что больше его не из чего сделать.

Мусор ждет автора, чтобы начать говорить.

Визионеры кончились. Пророки в эмиграции.

Мученики висят по галереям.

Умники зависают в фэйсбуке.

Знамена напрокат. Идеи навылет.

Вдохни пыльный воздух и начинай петь.