Если народ пойдет за Гамсахурдия, я пойду против народа.
Мераб Мамардашвили (1930-1990).
Бывают в человеческой жизни периоды, бывают положения и обстоятельства, в которых обнажается сущность и исчезают маски. Трус становится трусом, негодяй негодяем, герой героем. Защитная оболочка из слов, имиджей и впечатлений, уверений и обещаний на некоторое время растворяется, и человек остается тем, что он есть. Тем, что он есть на самом деле. Бывают эпизоды и мгновенья, когда это происходит с обществом или в историческом масштабе — с эпохой.
* * *
В дни подготовки и проведения референдума характер будущего и настоящего, уже давно не предлагаемых в качестве выбора, изначально не подлежащих обсуждению, куда с отчаянным упорством все глубже загоняется внешне послушный, всеми силами принуждаемый к молчанию народ, стал отчетливо виден, был явлен миру лицом. Лицо это, бегло осветив собой сводки международных новостей и комментариев, не вызвало у мира симпатии. Тем более не вызвало оно доверия — хотя противоположные цели в Беларуси не ставились. Слишком значима была ставка, слишком велико опасение потерять непрочные гарантии и блага, предоставляемые безраздельной властью или близостью к ней.
Беспредельное и бесконтрольное обладание властью в нынешнем мире перестало содержать в себе обещание почтенной и обеспеченной старости, вернувшись к состоянию, многократно описанному еще в античной литературе — наполненному фобиями, подозрительностью, мрачными капризами и озлобленностью на всех и за все. Это рано или поздно происходит с неизбежностью: в демократическом обществе единоличное присвоение власти не может быть «справедливым и честным» по определению; риторика войны, разжигания ненависти, борьбы против инакомыслия, против знания, враждебности по отношению к независимому человеческому бытию и мышлению как таковым — естественный «модус вивенди» всех без исключения диктатур.
Никто из противников белорусского политического режима, кажется, не заявляет о необходимости сохранения «царских полномочий», приписанных себе действующим руководством Беларуси. Речь в нашей стране должна вестись не столько о смене лидера, сколько именно о реабилитации понятий «честности и справедливости», предоставлении народу реальной возможности выбирать или просто быть услышанным. Нужно начинать говорить о трансформации на основе обретенного нами поучительного опыта самого политического механизма, о проведении, может быть, как на Украине, конституционной реформы и выработке надежных институциональных гарантий недопущения деспотии и защиты конституционного строя, а также неукоснительности осуществления прав и свобод граждан, воспрепятствованию произвольного и конъюнктурного их истолкования.
* * *
Ни одна политическая или экономическая программа в XXI веке не может полностью соответствовать признанным международным сообществом принципам справедливости, если не опирается на демократический характер выбора. Выбор может быть соотнесен только с развертыванием всего комплекса политических и юридических инструментов, обеспечивающих не временное и ограниченное (в день голосования), а перманентное право всех без исключения граждан на независимое выражение своей политической воли и получение для этого всей необходимой информации. Иначе выбор попросту не будет свободным. Авторитаризм, как правило, признается допустимым, только если является временной мерой, направленной именно на создание институтов и практик, обеспечивающих свободное волеизлияние народа.
А иначе для чего нам нужен авторитаризм, фактически лишающий страну выгод от участия в мировом экономическом обмене, приводящий к деградации ее статуса полноценного субъекта международных отношений, ввергающий общество в состояние внутренней холодной войны, открытого «манипулирования сознанием» населения, ограничения свобод, гарантированных не только Конституцией Беларуси, но и взятыми ею на себя международными обязательствами? И проч., и проч., и проч. И все это ради 250 долларов средней зарплаты? Не смешите. Кому в действительности нужна диктатура, кроме ее, так сказать, непосредственных субъектов и иже с ними? Нам — то, народу, она зачем?
