Ксенофобия

Ксенофобия (страх перед чужим, незнакомым) как проявление инстинкта самосохранения в какой-то степени может быть оправдана. Она предохраняет человека от неприятностей, связанных с возможным вторжением извне — в страну, дом, личное пространство. По мере исчезновения страха, ксенофобия может смениться любопытством и даже доброжелательностью.

В первобытном обществе настороженное отношение к незнакомцу было естественным. Оснований для этого было предостаточно. Одной из причин возникновения государства как раз и стало стремление обезопаситься, защититься от «чужих» («врагов»), объединившись для этой цели со «своими» («друзьями») (терминология Карла Шмитта). «Чужие», как правило, являются «иными», т. е. не похожими на «своих». «За морем живут люди с рогами и тремя головами». Даже если внешне враг был таким же, государственная пропаганда стремилась наделить его особыми, вызывающими негативные эмоции, качествами. Это способствовало сплочению народа и поднимало «боевой дух» в войне. В особых случаях поиск «врагов» переносится внутрь государства и превращается в «охоту на ведьм», преследование национальных меньшинств, а то и в откровенный геноцид. Сегодня такая политика дает власти возможность найти «козлов отпущения», «выпустить пар», отвлечь внимание от серьезных проблем.

Развитие демократии, возникновение наций-государств заставили человека по иному посмотреть на проблему «иного». Современное общество состоит из представителей различных культур, этносов, конфессий, в нем обеспечивается плюрализм мнений, идеологий, ценностных ориентаций. Важнейшей задачей государства является воспитание у граждан доверительного отношения к социуму, преодоление национальной розни и недоверия. Среди необходимых гражданских компетенций — толерантность, способность к диалогу и компромиссам. Гражданина с детства учат открыто обсуждать разнообразные общественные и групповые проблемы (лидерства, насилия, соперничества), находить цивилизованные способы их решения. Человека учат пользоваться свободой, не нарушая свободу других.

Богатый опыт воспитания толерантности и предотвращения конфликтов накоплен в США. Здесь раньше других столкнулись с проблемой мультикультурализма и стали создавать тот «плавильный котел», в котором выплавилась американская нация. Американский опыт гражданского образования показал, что наиболее эффективным средством борьбы с ксенофобией является просвещение. Чтобы преодолеть страх перед «чужим», надо как можно больше о нем узнать. Знакомство с иными традициями, нравами, ценностями помогает сделать их «своими».

Тенденция преодоления враждебности проявляет себя и в международных отношениях. Угроза «столкновения цивилизаций», международный терроризм, процессы глобализма заставляют человечество переосмыслить прежние модели внешней политики. На смену культуре конфронтации должна прийти культура мира. Такую задачу сформулировала в середине 90-х ЮНЕСКО. После этого во многих странах были образованы специализированные кафедры «культуры мира и демократии», появился одноименный учебный курс.

В Беларуси по-прежнему доминирует «культура борьбы». Если верить государственным СМИ, то весь мир (за редким исключением) с нескрываемой ненавистью следит за нашими «достижениями». Нашими главными врагами (в этом мы не мелочимся) являются либо США, либо, несмотря на дружбу, Россия. Не зря говорят: «от любви до ненависти…». Отношения между двумя братскими народами давно уже иначе как странными не назовешь. Причина очевидна. Россия пусть и медленно, но продвигается по пути, по которому демонстративно отказалась идти Беларусь. Между россиянами и белорусами все больше усугубляются ценностные, т. е. самые глубокие противоречия. Собеседники все чаще не понимают друг друга, потому что говорят на «разных языках».

Несмотря на то, что русским в Беларуси, по словам президента, живется лучше, чем в России, у них есть основания для обиды. Массовое сознание стойко хранит образ русского «лентяя и пьяницы». Белорусский обыватель никак не хочет смириться с мыслью о том, что сегодня уже не мы «Москву», а она нас «кормит» (или, по крайней мере, готова к этому). Свысока смотревшим на русскую лень и неорганизованность нелегко признавать свою «отсталость» и идти в ученики.

