Интересно вот что: проект Единого экономического пространства (ЕЭП) — начиная с момента своего возникновения в форме Очень Серьезной Перспективы (Москва, февраль с. г., декларативное заявление четырех президентов) — был воспринят с традиционным невниманием. Российские и белорусские комментаторы говорили о нем примерно с таким же скепсисом, с такой же скукой, как и о других начинаниях вроде Таможенного союза, ЕврАзэС’а, а также всевозможных пятерках, четверках, тройках, но не так далее. Поскольку к двойке проявляли несколько повышенный интерес. Между тем западные комментаторы названную выше четверку сразу выделили среди прочих. И неустанно следили за развитием ЕЭП-сюжета при довольно вялой реакции на события, связанные со скандальным российско-белорусском дуэтом (вероятно, для циничного европейского ума различие между дешевым газом и очень дешевым газом не может претендовать на статус политической драмы).
Эта озабоченность возрастала и после ялтинской интермедии (напомним, что она случилась 19 сентября) достигла точки кипения: сразу после подписания Соглашения администрация Буша, НАТО, ЕС разразились серией заявлений, которые можно воспринимать как угрозы. Американцы предостерегают Москву от имперских замашек, Киев — от продажи независимости, а немецкие экономические эксперты уже умудрились обнаружить неминуемые убытки, которые предстоит понести Украине в связи с участием с ЕЭП. Генезис и логика этих «убытков» совершенно непонятны, еще менее ясно, почему вступление в ЕЭП помешает Украине вступить в ВТО (мысль американского Госдепартамента) при том, что одной из целей создания «Союза Четырех» как раз и является вступление в ВТО. Кроме того, согласно подписанным документам, ЕЭП является сугубо экономическим объединением — в отличие, например, от союзного государства России и Беларуси, строящегося, по замыслу проектантов, не только на единой экономической, но и военно-политической базе. В чем же причины столь повышенного внимания к ЕЭП со стороны Запада?
Можно предположить, что виной тому — фантом Украины, который за последние 12 лет превратился в непременный и сверхобязательный фрагмент мирового гео-мифологического барельефа. И Россия без Украины — не Россия, и Европа — какая-то чересчур западная Европа. При этом следовало бы подчеркнуть, что в России за эти годы столь крепко утвердилось представление о вероломстве Киева, что подписание Кучмой очередной пачки бумаг ни на кого особого впечатления не производит. Отсюда — мало прессы и «тройка» «Коммерсанта». Что же касается реакции Запада, то, вероятно, лишь она одна и способна придать блеск Путинской инициативе: коль скоро у проекта есть враги, то он чего-то стоит. Оставим в стороне причины, обязывающие американских политиков грозить Кучме, а комментаторов строчить аналитические отчеты. Важно попросту отметить серию зеркальных отражений, самих по себе задающих интригу политической игры.
Относительно Украины сразу можно оговориться: ее инициатива ничем ей не грозит. И не только потому, что она подписала Соглашение на специальных условиях и примет участие лишь в той части положений соглашения, реализация которых не противоречит Конституции и международным договорам страны. Украина, кажется, вполне дозрела до мысли, что на подступах к ЕС ее намереваются выдерживать не менее 20 лет (не иначе доводить до благородной крепости Hennesy VSOP). Таким образом, наличие некоторых альтернатив (а в Вашингтоне и Брюсселе ЕЭП расценивают именно как альтернативу), быть может, парадоксальным образом приблизит страну к Европе.
Почему, собственно, мы такое внимание уделили Украине? Потому что благодаря ей наконец — вопреки многолетним утверждениям Лукашенко — у союза РФ-РБ появились враги. Причем, именно там, где, как обычно и предполагали, они должны прятаться, — в США. Странно, что белорусская пропаганда не уделила должное внимание тому факту, что враг наконец-то вылез из укрытия. Подчеркнем: до сего момента американцы не расценивали всерьез угрозы белорусскому суверенитету, исходящих от союзного государства. Они говорили о чем угодно — о правах человека, о недостатке демократии, — но белорусский суверенитет их беспокоил мало. И вот же: Ялта маркировала начало момента «втягивания» Украины и Беларуси в ЕЭП, — тут и возникла тень угрозы суверенитетам.
