Недавно белорусской общественности была анонсирована книга «Адзін дзень палітвязня», составленная журналистом Радио «Свабода» Анной Соусь. В книге рассказано о 41 человеке, признанном политическим заключенным с 1996 по 2008 год.* Очевидно, что подобное признание свидетельствует как о политических преследованиях оппонентов правящего режима в стране, так и о недостатке или полном отсутствии в Беларуси демократических принципов жизни.

Очевидно, что вопрос с дефиницией понятия «политический заключенный» все последние годы является весьма актуальным не только для Беларуси, но и для всех стран бывшего СССР в целом. Данный термин используют все политические оппоненты, при этом действующая власть утверждает, что политических заключенных в стране нет или не может быть по определению*. Правозащитные организации, оппозиция приводят свои аргументы и ссылаются на целый ряд примеров, свидетельствующих о наличии политических репрессий в стране.

Первоначальным импульсом для написания данной статьи послужил спор, разгоревшийся около двух месяцев назад на просторах белорусского интернета между Александром Милинкевичем и «Хартией-97», по поводу отнесения некоторых белорусских заключенных к категории политических.* Хартийцы посчитали ранее задержанного и недавно отпущенного из мест предварительного заключения под подписку о невыезде фигуранта «Процесса 14-ти» Артема Дубского, а также находящихся под следствием предпринимателей из Волковыска Николая Автуховича, Юрия Леонова и Владимира Осипенко политическими заключенными. Отметим, что ранее Николай Автухович и Юрий Леонов были признаны международным правозащитным сообществом узниками совести. Александр Милинкевич же заявил, что не может сказать, что в Беларуси есть политзаключенные. А.Милинкевич планирует сделать свои выводы только тогда, когда пройдет суд, когда правозащитники и международные организации скажут, что это политзаключенный. «Калі мы кажам пра палітычныя рэпрэсіі, то гэта павінна грунтавацца на канкрэтных доказах следства», говорит он*.

Буквально на днях международная правозащитная организация «Amnesty International» признала участников «Процесса 14-ти» узниками совести, сообщив об этом в официальном письме на имя генпрокурора Беларуси Григория Василевича.* Таким образом, узниками совести были признаны лица, осужденные к ограничению свободы и не отбывающие в данный момент наказание в соответствующих учреждениях.

В соответствии с вышесказанным не является надуманным также и вопрос — а можно ли относить к политическим заключенным лиц, которые подвергаются административным арестам на 15-25 суток за различные часто открыто надуманные административные правонарушения, однако при этом их арест в общественном мнении ассоциируется с их политической деятельностью.

И наконец — кто уполномочен признать каждого конкретного человека политическим заключенным? И уполномочен ли кто-либо? И кем уполномочен?

Данный спор мог бы носить характер сугубо научной дискуссии, если бы не касался судеб людей и возможностей солидарных действий в их поддержку. Очевидно, что организовать акции в поддержку лиц, находящихся в заключении со статусом уголовного преступника в связи с негативным отношением к ним общественного мнения трудно. В то же время политическое преследование человека побуждает к его поддержке массу людей, признающих за таким человеком моральное право отстаивания поддерживаемых этой группой лиц прав и свобод.

Представители белорусских властей категорически отрицают наличие политических преследований в Беларуси. Об это неоднократно говорил Александр Лукашенко: «Вопрос о политзаключенных в Беларуси закрыт. Мы сделали беспрецедентный шаг доброй воли и посмотрим, как ответят на это Евросоюз и США». «У нас в Уголовном кодексе нет никаких политических статей, но я освободил тех людей, за которых ратовал Запад».* «Героями они пытаются выставить обычных хулиганов, даже имя им придумали — политзаключенные». «Кто эти шесть человек, которых Запад назвал политическими заключенными? Двое осуждены за незаконное предпринимательство и неуплату налогов. Двое за хулиганство, один за незаконную деятельность и еще один за призыв к деятельности, направленной против страны»*; «Мне уже порядком надоел вопрос о так называемых политзаключенных. Политических преступлений не существует, поэтому не может быть и политических заключенных. Это обычные преступники» *. Ему вторит бывший министр внутренних дел Владимир Наумов: «Я не знаю, кто это — политические заключенные. Что касается осужденных, которых вы причисляете к политическим заключенным, пресс-служба МВД готова предоставить видеофильм, на котором вы увидите состав их преступления. Когда молодые подростки с палками и камнями бросаются на работников милиции и на обычных граждан, которые управляют общественным транспортом, — …это обычное уголовное преступление, за которое эти люди и осуждены».* Эту же точку зрения старается представить международному сообществу и Министерство иностранных дел: «…в Беларуси нет политических заключенных. Речь идет о лицах, к которым применены меры наказания за предусмотренные законодательством правонарушения вне зависимости от их политических убеждений. Своими действиями они зачастую ущемляли права других граждан, в том числе на свободу перемещения и отдыха в местах проведения несанкционированных мероприятий».*

Впрочем, все эти суждения совсем не оригинальны. Отрицание возможности политических репрессий характерно всех стран с недемократическим режимом. Так, первый вице-спикер парламента Азербайджана Зияфет Аскеров на заседании парламента страны заявил: «Понятие „политический заключенный“ — повод, чтобы вмешиваться во внутренние дела Азербайджана, и в мире нет этого — это вымысел».