Государство ничего не делает для преодоления бытового национализма. Напротив, в массовое сознание внедряются политические мифы о российской неблагодарности, о желании «присоединить», «скупить», «подчинить». Умело пользуясь (относительной) открытостью российских СМИ, власть использует любой повод для дискредитации российских реформ. (Данную ситуацию можно проиллюстрировать на примере межличностных отношений. Воспитанный человек честно признается в своих недостатках. Его не столь воспитанный собеседник охотно с ним соглашается и радостно добавляет к ним еще многое от себя).

Ксенофобия является питательной почвой для антиамериканизма. Напуганный государственным радио- и телевещанием обыватель легко верит в заговор крупных иностранных (прежде всего американских) компаний против суверенной и гордой республики. Неизбалованный ресторанами, он убежден в «пагубности» американского фастфуда и преимуществах советской столовой. Это притом, что для большинства белорусов американские «бутерброды» (в ежедневном меню) пока еще не по карману. В стране, где спорт стал большой политикой, а физкультуру в парке заменяет «выпить и закусить на травке», любят поговорить о «бескультурье» американцев. Благодаря Задорнову все знают о том, что они «тупые» и «неинтересные». При таком подходе сама мысль о том, чтобы у них чему-то поучиться, воспринимается в штыки.

Особый интерес вызывает антиамериканизм тех, кто сам побывал в США (часто на деньги американских налогоплательщиков). Достаточно большая группа людей возвращается оттуда «преисполненными» патриотизма. Их скептицизм отличается особым апломбом «бывалых» и знающих «не понаслышке». «Что вы мне рассказываете, а то я знаю…» Нет смысла спорить о том, насколько полным может быть представление о стране после 3-6 месячного пребывания.

Внезапное и поверхностное знакомство с результатами (с университетским образованием, на зная школьного; с победами, не имея представлений о тренировках, с успехами, без анализа поражений) нередко вызывает недоверие. Чтобы понять, как «работает» американская демократия, необходимо не только познакомиться с ее историей, текущими проблемами, но и в целом настроится на ее «волну». Внезапное погружение в иной стиль жизни вызывает состояние близкое к шоку. Слишком многое здесь по-другому — начиная от «странных», непривычных продуктов, до привычек, манер поведения, сленга. Для большинства приезжающих это к тому же и резкое падение социального статуса. Как правило, у себя дома эти люди не из последнего десятка («не абы кто»). Здесь же они, в лучшем случае, как большинство. Самая простая реакция на столь чужой и чуждый мир, на столь неприятные перемены — скорее домой! Виновата, как всегда, опять она — Америка!

Ответом белорусских интеллектуалов на американизм и вестернизацию стало укрепление пресловутого «славянского братства». Оно же стало и одним из столпов новой государственной идеологии. Конференции на эту тему ежегодно собирают со всего постсоветского пространства тоскующих по СССР и противодействующих «продвижению НАТО на Восток». Налицо типичный пример дружбы (обычно не долгой) «против кого-то». В данном случае у нее есть перспективы. Тот, против кого дружат, собирается жить долго.

Мифологема о славянском братстве по своей утопичности может сравниться разве что лишь с «преимуществами социализма» и «развалом СССР». Достаточно проехать по территории Украины и Польши, чтобы убедиться в том, что в отношении к нам братьев славян есть гораздо больше обиды за «советское прошлое», недоумения по поводу настоящего и явные расхождения в понимании будущего. Родственность славянских душ уже не раз выходила России боком. Последний раз так было во время югославских событий, когда Беларусь и Россия в очередной раз выставили себя в глазах мирового сообщества в негативном свете. Теперь она собирает под свое крыло белорусских и русских «антиглобалистов» и «антиамериканистов».

На первый взгляд, ксенофобия противоречит белорусскому гостеприимству. По опросам населения, эта черта национального характера занимает второе место в ряду оценивающих (что белорусы думают сами о себе) и третье — в графе нормативных (к чему они стремятся). Все дело в том, что белорусское гостеприимство имеет свою специфику. Оно принципиально отличается, к примеру, от кавказского. Белорусы, действительно, принимают гостей очень хлебосольно. Иностранец затратит на это гораздо меньше и времени, и средств. Однако насколько это действительно приносит нам радость, однозначно ответить нельзя.