Самое время обратиться к идеям Соглашения и дать его общую характеристику. Быть может, своеобразная оценка, данная этому проекту американцами и Лукашенко (о чем будет сказано ниже), в самом деле свидетельствует о том, что он не такой уж «мертворожденный», как принято считать? Быть может, идея формирования ЕЭП — нечто менее амбициозное, а следовательно, более реалистическое, нежели все предыдущие идеи подобного рода? В самом деле: от участников ЕЭП не требуется запускать космические корабли на Марс, конструировать противоракетный щит, создавать непобедимую армию или формировать огромное автаркически замкнутое пространство обмена товаров и услуг. От них даже не требуется избирать общий парламент или назначать главного президента из четырех. Собственного говоря, от них почти вообще ничего не требуется, — в этом заключается особая элегантность программы.
Поскольку она составлена таким образом, что для ее более или менее успешной реализации достаточно паразитировать на инерции реально происходящих на постсоветском пространстве процессов. Процессы, которые имеются в виду, — это, разумеется, процессы вхождения в мировой рынок. По мере прохождения этапов на этом пути теперь их будет можно маркировать как успехи/поражения при формировании ЕЭП. Ни один из пунктов Соглашения (желающие могут ознакомиться с ними на сайте kremlin.ru) не выходит за контуры динамики глобализации, либерализации и подобных «ций»: формирование зовы свободной торговли, предполагающей неприменение во взаимной торговле антидемпинговых, компенсационных и специальных защитных мер на базе проведения единой политики в области тарифного и нетарифного регулирования, единых правил конкуренции, применения субсидий и иных форм государственной поддержки, гармонизация макроэкономической политики, создание условий для беспрепятственного перемещения товаров, услуг, рабочей силы и капиталов, гармонизация законодательств сторон в той мере, в какой это необходимо для функционирования единого экономического пространства, ect. По меньшей мере три из четырех участников Соглашения заинтересованы в реализации этих задач, поскольку особых условий в ВТО для себя не требуют, — это мы и имеем в виду, говоря о «естественном ходе вещей».
Что касается «неестественного хода вещей», то здесь в первую голову нужно упомянуть о том, что Минск уже выдвинул ВТО ультиматум, суть которого сводится к концепции «особых условий для особых стран». Ни у кого нет сомнения, что Беларусь — страна особая. Можно вообразить: в ВТО состоят 146 стран, принятые в эту организацию на общих условиях, в то время как Беларусь пытается организовать нечто вроде сепаратных отношений — с ВТО без ВТО. Очень напоминает набившие оскомину сепаратные отношения с Россией без России.
На фоне этой любви Минска к различного рода сепаратным договоренностям и отношениям недоверие и ревность Александра Лукашенко к новому объединительному изобретению вполне понятна. Если одной из главных целей ЕЭП является координация действий участников на пути вхождения в мировой рынок при снижении болевых порогов и рисков, связанных с этим процессом, то для официального Минска это — ненужная альтернатива «особому» союзу с Россией. Ибо для Лукашенко Россия нужна не в качестве проводника во внешний мир, а как раз напротив — как заслон от него. Исходя из этого легко понять, почему Александра Григорьевича так беспокоит «пятый пункт» Соглашения, трактующий о разноскоростной и разноуровневой интеграции. Именно этот пункт предусматривает жесткую зависимость распространения разнообразных преимуществ на членов ЕЭП от степени готовности страны их принять. На практике это означает, например, что равные цены на услуги естественных монополий (любимая в нашей местности тема) будут распространяться только на те страны, законодательство которых не предполагает драконовских мер по защите внутреннего рынка (речь, скажем, о льготировании промышленности). Другими словами, преференции будут предоставляться не авансом, не «в кредит», как к этому уже успели привыкнуть, а по факту наличия определенных законодательных гарантий. То есть постфактум.
Взвешивая перспективы ЕЭП, Лукашенко раздраженно замечает, что Беларусь хоть и подписала Соглашение, но выполнять его будет только тогда, когда другие страны-участники выполнят «все условия». Другими словами, Александр Григорьевич сразу проговаривается, что Беларусь будет аутсайдером данного процесса, и тот факт, что это превентивное аутсайдерство «позитивно» вписывается в концепцию «разноскоростной интеграции» (оно и не может не вписываться, ибо, согласно идеям проектантов, должно было апроприировать любые капризы), похоже, обижает его окончательно. Есть в тексте Соглашения и прямое оскорбление: «Ни одна Сторона не может препятствовать другим государствам-участникам ЕЭП ускоренно продвигаться к более высокой степени интеграции». Прочесть это можно следующим образом: если кто-то намерен превзойти всех в интеграционной риторике, то это тоже не запрещено. Но, с другой стороны: «Переход от одного этапа к другому осуществляют те государства-участники, которые выполнили мероприятия, предусмотренные в предыдущем этапе Комплекса основных мер по формированию ЕЭП».
