Формально, в различного рода статистических отчетах, составленных на их основе документах, в публичных выступлениях политиков происходящее в нашей стране представляется выражением тенденций, господствующих в цивилизованном мире. Например, сокращение занятости в сельском хозяйстве или падение рождаемости имеют место быть во всех странах с развитой экономикой.
Принимая первое в качестве достаточной предпосылки, можно, ничтоже сумняшеся, сделать вывод, что и у нас экономика развитая. По крайней мере, развивается в нужном направлении. Однако не станем делать поспешных обобщений. И для начала уточним понятия.
В цивилизованном мире «самоликвидация» деревни в ее традиционной форме была вызвана промышленной революцией, которой требовались работники. Но там никто не мог насильно заставить крестьян бросить землю, свой дом и поселить в рабочие казармы. Все делала конкуренция, вещь жестокая, но дающая самостоятельность в выборе решений. В деревне оставался тот, кто лучше умел хозяйствовать, кто мог приобретать сельскохозяйственные машины, тем самым повышать производительность труда, эффективность и объемы производства. Остальные уходили на фабрики и заводы, поскольку исчезала потребность в их труде. Этот процесс не завершился до сих пор, поскольку (это признает даже А. Лукашенко) на Западе проблема перепроизводства сельхозпродукции является главной для сельхозэкономики.
У нас же сокращение занятости в «организованном» агросекторе связано с его деградацией. А в целом сокращение занятости в сельхозпроизводстве относительно: никогда в обозримой истории Беларуси такое количество горожан не занималось «камерным земледелием» на микроскопических участках. Эффект тут достигается простой кооперацией труда. Как древним китайцам достаточно было положить в стену по одному камню, чтобы получилась Великая стена, так и нашим «дачникам» — достаточно посадить по сотке картофеля, чтобы получился миллион тонн. Способ примитивный, но даже он эффективнее колхозного так называемого крупнотоварного производства.
С этим утверждением продолжают спорить, но сам факт существования дачного и приусадебного земледелия наряду с крупным говорит сам за себя. Частник всегда имел свою долю рынка сельхозпродукции, а благодаря постоянному дефициту продтоваров в организованной торговле получал возможность извлекать более значительные прибыли. По крайней мере, на так называемых колхозных рынках конкурентов у него не было.
Кстати, в 60–70-е годы кооперативное жилищное строительство в городах финансировалось именно частным агросектором. По очень простой схеме: проживающие в заводских общежитиях молодые выходцы из деревни помогали своим еще вполне трудоспособным родителям «по хозяйству» и копили денежки на взносы. Таким же способом приобретались автомобили и другие товары длительного пользования.
Но время шло, люди старели, человеческий потенциал села иссякал, а вместе с ним деградировало и частное земледелие. Автору недавно удалось побывать в Молодовском сельсовете Ивановского района. И вот какую интересную цифирь он там увидел. В большом и с виду благополучном Молодове приходится 170 коров на 407 хозяйств, в Осовице, соответственно, 66 на 166, в Буссе — 60 на 118, в Песчанке — 28 на 62. При этом только в Молодове количество жителей старше трудоспособного возраста совпадает с числом трудоспособных. В остальных — пенсионеров в 2-3 раза больше работающих. А детей, наоборот, меньше.
Перспектива, таким образом, совершенно очевидна: в нынешнем своем виде село как тип населенного пункта исчезает. Сначала в хутора превращаются небольшие деревни. При этом они выпадают из существующей инфраструктуры, поскольку содержание в них магазинов, амбулаторий, служб быта, клубов, библиотек и школ, сохранение транспортного сообщения с ними, обеспечение энергоснабжения становится делом, мягко говоря, малорентабельным. Затем наступает очередь бывших центральных усадеб, в которых, как правило, располагаются сельские исполкомы, коммунальные и сервисные службы, дома культуры, торговые центры и «главные» средние школы. В прежние времена содержание «социалки» почти целиком обеспечивалось самими хозяйствами, поэтому они были своеобразными собесами, — сегодня они сами нуждаются в значительных финансовых вливаниях.