* * *
Но власть у нас и не собирается спрашивать. Она, в меру своего разумения, исходит из того, что ей все уже известно о нас заранее. Если в прошлой жизни, до обретения полномочий, она скромно занималась, например, сельским хозяйством или переживала тяготы и невзгоды воинской службы, то сегодня она учит философов философствовать, педагогов преподавать, бизнесменов считать, журналистов писать, славян — поляков, чехов, словаков, болгар, русских (этих особенно), украинцев и др. — жить.
* * *
Всякий раз, когда власть берется рассуждать о народе, она говорит, в сущности, о себе. Для нее белорусский народ — это то, что соответствует ее об этом народе представлению.
«Народное мнение», доходя до страниц официальной печати или телевизионных экранов, ужимается в куцые обрывки того, что было сказано властью «от имени народа» накануне. Народ «для власти» — это отнюдь не тот народ (все население страны), который имеет в виду Конституция. Власть, но не Конституция, делит народ на ранги, почти сословия — «хорошие и „плохие“, решая за Конституцию, каким из них быть, а каким не бывать в парламенте, на кого уголовное законодательство распространяется по всей строгости, а кого можно „приказать отпустить“.
Не оппозиция и не проклинаемый круглосуточно и по всякому, весьма иногда неожиданному поводу «Запад» или амбивалентный «восточный сосед», но именно власть в нашей стране постоянно демонстрирует, что Конституции, Закону и Суду цена при ней — грош. Ничуть этого не стесняясь. Сколько раз мы бывали свидетелями того, как уполномоченные на то чиновники добросовестно, хотя и с безыскусностью злодея-многоженца из давнего «черного» анекдота («Ваши предыдущие шесть жен отравились колбасой. А почему последняя, седьмая, выбросилась из окна?» — «Ну, не захотела есть колбасу».) старались придать видимость формальных оснований приостановлению деятельности общественной организации, закрытию университета или СМИ, применению насилия по отношению к гражданам страны. После чего выступал президент и полностью дезавуировал все, что на протяжении иногда целых месяцев методично вкладывалось в головы населения государственными СМИ и «ответственными государственными служащими».
Чего же стоят такие СМИ и такие «служащие», если их задача сводится к прямой фальсификации, оправданию отступления от духа и буквы закона, которое даже не скрывается, а, наоборот, выдается за доблесть, за «честность», за «справедливость»? Населению втолковывается, таким образом, что закон — это категория действительная не для всех. Можно ли тогда надеяться найти у такого закона — защиту? Нет, объясняет власть, не у закона следует искать защиты и гарантий, а у президента; он-то и решит, не по закону, а «по справедливости», понимаемой опять же по его собственному разумению.
Добро и зло тогда — больше не прерогатива Бога.
* * *
Какая благая цель может оправдать столь одиозные средства? Одиозность их чаще всего понимается даже непосредственными исполнителями, не рискующими говорить правду, высказывать собственное мнение, вынужденными прибегать к призракам «формальных оснований» и «элегантных побед»? Устойчивость которых гарантируется всего лишь до первого вопроса к власти в раскладе, где она не «сама сдает».
* * *
Можно ли верить в этих обстоятельствах заверениям, что заключение под стражу лидеров оппозиционного лагеря и преследование членов их семей является следствием их природной склонности к преступлениям, а последовательное исчезновение политически значимых фигур — легко объясняется превратностями статистики? Почему в стране с «сильной» и «народной» властью, не к кому обратить этот вопрос? Почему власть эта спрашивает, слушает и позволяет слушать только саму себя? И почему только сама себе перед собой отвечает? Или перед теми, кому сама же и поручит себя спросить?
* * *
Белорусская идеологическая машина, предназначенная, по идее, для оправдания подобного поведения власти, сама, однако, утверждается не иначе как посредством исступленного оскорбления личного человеческого достоинства своих соотечественников. О ком, из числа несогласных с властью, мы слышим или читаем в органах пропаганды что-либо, кроме малосодержательных ругательств, кого из них эти органы попытались хотя бы услышать, не то чтобы — понять? Вчитайтесь и вслушайтесь. Можно ли кого-нибудь обмануть ссылками на то, что внешнеполитические, например, проблемы белорусского государства проистекают от недостатка «правды»?
