В том, что авторитарные режимы по собственной воле власть не отдают, а расстаются с ней под давлением (со стороны ли общества, внешних ли сил, или их комбинации как в Ливии) согласны, пожалуй, все. В качестве примера сошлюсь на заявление президента неправительственной организации Freedom House Дэвида Кремера, которое он сделал в ходе недавней презентации доклада «Демократические изменения в Беларуси: Рамочная программа действий: „Думаю, настало время продолжать оказывать давление, не смягчать позиции, так как при дальнейшем давлении люди внутри режима могут решить: „Довольно, нельзя дальше идти этой дорогой“. И я думаю, наиболее реальный сценарий, когда люди внутри режима скажут, что такой путь неприемлем, что он не может длиться, что нам нужны перемены».
Я не специалист по Северной Африке и потому не берусь комментировать недавние события в Египте, Тунисе и далее по списку, но в том, что североафриканский сценарий способен повториться в Беларуси, у меня есть большие сомнения. По крайней мере, углубляясь на пару сотен лет в историческое прошлое, я не нахожу соответствующих аналогов. Гибель двух империй (романовых и коммунистов) произошло без участия оппозиции, да и роль «широких народных масс» при этом ограничивалась подтанцовкой. Волнения начались не до того, а после того. Они явились не причиной, а следствием распада власти.
Государство как сумма локальных событий
В любой социальной системе одновременно действуют две разнонаправленные силы: интеграции и дезинтеграции. Каждая из них представляет сумму миллионов локальных событий, происходящих в режиме «здесь и сейчас». Допустим, автор этих строк решил совершить поездку на маршрутке из своего микрорайона в центр города. В стоимость проезда входит и стоимость бензина, солидную часть которой составляет акциз. Оплачивая акциз, автор пополняет бюджет, укрепляя, тем самым, авторитарное белорусское государство, и это несмотря на то, что не является его сторонником. Поездка в том же направлении на троллейбусе «зайцем», как нетрудно догадаться, пополнит копилку событий, государство дестабилизирующих.
А теперь более масштабный пример: согласно переписи 1897 г. доля сельского населения в Российской империи составляла 87,4%. Если бы у нас была возможность поинтересоваться мнениям крестьян по поводу государства, то большинство из них просто бы не поняло, о чем мы ведем речь. Тем не менее российское крестьянство сотни лет являлось основной опорой государства, платя подати и поставляя рекрутов. Массовый отказ крестьян от выполнения своих обязательств, что и наблюдалось со второй половины 1916 г., привело к его краху. И для этого совсем не обязательно было выходить на площади.
На языке политологии подобный механизм разрушения государственности принято называть «уходом жизни из системы». В годы предшествующие Перестройки объем теневой экономики в СССР измерялся десятками процентов ВВП. Он был создан предпринимательской активностью миллионов советских людей, чей талант и энергия оказались не востребованы в рамках централизованной государственной экономикой, и поэтому они вынуждены были «уйти из системы». Последствия известны.
Сегодня по их следам идут сотни тысяч белорусов, зарабатывающих на свой кусок с маслом «приграничной торговлей» или в качестве гастарбайтеров в сопредельных странах. Понятно, что тут не все так однозначно. По расчетам экономиста Александра Лученка поступления от трудовых мигрантов составляет в год около 1.2 млрд. USD (2% ВВП). Но любая стабильность есть ни что иное, как баланс сил, в данном случае сил интеграции и дезинтеграции. Свой вклад в итоговую стабильность вносят не только современные плательщики податей и поставщики рекрутов, но и госслужащие, включая силовиков. До сих пор у меня перед глазами стоит телевизионная картинка, на которой ОМОН, выстроившийся перед зданием грузинского парламента, разворачивается и… уходит. А в 1991 г. точно также поступили бойцы «Альфы», отказавшиеся штурмовать «Белый дом».
Напомню, что ленинское определение революционной ситуации состоит из двух частей: «верхи не могут, низы не хотят жить по-старому». С низами все ясно, но почему «верхи не могут управлять»? Ответ заключается в приведенных выше примерах. Жизнь уходит из системы, частью которой являются и верхи. Наступает момент, когда первое лицо государства приходит в свой кабинет, садится за рабочий стол и не знает чем заняться в силу того, что ему просто некому отдавать распоряжения (вспомним Горбачева).
Локализм не следует путать с демократией
В сентябре председатель профсоюза работников радиоэлектронной промышленности Геннадий Федынич дал интервью одному из независимых сайтов. Привожу фрагмент: «Сейчас уже нужно проиндексировать зарплату на 53% — независимо от формы собственности предприятия. Ведь инфляция — 53%. <…> Как поднять зарплату Брестскому электромеханическому заводу, как поднять Минскому заводу вычислительной техники, а как поднять стипендии, как поднять пенсии? Народ, привыкший к словесной социально ориентированной экономике, не выдержит рыночной экономики».