Передача сельской инфраструктуры на балансы районных исполкомов не способно коренным образом повлиять на ситуацию, поскольку в райцентрах и сельских районах промышленность существенных доходов не приносит, а деловая активность предпринимателей приближается к нулю. А коль нет налогооблагаемой базы, то и налогов нет.
Что же делать? Это поистине роковой для нас вопрос, который не удалось решить ни нашим дедам, ни нашим отцам; не решается он, о чем свидетельствуют приведенные выше данные, и сейчас. Хотя все принимаемые в последние годы программы говорили о дальнейшем развитии АПК, ситуация постоянно ухудшалась. Уже даже на официальном и высоком уровне признано появление хозяйств с критической экономикой, которые надо отдавать тому, кто сможет наладить в них жизнь. Однако нет уверенности, что такие люди найдутся.
Недавно БелТА, в сообщении о том, что в Гомельской области фермеры взяли «на себя» шесть обанкротившихся хозяйств, сделала интересную оговорку, отнеся к государственной форме собственности эти бывшие колхозы. Разумеется, это от экономической безграмотности. Но, что называется, проговорились. Как у нас горшок (колхоз, кооператив и прочее) ни называют, но в печь сажают. То есть, принципиальной разницы между предприятиями разной формы собственности нет, поскольку у государства имеется множество инструментов для их подчинения. При этом интересы самого предприятия могут в той или иной мере учитываться, а могут и совсем не учитываться. Что и произошло с колхозами, которые с первого и до последнего дня своего существования выполняли сначала обязательства перед государством и лишь затем, из остатков (если они были), удовлетворяли собственные интересы.
В общем, когда говорят о возрождении села (в его колхозной форме? — К. С.), это не может вызвать ничего, кроме недоумения. Ведь именно из колхоза бежало «все, что шевелится, и хоть к черту на рога». Следовательно, надо делать жизнь в сельской местности привлекательной. Даже в супериндустриальной и суперурбанизированной Америке множество людей стремится жить и работать в сельской местности. При этом вовсе не обязательно быть фермером. Там нужны практически все специалисты от учителя с ветеринаром до адвоката с банкиром. Но если взять американского фермера, то он, несомненно, уверен в двух вещах: правительство должно оказывать ему безусловную и всемерную поддержку, но никогда ни один правительственный чиновник не должен вмешиваться в его «внутренние дела».
Представляется, что, только предоставив такую свободу выбора тем, кто хочет жить (значит, работать и зарабатывать), или тем, кого обстоятельства заставляют жить (тоже работать и зарабатывать) в сельской местности, можно возродить деревню. В том неизвестном пока виде, который окажется наиболее привлекательным для таких людей. В цивильном мире даже для коров строятся не фермы, а дома, удобные для проживания. Но ведь это тварь бессловесная, а человек способен к сознательному созиданию, если ему позволяют действовать в собственных интересах. Это банально и всем известно. Но банально и то, что у нас эта аксиома постоянно игнорируется. Поэтому суеты много — результатов нет.
Есть, например, разработанная в Минтруде дорогостоящая программа переселения в деревню семей городских безработных. По сути, социальных аутсайдеров, не сумевших использовать для самоутверждения те огромные, по сравнению с деревней, возможности, которые дает город. А ведь обжаренные зерна, известно, не прорастают. В то же время есть и местные, адаптированные, так сказать, кадры. Сокращение сельхозпроизводства в минувшие годы оказалось столь быстрым, что обогнало даже стремительную депопуляцию села. Если в среднем по стране на одну заявленную нанимателем вакансию претендуют 4 безработных, то, например, в Столинском районе на каждое свободное рабочее место приходится 56 сельских безработных, в Речицком — 47, в Дубровенском — 37, в Березовском — 36, в Ляховичском районе — 29 человек.
Не лучше ли деньги, которые тратятся на переселенцев, отдать этим людям. На обзаведение, на возвратной основе. На первых порах, конечно, помучаются. Но захотят жить, разбогатеют. Сказано ведь, что зерно, брошенное в почву должно умереть. Чтобы дать жизнь колосу…