В Кодексе об образовании, который я упоминаю по привычке как объект критики, по-видимому, термин «ресурс» относится только к материальной сфере, т. е. предполагает, сколько и чего по нормативу положено, а если не положено, то и нет. Однако мы иногда вспоминаем, что цивилизованный мир в своем развитии вышел далеко за границы индустриальной эпохи. И уж поскольку мы себя относим именно к этой части мира, и к тому есть реальные основания, то ресурсы общества должны восприниматься, в первую очередь, как его активы нематериального свойства. На мой взгляд, первое место здесь должны играть ресурсы интеллектуальные.

Кто такие интеллектуалы и откуда они берутся?

Если следовать Википедии, то:

«Интеллектуал — человек с высоко развитым интеллектом и аналитическим мышлением; представитель интеллектуального труда».

С позиции социологии «интеллектуал», в отличие от «эрудита», является творческим социальным субъектом, постоянно включенным в процесс абстрагирования по поводу истины и морали. Интеллектуал производит и развивает идеи, определяет нормы и культурные ценности для остальной части общества.

Термин «интеллектуал» пришёл из Западной Европы в конце 19-го — начале 20-го века. В ряде современных словарных статей, подготовленных на Западе, понятие «интеллектуал» выступает синонимичным понятию «интеллигент»».

К сожалению, это определение ничего не определяет, поскольку включает в себя неопределенные понятия «высоко развитого интеллекта», «аналитического мышления» и «интеллектуального труда». Но и этого достаточно, чтобы выделить признаки наличия результативного творческого мышления, которое направлено на определение норм культурных ценностей общества. Таким образом, интеллектуалы — это не просто умники, изобретающие иногда велосипеды, а люди, способные работать и действительно работающие на стратегическое развитие общества.

А вот браться им в существующих социальных системах вроде бы и неоткуда. По крайней мере, никто ни на какой ступени образования ни по какой программе их не готовит. Жуткая история! Готовим в высших учебных заведениях по тремстам с лишним специальностям, а стратегов не готовим вовсе.

Кто-то упрекнет меня в подтасовке фактов — мол, высочайшего уровня физиков, лириков, инженеров, а также специалистов по управлению государством готовим запросто и сколько хочешь.

Но это только физики, лирики, инженеры и специалисты неизвестно по какому вопросу. Это только отсыпка грунта под фундамент, на котором, быть может, можно построить нечто, способное интеллектуалов производить. В действительности никто не придумал ничего, кроме университетов, что на этой отсыпке стоит и чем пользоваться можно. Но не пользуемся.

Ни одна их существующих специальностей нимало не способствует подготовке интеллектуалов, более того, все они все более скатываются к подготовке, условно говоря, ремесленников в своей области. Все большая специализация ведет к постепенно усиливающейся дифференциации знания: скоро инженеров по болтам и гайкам будем готовить раздельно. Когда-то все физики были физиками, а сегодня их стало уже шесть разных. Но ведь нет никаких шести разных физик!

В связи с изложенным, первой проблемой подготовки в университетах интеллектуалов (только потенциальных, поскольку нужно еще и реально заниматься интеллектуальной деятельностью) представляется полное отсутствие системного подхода, дробление специальностей, исходя их локальных интересов, наращивание в учебных планах чисто информационного компонента, отсутствие компетентностной глубины хотя бы в чем-нибудь. Студенты, как правило, уже не понимают, зачем им знания в области фундаментальных наук, почему присутствует какой-то гуманитарный компонент и т. д.

Можно обвинить во всех грехах Минобразования, но ведь это давным-давно лишь бюрократический аппарат системы, который сам по себе никаких решений вырабатывать не в состоянии, а отдельные попадающие туда персоны, способные к творчеству на уровне больших систем, — не ломоносовы нашего времени. Не могут они «объять необъятное», да и задачи у них такой нет. А откуда ноги растут?

Очевидно, сегодня вузы, думающие исключительно о важнейших, — а они все такие — отчетных показателях, с одной стороны, и о собственных интересах — с другой, заинтересованы только в том, чтобы получить побольше денег из бюджета да прихватить от студентов-платников. Думаете, развитие науки, качество образования, социальные проблемы и проч. имеют значение? Вы правы, имеют, но как бумажные показатели. Наука в бюджете даже лучших вузов занимает что-то на уровне нескольких процентов, а ректоры еще и в обиде, что не могут накладные расходы установить в 100-процентном размере. А публикации, конференции — эти и просто кровные деньги тратят. Если бы не «показатели», закрыли бы они всю науку, кроме собственной, естественно.

Но ведь и наука сама по себе лишь условно относится к интеллектуальной деятельности. Интеллектуалы должны принадлежать к творческому сообществу, в котором разрабатываются «нормы и культурные ценности… общества». Еще раз подчеркну, не конкретной науки достижения, а ценности общества. Поэтому, если не говорить о великих научных открытиях, которые, несомненно, ценность представляют для всех, работа ученого, педагога, будучи творческой, не всегда может быть отнесена к интеллектуальной деятельности именно из-за ее дистанцирования от процесса создания норм культуры. Увы, инженерная деятельность, за исключением глобальных проектов, обязательно имеющих гуманитарную составляющую и поддерживаемых мировым сообществом, находится еще дальше от поля деятельности интеллектуальной. А в отношении гуманитарных дисциплин, пусть простят меня уважаемые представители этой сферы, мы и вовсе ничего не ждем, поскольку занимаются они по большей части проблемами собственного выживания.