Он предложил юристам, придерживающимся оппозиционных взглядов, показать это понятие в международном праве и в азербайджанском законодательстве. З.Аскеров задался вопросом о том, что если есть такое понятие, то почему его не включают в Европейскую конвенцию по правам человека?

«Недавно во время переговоров с одной из делегаций Евросоюза я задал им вопрос, кого они называют политическим заключенным, и попросил их показать мне хоть один правовой документ в Европе, или же, законодательство государств, входящих в Евросоюз, который определяет статус политического заключенного.

Они ответили, что, говоря о политзаключенных, они ссылаются на критерии определенных уважаемых европейских юристов. Я же указал им на азербайджанских юристов Лятифа Гусейнова, Низами Сафарова, которые выступают экспертами в некоторых европейских организациях, и отметил, что тогда и вы должны принимать их критерии. Субъективные критерии какого-то ученого-правоведа не могут стать для нас законом», — сказал З.Аскеров».*

Можно было бы привести еще ряд примеров подобных заявлений апологетов власти. Очевидно, что признание ими наличия политических заключенных в стране было бы равносильно признанию недемократичности этого государства, признанию, что государство не является правовым и в нем отсутствует независимая судебная система.

В то же время многочисленными международными правозащитными структурами и рядом международных организаций за последние 10 лет десятки человек в Беларуси были признаны политическими заключенными. Вероятно, одними из первых этот печальный список открыли депутаты Верховного Совета 13 созыва Андрей Климов и Владимир Кудинов. Андрей Климов после отбытия заключения еще дважды подвергался преследованиям. В 2000 году по политическим мотивам провел более восьми месяцев в предварительном заключении экс премьер-министр Михаил Чигирь, осмелившийся выставить свою кандидатуру на альтернативных президентских выборах 1999 года. По всей видимости, за свое участие в президентских выборах 2001 года также пострадал и экс-министр и посол Михаил Маринич. В этом списке политзаключенных политики Николай Статкевич и Александр Козулин, представители общественной инициативы «Партнерство», стремившиеся организовать независимое наблюдение на выборах — Николай Астрейко, Александр Шалайко, Тимофей Дранчук, Энира Браницкая, журналисты Николай Маркевич, Павел Можейко и Павел Шеремет, журналист и политик Виктор Ивашкевич, молодежные лидеры Артур Финкевич и Дмитрий Дашкевич, предприниматели Валерий Левоневский, Александр Васильев, Николай Автухович, Юрий Леонов, Сергей Парсюкевич, ученый Юрий Бандажевский и ряд других.

Так по каким критериям эти люди отнесены к политическим заключенным? Попробуем разобраться с этим вопросом.

Спор о дефиниции «политзаключенный» более или менее активно ведется в среде российских правозащитников.

Свое видение понятия «политзаключенный» дает вполне компетентный в этом вопросе российский журналист Александр Подрабинек, прошедший за правозащитную деятельность не только советские тюрьмы, но также и испытавший на себе все прелести белорусской судебной системы и приемника-распределителя на улице Окрестина после президентских выборов 2006 года: «Я думаю, что ни один суд никогда не возьмется устанавливать статус политзаключенного, и даже государственные организации, государственные институты тоже не будут этим заниматься. Определить, кто есть политзаключенный, должно прежде всего общество или, может быть, сообщество политзаключенных, бывших и нынешних.

На мой взгляд, структура политзаключенных сегодня очень сильно изменилась по сравнению с советскими временами. Раньше политзаключенными называли узников совести, это были люди, которые были осуждены за ненасильственные действия, за реализацию своих прав, декларированных международными конвенциями в этой области. Сегодня политзаключенными себя называют люди, которые осуждены по политическим мотивам. Это не совсем то же самое, что узники совести. Но если исходить строго из смысла этого слова, вообще, все это спор о дефинициях, о понятиях, то политзаключенными правильнее было бы называть людей, которые либо осуждены за действия, продиктованные их политическими мотивами, либо такие политические мотивы присутствуют у власти, которая преследует этих людей, независимо от того, как сами люди себя идентифицируют. То есть политические мотивы должны присутствовать либо с одной из сторон, со стороны жертвы или власти, либо даже с обеих».*