Фактически это призыв к Лукашенко продолжать прежнюю политику внеэкономического перераспределения ресурсов. Если хотите, это и есть давление снизу. Это глас народа, причем народа, «который не выдержит рыночной экономики». Именно такой народ и привел в 1994 г. Лукашенко к власти. За прошедшие 17 лет он недалеко продвинулся в освоении либеральных (рыночных) ценностей и сегодня требует индексации зарплат «независимо от формы собственности предприятия», и надо полагать независимо от его экономических показателей.
Господин Федынич — человек способный мыслить масштабно. Он обеспокоен материальным положением пенсионеров, студентов и работников предприятий целой отрасли. Сами же работники конкретных предприятий, как свидетельствует исторический опыт, формируя экономические требования, редко поднимаются до подобного уровня обобщения. Их горизонт — трудовой коллектив предприятия, а часто — его отдельное подразделение. От людей с догосударственным мышлением, а именно они составляют «большинство» белорусского общества, иного и нельзя ожидать. Поэтому массовые акции протеста, на которые так рассчитывают белорусские либералы, если и начнутся, то по природе своей будут антирыночными, следовательно, антилиберальными, что не исключает использования протестующими либеральной лексики (об этом ниже).
В нашей культуре отсутствует ответственность рядового человека за целое. В нашей культуре отсутствует диалог, формирующий общий интерес. Поэтому, когда в условиях кризиса люди начинают объединяться, то делают они это ради борьбы за локальные интересы. Стоит ли после этого удивляться, что системные кризисы у нас всегда приводили к распаду целого на локальные миры. Последний пример — Перестройка, завершившаяся «величайшей катастрофой XX века».
Локализм (борьбу за свои частные интересы) не следует путать с демократизацией. Суть последней заключается в росте ответственности личности и локальных сообществ за целое. Сторонники же локальных интересов борются не за демократию, а за право не подчиняться решениям вышестоящих, что на практике приводит к беззаконию, а через него к хаосу.
В основе современного локализма лежит соборно-вечевой идеал, успешно перекочевавший к нам из догосударственного небытия. На стадии кризиса авторитаризма возможна его смычка с идеалом либеральным, носителем которого является интеллигенция. Эта смычка, в частности, проявляется в том, что представители соборно-вечевого идеала за неимением собственного политического языка начинают активно использовать язык либералов («Вся власть Учредительному собранию!», «Не допустим фальсификации выборов!» и т. п.). Однако если приглядеться, то несложно заметить, что временные союзники в борьбе против авторитарной власти предъявляют ей несовместимые требования. Либералы обвиняют власть в антидемократизме, в отсутствии свободы и условий для создания экономического роста, в то время как представители соборно-вечевого идеала — в отсутствии должной «заботы», выражающейся, в том числе, в неспособности индексировать зарплату в условиях галопирующей инфляции.
Обвинения либералов выстроены на Основном заблуждении интеллигенции, т. е. на наивной вере в творческие способности народа, которые начнут фонтанировать, стоит только освободить народ от ярма авторитарной власти. Обвинения представителей соборно-вечевого идеала порождены Основным заблуждением массового сознания, т. е. вере в возможность установления «царства справедливости» исключительно за счет усилий начальства. Разумеется, не любого начальства, а «правильного». В рамках данного заблуждения переход из царства Зла в царство Добра осуществляется за счет одномоментного действия, т. е. путем смены «неправильного» начальства на начальство «правильное».
Тут я не могу удержаться, чтобы не процитировать своего любимого автора: «Реальным субъектом стабилизации не может быть государство — монополист всей хозяйственной жизни страны, издающей директивные планы, подлежащие принудительному исполнению. Но им не может быть и изолированная личность, освобожденная от власти государства. Реальным субъектом может быть институциолизированный, опирающийся на реальную культуру диалог между государством и личностью, сложная напряженная система сообществ, в которой бы постоянно вырабатывалась реальная программа воспроизводства на всех уровнях» (Александр Ахиезер, историк).
В том, что на определенной стадии «ухода жизни из системы» союз либералов и представителей соборно-вечевого идеала способен победить авторитарный режим — сомневаться не приходится. В прошлом веке такое случалось дважды. Но каждая победа приводила к распаду союза. В первом случае представители соборно-вечевого идеала просто вырезали своих бывших либеральных союзников. Во втором случае столь кровавого сценария удалось избежать. В Беларуси либералы были вытеснены в «оппозиционное гетто», а в России часть из них до сих пор бегает на посылках у возродившейся на обломках союза новой авторитарной власти.
Оставшийся без либеральной поддержки соборно-вечевой идеал легко трансформируется в свою противоположность — идеал авторитарный. Это прекрасно понимал вождь мирового пролетариата. Цитирую: «Решительно никакого принципиального противоречия между советским демократизмом (т.е. основном на советах — современном аналоге средневекового вече. — С. Н.) и применением диктаторской власти отдельных лиц нет».
Но я забежал вперед. Распадаться пока нечему. Союз между либералами и представителями архаичного «большинства» у нас еще только начинает складываться. «Народный сход» — один из его элементов. В процессе его проведения либералы (инициаторы «Народного схода») и попытаются перевести народные чаянья о социальной справедливости на либеральный язык.