Патриархальная культура требует выполнения долга и соблюдения правил приличия. Хозяйка знает, что гостей положено принять так, «чтобы не было стыдно». И это будет сделано, невзирая на затраты. Возникающие при этом заботы и переживания не оставляют места для радости. У хлопочущих по поводу сервировки стола хозяев нет времени для непринужденного общения с приглашенными. Их уход воспринимается как долгожданный отдых и возможность расслабиться. В каком-то смысле белорусское гостеприимство — это способ нейтрализации «чужого» посредством задабривания («закармливания»). Нужно сделать все, чтобы он не сказал потом о вас плохого.

Власть поддерживает и разжигает в белорусах чувство страха и недоверия по отношению к окружающему («чужому») миру. В стране насаждается психология «осажденной крепости», позволяющая авторитарному режиму узаконить творимый беспредел, «сплотить» народ вокруг политического лидера. С этой целью используются все рассмотренные слабости массового сознания — невежество, зависть, скупость. Они позволяют убедить обывателя в том, что американцы готовы вторгнуться в Беларусь с целью установления своего господства, что Россия вынашивает планы «поглощения» Беларуси целиком либо по частям, что иностранная собственность приносит лишь вред и пр.

Результаты не заставляют себя ждать. В одном из опросов, регистрирующих восприятие белорусами близких и далеких наций, литовцы были представлены как «чужие и плохие». Для сравнения, «хорошими и своими» названы русские и украинцы, «хорошими, но чужими» — американцы и немцы. Пример немцев, кстати, показывает, каких результатов можно достичь в изменении имиджа нации за рубежом, имея на то добрую волю.

В контексте постоянно нагнетаемой атмосферы враждебности не иначе как насмешкой воспринимаются слова телеведущего, всю передачу поливающего грязью страны и континенты, запугивающего мнимыми врагами и угрозами, но в заключение бодро желающего: «мира и добра в ваши дома!»

Аполитичность

Политика, в ее классической (аристотелевской) традиции, зародилась в античном полисе. Свое концентрированное выражение она нашла в участии рядовых граждан в решении государственных, а, значит, отнюдь не рядовых вопросов. В это же время появились и первые «учителя мудрости» (софисты). За определенную плату они обучали граждан премудростям государственного управления и всему тому, что требовало от них политическое участие: пониманию политической справедливости, навыкам риторики, спора, лидерства. В условиях демократии политика предполагала в гражданах желание и способность открыто обсуждать общественные проблемы, находить оптимальные (справедливые) пути их решения.

Доминирующая в белорусском обществе патриархально-советская политическая культура к такой открытости не располагает. Она исключает открытую постановку и решение политических конфликтов. Деревенский уклад жизни предписывал «не выносить сор из избы» и терпеть несправедливость. Вместо того чтобы высказаться и попытаться найти компромиссное решение (это касается любой конфликтной ситуации — с соседями, на работе, в политике), белорусы и сегодня предпочитают таить обиду, жаловаться «за спиной».

Это одна из причин, почему белорусский политический дискурс (если таковой вообще существует) чаще всего превращается в высказывание взаимных претензий и обид. Восприятие конфликтов у нас в целом иное, нежели на Западе. Там они воспринимаются как повод к разрешению назревших проблем. Общественный конфликт сигнализирует о неполадках в общественном организме и требует соответствующего лечения. Раннее обнаружение («разглашение») конфликта способствует его своевременному урегулированию. Восточная традиция — ее-то и продолжает белорусский президент — воспринимает конфликт как нежелательное явление, свидетельствующее об отсутствии в обществе необходимого «единства». Его виновники объявляются «предателями» (прежде всего самого президента, а заодно и всего народа) и подвергаются преследованию.