Вот она, эта «правда», перед вами. Ее не в силах последовательно и не противореча через строчку самим себе сформулировать даже ее «носители». Отстаивать ее без грубого хамства, сделавшегося сегодня фирменным знаком белорусского официального политического «мышления», без агрессии и угроз, без маловразумительного набора бранных словосочетаний и эпитетов, ставших главным аргументом «идеологической борьбы», без всенепременного обливания грязью каждого, кто не согласен или просто позволил себе усомниться. Потому что, например и не в пример некоторым «идеологам» и «пропагандистам», много читал. Или много думал. Или от врожденной пытливости ума. Или от неприятия нагромождения логических нелепостей. Или от нелюбви к бессодержательной догматике и демагогии. Да мало ли почему. Что же это за правда, по поводу которой и вопрос-то задать боязно — рухнет немедленно. Сиди и слушай, не шелохнувшись. Переубедить этой «правдой» кого бы то ни было невозможно. Ею можно только перекричать.
Предъявление этой «правды» миру, публикация без всяких комментариев переводов отдельных видов продукции газетных и особенно телевизионных пропагандистов привели бы к окончательной дискредитации и саморазоблачению белорусской политической реальности. И только.
Может ли благородное содержание воплощаться в непристойной форме? Допустима ли, моральна ли ситуация, когда примитивность, игра на низменных инстинктах становится не маргинальным, но главным направлением формирования политической «культуры» населения, затрагивает наших детей, молодежь, вытравливая навыки рационального, теоретического мышления? Когда ненависть превалирует над ценностью взаимопонимания, когда сознательное воспитание враждебных чувств к другим народам — «западным», «американцам» и т. д., «исторически» (и, видимо, «истерически») «мечтающим» о порабощении «славян», «наших», — сочетается с утверждением о генетическом «нравственном» превосходстве белорусов, народа «со знаком качества», впервые в истории человечества познавшего (в лице своего президента) истинную справедливость. Превосходство это, понятное дело, воплощается в «независимой политике» означенного президента, заставляющей другие, менее «качественные» народы, «от зависти», «клеветать» на него и строить всякие козни.
* * *
На самом деле, если остановиться и вдуматься, в белорусской пропаганде можно найти немало по-настоящему смешного. Или, скорее, трагикомического. Потому что все это, как известно, уже было. В первый раз — как трагедия.
* **
Здесь впору затосковать по «марксизму-ленинизму», отличавшемуся все-таки наличием логической упорядоченности, ясным пониманием смысла провозглашаемых им ценностей, теорией «социалистического» права, доктриной «диктатуры пролетариата», а позднее — «общенародного государства». «Марксизм-ленинизм», по крайней мере, брался объяснить, откуда взялась надобность противостояния «империалистическим» государствам (так ведь — «законы истории») и отчего возникает потребность поддерживать «революционные и национально-освободительные движения во всем мире». Но ведь и первоначальные основоположения его разрабатывались не по торопливому заказу господствующих династий, а в среде весьма даже «радикальной оппозиции».
Однако и «марксизм-ленинизм», превратившись в схоластику, не устоял перед живой историей и философией, перед вопросами, на которые не были предписаны ответы.
* * *
Невыразимость той «справедливости», на которую непрестанно ссылается пропаганда, отказ в праве на мысль, на понимание, на вопрос, на сомнение и критическое обсуждение — повторяющиеся симптомы, позволяющие практически безошибочно определять характер политического режима. Историческое прошлое учит, что симптомы эти всегда — опасные и тревожные. Отождествление государства и его интересов с конкретными правителями рано или поздно неукоснительно перетекает в языческое обожествление власти, в апологию произвола и величайших несправедливостей.
* * *
Однажды я спросил у отца: «Что такое национал-социализм?» Отец ответил: «Национал-социализм — это воля Фюрера». И все. Больше он ничего не сказал.
Мартин Борман младший