«Цифровая революция» создала множество возможностей для динамичного развития культуры и современного общества. Но она создала еще больше противоречий, которые сложно разрешить. Цифровую революцию можно определить как «создание и широкодоступность технологий, которые делают легким копирование, комментирование, сравнивание, модифицирование, передачу и распространение содержания, при помощи перевода информации в цифровую форму» [1]. Открытость всех этих возможностей простому индивиду позволила не только «потреблять» информацию, но также комбинировать и изменять ее с другими ресурсами, производя нечто новое.
Возможность высказываться радикально демократизировалась благодаря технологиям ее распространения и передачи, которые оказались в руках огромного количество людей. Так как эти люди принадлежат к различным сегментам общества, речь стала мультинациональной, универсальной и практически не поддающейся контролю. Чтобы сузить тематические рамки, я буду рассматривать Интернет как основной и ключевой медиум «цифровой революции». Именно он позволил широко разрастить распространению информации и инновации. Одним из ключевых понятий высказывания в Интернете является «неисключительное присвоение», в случае которого человек присваивает нечто для личного использования, но другие в то же время могут свободно присваивать это так же [2].
Благодаря Интернету люди получили возможность участвовать в создании и распространении новых форм публичного дискурса, новых форм искусства, других способов реализации креативного потенциала. Разумеется, возможности, открывшиеся с «цифровой революцией», спровоцировали экономическую революцию. Коммерциализация новых возможностей и каналов распространения произошла очень быстро. Цифровая революция, таким образом, произвела два противоречивых тренда: демократизацию цифрового контента и возрастающую важность этого контента как источника богатства и экономического влияния. Этот культурный и общественный конфликт строится, прежде всего, на проблеме контроля. «Высвобождение» различных форм самовыражения повлекло за собой новую волну агрессивных мер правового и технологического контроля. Различные медийные корпорации, звукозаписывающие студии и прочие крупные компании стараются изо всех сил лимитировать и ограничить возможности индивидов в инновации и участии, так как эти возможности никоим образом не пересекаются с экономическими интересами этих компаний.
Этот феномен можно обозначить как «противоречие в общественных отношениях, порожденное технологическими инновациями». Этот конфликт, разумеется, нашел свое выражение в культуре, политике и в законах. Он столкнул противоположные идеи о том, что же такое «свобода слова». С одной стороны выступает уже сформировавшееся капиталистическое понимание свободы слова. Оно подразумевает под собой регулирование свободы слова через защиту прав производителей и через права собственности. Вся суть закона об интеллектуальной собственности здесь сводится к тому, чтобы «блокировать» некоторые формы самовыражения, ограничивать их использование. С появлением Интернета быстро были разработаны схемы законодательного регулирования, а также технологические приспособления, которые предохраняют контент от копирования или же перекрывают к нему доступ.
С другой стороны выступает современное понимание свободы слова, подразумевающее активное участие индивидов в производстве и распространении общественной культуры. Это альтернативное понимание свободы слова базируется на идее демократичной культуры. Свобода слова, понимаемая в таком ключе, сохраняет и пропагандирует демократию и демократическое саморегулирование. Согласно этому пониманию, свободу слова следует рассматривать как интерактивный цикл общественного обмена, общественного участия и формирования самих себя. Высказывание в Интернете — это социальная активность, которая включает в себя обмен, возможность давать и получать. Свобода слова в подобном временном контексте, полном правовых и культурных противоречий, — это нечто большее, чем просто демократия. Это широкая дискуссия на уровне культуры.
Если понимать демократию как характерную черту общественной жизни и форму общественной организации, то можно дать определение демократичной культуре. Демократичная культура — это тип культуры, в котором несправедливые барьеры рангов и привилегий минимизированы, в котором обычные люди получают возможность голоса наравне с институтами власти, в котором не дискриминированы различные практики, определяющие повседневное существование людей. Демократичная культура — это не демократичное управление культурой. Это демократичное участие в ней. Следовательно, демократичная культура — это культура участия. Подобная возможность активного участия порождает постоянную включенность в культурные процессы. Это делает культуру «коллективным процессов создания значений в обществе» [3]. Эти процессы создания значений должны включать не только возможность получения, но также и возможность распространения и модификации этих значений.
Демократичная культура и Интернет как ее неотъемлемая часть предполагают свободное участие индивидов, непрерывную интерактивность и инновацию, в которой культура и общественный дискурс двигаются и растут в различных направлениях. Следовательно, смещение фокуса с демократии на демократичную культуру может помощь переосмыслить понятие свободы слова в эпоху цифровой революции. Свобода — это не только возможность участия и взаимодействия, это также возможность распространения, влияния и смешения. Возможность индивидов создавать свою собственную культуру должна стать центральным моментом в переосмыслении понятия свободы слова.
Разумеется, одни лишь технологии не могут гарантировать осуществления демократичной культуры. Это связано с тем, что крупные компании используют технологии, чтобы ограничить возможность демократичного участия. Широко популярное капиталистическое понимание свободы слова никоим образом не совместимо с идеей демократичной культуры, и об этом всегда следует помнить.
---------------
[1] Jack M. Balkin, Digital speech and democratic culture: a theory of freedom of expression for the information society / NY University Law Review 1 (2004).
[2] Ibid.
[3] Ibid.