Белорусское общество далеко от политики во всех смыслах — как в сознании, так и поведении. Как свидетельствуют социологические опросы, в иерархии проблем она традиционно занимает одно из последних мест. Современного белоруса отличает вопиющее политическое невежество и нежелание забивать себе голову «лишними» знаниями. Агитаторов на выборы буквально спускают с лестницы за попытки рассказать о кандидатах более подробно. Общепринятое самооправдание аполитичности — «нас это не касается», «наша хата с краю».

В свое время советская пропаганда часто приводила примеры невежества американских школьников, не знающих элементарных вещей из всемирной истории и географии. Действительно, американцы не очень интересуются тем, что происходит за пределами США. В известной степени, они самодостаточны. Все, что необходимо для бизнеса, питания, развлечения, они могут найти в пределах своей страны. Однако устройство власти, законы и историю своего государства знают неплохо, потому что этому их учат с детства. Студенты минских вузов, напротив, рассказывая о том, как называется парламент Украины или России, вряд ли вспомнят о своем, белорусском. Многие из них убеждены, что парламентариев назначает президент, а оппозиция выполняет в обществе исключительно подрывную функцию.

Традиция аполитичности на Беларуси уходит своими корнями в советское прошлое. Навязываемая сверху «общественная работа» породила всеобщую апатию и социальную пассивность. Обыватель боится «запятнать» себя политикой. Генетическая память народа еще хранит тот страх, который порождало слово «политика» в сталинское время. Для многих первая ассоциация со словом «политический» по-прежнему связана со словом «заключенный». Неосторожное высказывание, политический анекдот могли стоить человеку жизни. Белорусские интеллектуалы унаследовали негативное отношение к политике, которым всегда отличалась советская интеллигенция. Участие во власти воспринималось ею как соучастие в неблаговидном деле. «Дай Бог не вляпаться во власть», — поет известный бард. «Политика — грязное дело», — подпевают политики.

Нынешнее политическое руководство аполитичность граждан вполне устраивает. Слова «политика», «политизация» оно наполняет исключительно негативным смыслом. Авторитаризм не заинтересован в развитии политического образования. Ведь оно помогает отличать правду от лжи, препятствует распространению популизма. «Не лезьте в это грязное дело, — говорит своему народу президент, — я буду делать его за вас сам». Народ и «не лезет». Деятели искусства, рассказывая о своем творчестве, уверяют зрителя в том, что у них в произведении «все народное», а значит: «никакой политики». Постоянно притесняемые властью мелкие предприниматели клянутся в том, что не будут выдвигать никаких политических требований. И вообще, они «далеки от политики».

Далеки от нее и сегодняшние профсоюзы, как и создаваемые государством молодежные общественные организации. Они и не подозревают о том, что в условиях республиканской формы правления политика как раз и является самым что ни на есть народным делом («республика» от лат. res — дело и publica — народное).

Современная демократия предполагает разнообразные формы гражданского и политического участия, большинство из которых белорусам попросту неизвестны. Среди формальных выделяются: непосредственно голосование за кандидата или на референдуме, служба в качестве должностного лица на выборах, выполнение гражданской обязанности быть присяжным. К «неофициальным» относят: составление гражданского письма, посещение и выступление на общественных встречах, участие на общественных демонстрациях, работу в избирательных кампаниях, участие в организациях местного самоуправления, участие в кампаниях отзыва.

Наиболее эффективной формой прямой демократии на Западе признано местное самоуправление. Оно позволяет получить навыки непосредственного участия в жизни общины, прививает вкус к социальной активности. Помимо индивидуальных форм участия выделяются и такие, которые обусловлены членством в группе, — политических партиях, профсоюзах, в неправительственных международных организациях и пр.

Нельзя сказать, чтобы участие в политике белорусам было вовсе не доступно. Временами их политическая активность очень даже востребована. Каждые 4-5 лет власть «заманивает» армию пенсионеров к избирательным урнам, чтобы решить «судьбу президента» (и, гораздо менее активно, парламента). В остальное время это участие сводиться к минимуму: просмотр телепередач, обсуждение политических событий с соседями на лавке. Из всех форм прямой демократии предпочтение отдается референдуму, где решается все та же «судьба президента».