Один из наиболее известных советских политзаключенных Сергей Ковалев политическим заключенным считает «любого и только такого заключенного, в уголовном преследовании которого существенно значимую и достоверно определяемую роль играют политические мотивы власти. При этом не имеет значения, существуют ли политические побудительные причины деяния, вменяемого ему в качестве преступления; значимо лишь наличие политической заинтересованности в исходе уголовного дела исполнительной, обвинительной или судебной власти. Поскольку в сфере правоприменения принципиально не допустимы внеправовые оценки и суждения, политическая мотивация в судопроизводстве с неизбежностью влечет за собой процессуальные и материальные нарушения против обвиняемых».*

Известный российский правозащитник Валентин Гефтер дает более широкое определение: политзаключенный — это «лицо, лишенное свободы либо существенно ограниченное в ней по обвинению (подозрению) в имевшем место правонарушении, преследование за которое связано с политическими мотивами. Под таким преследованием понимается применение уголовной, административной, судебной в порядке гражданского судопроизводства или внеправовой репрессии к данному лицу по общественно значимым соображениям идеологического, корпоративного, корыстного, межличностного характера со стороны органов власти или должностных лиц. Подобные мотивы могут быть связаны с убеждениями преследуемого лица либо его (ее) действиями по защите прав, свобод и законных интересов граждан и проявляться в нарушениях законности и/или международно признанных стандартов прав личности». *

В определении политзаключенного Александром Подрабинеком представлена еще одна дефиниция — узники совести. Что касается белорусских политзаключенных, то узниками совести среди них были признаны, например, Валерий Левоневский и Александр Васильев, Михаил Маринич, Андрей Климов, Павел Северинец, Александр Козулин, вновь находящиеся в заключении Николай Автухович, Юрий Леонов, 11 фигурантов «Процесса 14-ти». Насколько эти два определения совпадают между собой?

Термин «узники совести» был предложен правозащитному сообществу в 1961 году основателем организации «Amnesty International» («Международная Амнистия») Питером Бененсоном. Под узниками совести стали понимать тех, кто преследуется в уголовном порядке или лишен свободы без суда и следствия только за публичное выражение своих взглядов и убеждений, не содержащих призыва к насилию. Позднее понятие «узник совести» было конкретизировано и расширено «Международной амнистией», при этом определение стало фактически каноническим: узником совести «называется лицо, чья свобода ограничена в результате тюремного заключения либо иного способа ограничения по причине его политических, религиозных или иных убеждений, а также этнического происхождения, пола, расы, языка, национального или социального происхождения, имущественного статуса, родственных отношений, сексуальной ориентации и других характеристик личности. При этом узниками совести не считаются люди, прибегающие к насилию или пропагандирующие насилие и вражду».

«Международная Амнистия» также дает определение термина «политзаключенный», под которым понимают «любого заключенного, в деле которого присутствует весомый политический элемент. Таковым могут быть: мотивация действий заключенного, сами действия либо причины, побудившие властей отправить его за решетку». При этом узников совести «Международная Амнистия» включает в число политических заключенных.*

Данное определение является чрезвычайно широким. Ведь в соответствии с ним к политзаключенным можно отнести как лиц, преследуемых за публичное ненасильственное выражение своих взглядов и убеждений, так и тех лиц, которые «прибегают к преступному насилию по политическим мотивам», например, сепаратистов в Испании или Северной Ирландии, использующих террористические методы в своей деятельности. Очевидно, что объединение обеих этих двух групп в одном понятии приводит к неоднозначности его применения на практике.

Международная правозащитная организация «Human Rights Watch» дает более конкретную формулировку понятия политический заключенный. В изданном ею словаре по правам человека приводятся следующие критерии для определения понятия «политзаключенный»:
1. Лицо, задержанное без предъявления обвинения после политических беспорядков, демонстраций или акций гражданского неповиновения, которое: а) считается задержанным за выражение своих взглядов или оппозиции правительству без применения насилия, или б) незаконно задержано за принадлежность к определенной группе;
2. Лицо, подпадающее под вышеуказанные категории, но которому позже могут быть предъявлены обвинения в обычных преступлениях под явно ложным предлогом;
3. Лицо, относящееся к обеим категориям, обвиненное и осужденное без справедливого суда или надлежащей правовой процедуры;
4. Лицо, содержащееся в заключении без обвинения в совершении какого-либо насильственного действия, но обвиняемое или подозреваемое в принадлежности к группам, защищающим и совершающим насильственные преступления против государства.

Данная формулировка также не в полной мере дает возможность установить, является каждое конкретное лицо политзаключенным или нет. В соответствии с этой формулировкой, вышеуказанные члены инициативы «Партнерство», осужденные в соответствии со ст. 1931 Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за деятельность от имени незарегистрированного общественного объединения, могли бы быть и не признаны политзаключенными.