В этой связи надежды на то, что наша академия наук обеспечит воспроизводство и развитие интеллектуального потенциала страны, также невелика. И здесь, с одной стороны, борьба за выживание, а с другой — переключение на прикладные проблемы. Здание с колоннами стоит, дай ему бог стоять и дальше, а вот насчет наук внутри все хуже. Правда, НАНБ винить не стоит, стоит посочувствовать ученым и институтам, выпавшим из обоймы «великого и могучего» и продолжающим искать себя. Уверен, найдут. Но не в обсуждаемом поле, поскольку там денег практически не водится, а жить надо.

Итак, помимо сообществ интеллектуалов, свободно формирующихся вокруг проблем, заслуживающих, в определенном смысле, внимания, единственной институцией, способной претендовать на роль обеспечивающей формирование и поддержание в рабочем состоянии значительного интеллектуального кластера, остаются университеты. Они же представляются единственным источником потенциальных интеллектуалов для пополнения существующих и создания их новых сообществ.

Казалось бы, все сказано. Академию в очередной раз поругали, интеллектуалов замели под лавку. В вузах не знают, что делать.

Однако ситуация не столь пессимистична, ее просто никто не анализировал с таких позиций.

Во-первых, наша Национальная академия все-таки жива, действует и важные проблемы решает. Среди ее функций присутствует деятельность по осуществлению экспертизы научных проектов и их результатов, а также разработка критериев эффективности исследований. Т.е. НАНБ действительно создает нормы национального уровня для научного слоя культуры, исходя из местных и общечеловеческих ценностей. Кроме того, именно от НАНБ исходят предложения по формированию приоритетных направлений развития страны, которые затем утверждаются на правительственном уровне. Приоритеты обеспечиваются последующим формированием финансируемых из бюджета программ, также разрабатываемых Академией. Эта работа объединяет многих людей в те самые интеллектуальные сообщества. Думаю, не ошибусь, предполагая, что эти функции у НАНБ сегодня перехватить некому, даже если что-то не слишком хорошо получается, а ресурс частенько используется, чтобы тянуть одеяло на себя (сопоставьте объемы финансирования и эффективность академических институтов и университетов).

Во-вторых, вузы напрямую формируют норму образованности и культурных ценностей общества. В высшей школе реформа национального уровня идет перманентно, хотя часто и незаметно для публики. Появляются новые специальности, обновляется содержание традиционных, актуализируются программы дисциплин. Вероятно, не многие знают, что программа спецкурса должна быть пересмотрена каждые два года, а учебный план специальности живет только пять лет. Но самое важное и хуже всего решаемое из задач высшей школы — формирование перспективной модели специалиста, т. е. той самой нормы, под которую все остальное должно подстраиваться. Если быть честным, то эта норма существует только на уровне понимания, которое, как известно, у каждого свое, да еще и меняется со временем. Нужна ли формализация такой модели? Если в Кодекс ухитрились загнать все об образовании, то и модель должна была быть. Тем не менее, будучи в целом институцией интеллектуальной, университеты имеют лишь незначительные площадки для сообществ интеллектуалов, потенциальные участники которых вынуждены действовать в довольно жестких рамках, выход за пределы которых часто наказуем. Поэтому значительная часть «потенциальных» со званиями и степенями самоустраняется от работы интеллектуальной, предпочитая быть только ремесленниками высшей категории, но с хорошими показателями. Кстати, особенно хороши показатели у руководящего звена, многие представители которого, не написав годами ни строчки, становятся соавторами множества печатных работ по начальственному праву.

Другой вузовской проблемой является проблема студента, который никак не хочет в интеллектуалы, а думает лишь проскочить к моменту вручения дипломов, а с дипломом — на высокооплачиваемую работу, где думать о чем-то глобальном или просто заумном совсем необязательно. Поэтому программы по-прежнему строятся по информационному принципу, а курсов, где пытаются научить думать, выявлять и решать проблемы, практически нет. А если и есть, то небольшие и не в центре внимания. Мало где изучается общая теория систем, теория решения проблем, приемы развития творческого мышления. Вымылась культурологическая составляющая. И этот процесс усугубляется. Например, в обязательном курсе охраны промышленной собственности вместо изобретательства долго изучается законодательство, которое в данном случае воспринимается как полная абстракция, не имеющая никакого отношения к действительности для любого из слушателей.

Изменилась и студенческая среда. Во времена Скарыны студенты живо обсуждали в неформальном общении любые глобальные проблемы. Что мы имеем сейчас? Возможно ли формирование в их среде интеллектуальных сообществ? Примеров у меня нет.

Таким образом, интеллектуальный ресурс нашего времени опирается преимущественно на университеты. Но ни академическая, ни студенческая жизнь в них, ни законодательство на развитие этого ресурса не направлены. Поэтому продолжения реформирования высшей школы нам не избежать. Этого требует наша национальная безопасность.