Ее «правильному» решению способствуют специально (хитро-) сформулированные вопросы.

Отношение к референдумам на Западе неоднозначное. В некоторых странах (например, в США) на федеральном уровне они не проводятся. Слишком много с ними связано «но»: возможность манипуляции вопросами, неоправданная трата средств, перекладывание ответственности высших должностных лиц на «плечи народа», возможность общественного раскола и обострения общественных конфликтов, принятие необдуманного (под воздействием настроения) общественно значимого решения (например, изменение конституции).

(*** Парадоксальная вещь: белорусскому народу отводится роль высшей инстанции в спорах между властью и оппозицией, его спрашивают по поводу «судьбоносных» вопросов на референдумах, однако единственной формой его реального участия во власти остаются обращения с жалобами («челобитными»). В белорусском государстве белорусы по-прежнему «просители», а не граждане. Избиратели благодарны президенту уже за то, что он их выслушал).

Современная белорусская политика непрофессиональна. Она не является той сферой, где принимаются эффективные государственные решения. Скорее, — по древней восточной традиции, — сферой интриг и закулисных сделок. Если рядом с западным политиком сидит эксперт (знающий, как надо делать), то с восточным деспотом — приближенный (знающий, что надо сказать).

В Беларуси наблюдается своего рода закономерность: чем ближе к власти, тем меньше в ней компетентных специалистов. И наоборот, чем более знающий специалист, тем неохотнее он «отдает» себя на службу государству. Для белорусских экспертов сфера политики — это зона, где перестают действовать законы рассудка. Иррациональность политики зачастую объясняется ее имманентной связанностью интересами, т. е. «идеологичностью». На самом деле любая политика есть отражение групповых интересов и в этом смысле носит партийный (идеологический) характер. Беда белорусской политики не в идеологии, а в популизме. Это значит, что в основу сегодняшней государственной политики положен интерес всего одного человека.

(*** В недавней статье Андрея Суздальцева «Единая Беларусь» высказано вполне обоснованное предположение о возможном создании Лукашенко своей партии. Трудно придумать более неблагоприятный для страны сценарий. Ведь тогда у президента появится возможность «прикрыться» интересами партии. Это может по-настоящему расколоть общество и надолго продлить его стагнацию. Достаточно представить, что рядом с вами появляется тот, кто подслушивает и подсматривает, следит и доносит. Одна надежда на то, что А.Г. не привык «делиться» харизмой ни с кем, — не захочет и с товарищами по партии. Для этого ему пришлось бы становиться с ними «на одну доску»…

Однако этот вопрос обнажает все ту же проблему «внутреннего Александра Григорьевича». Создавая партию, президент попытается опереться на слабости тех, кто ради политической карьеры (материального благополучия) готов на беспринципность и лицемерие. Глядя на «успешную» работу сегодняшних телевизионных «пропагандистов и агитаторов», где что ни комментатор, то «особое» (читай — такое же, как и у президента) мнение, начинаешь понимать, что найти таких людей, в общем-то, не трудно).

Современная белорусская политика ненаучна. Надо сказать, что ученые всегда жалуются на политиков за то, что те не прислушиваются к их советам. Амбициозный политический лидер считает себя сведущим в политике не хуже любого политолога. В этом смысле мечта Платона о правлении философов еще долго будет лишь пожеланием. Белорусская политика не просто далека от науки, она антинаучна. Если коммунисты опирались на фундамент экономического учения Маркса и «ошибались» вместе с классиками, то А. Лукашенко опирается на эклектическую смесь собственных убеждений и заблуждений, умело перекладывая ответственность за ошибки на подчиненных. Его политика не имеет иных оснований, кроме логики борьбы за власть. Подобного рода волюнтаризма не позволяли себе даже большевики, как известно, весьма вольно проинтерпретировавшие марксизм на российской почве.

Нам уже приходилось писать о проблемах белорусской политологии. Отсутствие интереса к политике у молодежи в значительной степени обусловлено уровнем преподавания политических наук. Сказывается длительная оторванность от мировой политической мысли, проблемы преподавательских кадров, провинциализм, идеологическая ангажированность, увлеченность схоластикой. Многое из того, над чем работают зарубежные политологи, нам попросту не понятно.