С ялтинским саммитом связан еще один аспект интеграционной интриги. Мы уже, пожалуй, забыли, что «Александр Лукашенко» — это не бранное выражение и не молитва, а всего-навсего имя одного из постсоветских политиков. За время своего пребывания у власти он вырастил столь длинный шлейф эпитетов, что как бы утратил свою человеческую самость. Принято говорить о его харизме, политическом чутье, наконец, о том, что «собирание славянских земель» — это исключительно его, любимого, прерогатива. Самое забавное состоит в том, что маятник общественного интереса неожиданно качнулся в другую сторону: на Западе поверили в то, что именно Путин теперь вплотную намерен приступить к данной нелегкой задаче. Этому странному маятнику достаточно качнуться — и вот же: все заговорили о Путине. Это означает, что Лукашенко теперь едва ли не судиться нужно за копирайт: разве «интеграция» не есть его суть? Вот вам и прямая цитата: «…белорусы и в том числе Лукашенко никогда не выступали и не будут выступать против единства наших народов. Для Лукашенко это политическая смерть». Отсюда легко догадаться, что в ближайшей перспективе официальный Минск свою политику будет строить таким образом, чтобы по возможности обесценить вес и значение ЕЭП, лишить его «права» всякую интеграционную инициативу описывать через собственный код.
Таким образом, можно увидеть еще один аспект проблемы — идеологический. В самом ли деле Путин вознамерился приступить к «собиранию земель»? Дело в том, что совершенно неважно, как оно «на самом деле», важно лишь то, что общественное мнение (склонное к демонизациям, героизациям, утрированиям и упрощениям) уже приписало Путину такое намерение и — соответственно — закрепило за ним соответствующую репутацию (сперва навязывал Беларуси единую валюту, теперь вот вам — единое экономическое пространство). Ровным счетом так же Лукашенко долгое время оценивали не «по делам» (непонятно, что под ними понимать), а по так называемым намерениям, по сути дела — по эффектам означивания или, если еще проще, «по словам» (как еще оценить деятельность политика?). Можно допустить, что кремлевские аналитики рассчитывали на подобный эффект — разве не на это ориентирована игра знаков: Ялта, Ливадийский дворец, набор означающих (Больших Слов) типа «интеграция», «единство», «унификация» и пр.? Во всяком случае, еще раз следует отметить реакцию Запада, сумевшего элементарную экономическую программу принять за начало «возрождения СССР» (из идейного балласта Джорджа Буша).
И эта реакция во многом играет на руку российской партии власти, ибо не следует забывать о том, что последние два года народным созданием она зачастую маркируется как «прозападная» и «продажная». Не очень удачные эпитеты в канун предстоящих выборов в Госдуму. Стоит подчеркнуть, что теми же эпитетами охотно пользовался последнее время и Александр Григорьевич, развивая свою фронтальную критику постсоветских режимов. Нужно сказать, что инициатива создания ЕЭП — довольно-таки достойный и внятный, хотя по сей день и недостаточно оцененный, ответ администрации российского президента на обвинения (со стороны ура-патриотических сил) в том, что она-де совместно с Западом строит санитарный кордон вокруг России.
Вместе с тем из этого «достойного» ответа не следует, что (вывод, к которому нередко склоняются российские и белорусские аналитики) Путин вот-вот «дожмет» Лукашенко. Ранее было попросту непонятно, каким образом и зачем Путину «дожимать» Лукашенко. Чаще всего имелось в виду, что устойчивость власти коррелирует с ее экономическими успехами или шире — экономическим потенциалом. Следовательно, если выкрасть из-под Лукашенко воздушную подушку российских «дотаций», то и Лукашенко конец. Крайне сомнительное убеждение, сопоставимое с верой в то, что земля плоская, а грешников в обязательном порядке жарят на сковородке. Однако нас интересует не это предубеждение. Важно то, что после подписания Соглашения о создании ЕЭС «проблема Лукашенко» в некотором смысле утрачивает свою актуальность для России. Другими словами, «Лукашенко» — это не песня, не литания и не бранное слово, и он не является эксклюзивным держателем «интеграционных» акций. Подобно тому, как Лукашенко объединяется с Россией без участия руководства России, так и Россия теперь готова объединяться с кем угодно, когда угодно и на каких угодно началах, а если это кому-то неугодно — то и как ему будет угодно.