Комплексного подхода придерживается Совет Европы. Его критерии определяют, что «лицо, лишенное свободы, подпадает под понятие „политический заключенный“, если:

Как мы видим, вышеприведенные критерии не выделяют отдельно понятие «узник совести», но, очевидно, первые два критерия применимы именно к ним.

Эксперты Совета Европы ключевое значение придают политическому мотиву власти, а не «политическому элементу», который, согласно определению «Международной Амнистии», может проявляться с любой стороны.

При практическом применении критериев, предложенных экспертами Совета Европы, следует руководствоваться их предложениями по распределению бремени доказывания:
«Предположение, что лицо является „политическим заключенным“, должно быть подтверждено prima facie („первичными“) доказательствами; вслед за этим, государству, применяющему лишение свободы, надлежит доказывать, что заключение полностью соответствует требованиям Европейской Конвенции по Правам Человека, как они интерпретируются Европейским Судом по Правам Человека относительно существа дела, что требования пропорциональности и недискриминации были соблюдены и что лишение свободы было результатом справедливого процессуального разбирательства».

Таким образом, из приведенных выше дефиниций следует, что к категории политзаключенного принадлежат лица, преследуемые как по внеправовым основаниям, так и на основании конкретных норм закона. В последнем случае следует принимать во внимание как надуманность оснований уголовного или административного преследования*, так и привлечение к ответственности на основании нормативных правовых актов в области уголовного или административного права, противоречащих Конституции страны или международно-правовым стандартам.

Поскольку статья 1931 Уголовного кодекса «Незаконные организация деятельности общественного объединения, религиозной организации или фонда либо участие в их деятельности» по мнению многих белорусских юристов и международных структур находится в противоречии с Конституцией страны и международными правовыми актами в области прав и свобод человека, то использование этой статьи на практике, очевидно, носит политический характер и лица, подвергнутые санкциям по данной статье, очевидно, являются политически репрессированными. Аналогичный характер имеет и преследование лиц за участие в массовых мероприятиях. Статья 35 Конституции Республики Беларусь прямо устанавливает обязанность государства содействовать осуществлению права граждан страны на свободу собраний и не дает возможности произвольного запрещения любыми органами осуществления этого права. Осознание этого властями приводит к тому, что в последнее время участники неразрешенных массовых мероприятий в большей степени подвергаются административному аресту или штрафу за так называемое «мелкое хулиганство» в общественных местах или иное недостойное поведение (например, якобы, за нецензурные выражения), чем за непосредственное участие в акции.*

Из всего многообразия мнений и оценок вытекает, что политическим заключенным можно признать как лиц, осужденных по различным мотивам или находящихся под следствием, так и подвергнутых административному аресту.

При всех трудностях определения понятия «политический заключенный» очевидно, что в настоящий момент этот термин является наиболее понятным для обозначения действий неправового (на практике) государства. В этих случаях можно говорить о наличии в государстве политических репрессий — вне зависимости от того, связана ли с политическим преследованием общественная активность пострадавших или ее вообще не было.

Кто может признать репрессированное лицо политзаключенным?

Вышерассмотренный материал показывает, что термин «политзаключенный» появился для определения определенных категорий репрессированных лиц ведущими международными неправительственными правозащитными организациями, вначале — «Международной амнистией», а затем «Human Rights Watch»*. Эти организации пользуются безупречным авторитетом в правозащитном движении, и их определения являются основными для признания иными международными, государственными и негосударственными структурами репрессированных лиц политическими заключенными. Разработаны понятия и используется термин «политзаключенный» также Советом Европы и ООН. Политзаключенными называются лица и в заявлениях государственного департамента США, страны, считающей продвижение принципа приоритета основных прав и свобод человека одним из основных в своей деятельности.

Таким образом, неважно, какая страна или организация признает каждое конкретное лицо политзаключенным. Важно, чтобы такое решение признавалось объективным и обоснованно вынесенным иными международными и национальными правозащитными структурами, международными организациями и гражданами.

В Беларуси в настоящий момент нет организаций, которые выносили бы суждение о признании репрессированного лица политическим заключенным. Очевидно, что нельзя даже говорить о том, что можно уполномочить в этом какую бы то ни было организацию. Это было бы, по меньшей мере, неразумно. По моему мнению, следует лишь говорить о том, есть ли в Республике Беларусь организации, чье мнение и авторитет позволит признать их решения правомерными как гражданским обществом внутри страны, так и за пределами Беларуси. Очевидно, что принятие на себя такого права несет и огромную ответственность для правозащитной организации. Из всего спектра правозащитных организаций Беларуси в наибольшей степени подготовленным для установления для лица статуса «политический заключенный» является Белорусский Хельсинский комитет. Вопрос лишь в том, считает ли он возможным взять на себя такую ответственность.

* См.: http://www.svaboda.org/content/article/1733876.html