Западная политическая наука отражает политическую жизнь (институты, культуру, процессы), которая у нас еще не сложилась. Нам еще предстоит «дорасти» до проблем развитой демократии. Данная ситуация, а также убежденность в «уникальности» белорусского пути породили у многих политологов выраженное стремление к созданию своей, «незаимствованной» политологии.

У А. Г. Лукашенко есть свои основания для настороженного отношения к западной политической науке. Ведь в ее основу положены пресловутые либеральные (т.е. «чуждые» белорусскому менталитету — А.Г.) ценности: правовое государство, права человека, разделение властей. Устанавливая достаточно четкие критерии, она позволяет определить белорусский режим как авторитарный, дать оценку проводимой в стране политике, осудить продолжающиеся нарушения прав человека и пр.

В какой-то момент желания ученых и президента совпали и нашли свое выражение в учебном курсе «Идеология белорусской государственности». В нем предпринята попытка «научного» осмысления современной («ни на что не похожей») белорусской действительности, вскрываются истоки белорусской государственности, ее «мировоззренческие, политические и экономические основы». Ничего принципиально нового «изобрести» не удалось. Все свелось к очередному изобретению велосипеда. По мере своего развития белорусское общество в своих проблемах все больше становится похожим на весь мир. Здесь возникает лобби, корпоративизм, «черный пиар».

Уникальность «белорусской модели» — это политический миф, нацеленный на оправдание политики изоляционизма. Учебный курс «государственной идеологии» оказался белорусским вариантом советского обществоведения «на новый лад». По содержанию это эклектичная смесь экономических, исторических, философских и политических знаний, где слово «политика» и «политический» заменены на «идеология» и «идеологический». Новшеством стало лишь возникновение ничего не означающих «слов-мутантов», типа «идеологическое решение», «идеологические процессы», «идеология избирательных кампаний».

Современная политика, наряду со спортом и искусством, является одним из самых захватывающих зрелищ. Теледебаты, политическая сатира, перипетии предвыборных кампаний приковывают внимание миллионов зрителей. Политика предполагает политическую борьбу, исход которой заранее неизвестен. Это сфера рисковой, непредсказуемой деятельности. В свое время российские каналы (благодаря Доренко, Шендеровичу, Киселеву) собирали у экранов телевизоров даже тех, кто был политически совершенно индифферентен.

Современная белорусская политика незрелищна. В сущности, одна из причин белорусской аполитичности — отсутствие самой политики. Той политики, которая сложилась в рамках классической демократической традиции. Здесь нет реального политического участия, нет открытой дискуссии, нет политической конкуренции. Политика существует лишь в том виде, в каком ее описывал Макиавелли (набор средств, которые использует правитель для достижения своих целей). Во главе государства стоит тот единственный, кто «знает как» и «зачем».

Политическая жизнь Беларуси не может вызвать у обывателя особого интереса, потому что здесь нет политической игры. Точнее, это повторяющая одни и те же сюжеты «игра одного актера». В ней господствует серость, отсутствие ярких политических событий и настоящих ньюсмейкеров. Ее единственным непредсказуемым элементом остается поведение президента, а также периодически проводимые им перестановки в высшем руководстве. Подобное ньюсмейкерство было характерно и для времен «партийного строительства», когда общество было лишено права знать (и понимать) тонкости закулисных «политических процессов» и наблюдало «борьбу бульдогов под ковром». Сегодня и этого нет, потому что главе государства нет достойного соперника.

«Человек — существо политическое». В свое время эти слова Аристотеля открыли новое измерение человеческой личности, превратившее ее из пассивного наблюдателя и исполнителя предписаний власти в ее «соучредителя» и непосредственного участника. Из «царской науки» для немногих (Платон) политические знания превратились в необходимую всем гражданам «практическую философию» (Аристотель). Что может быть важнее, чем знание о том, как обустроить совместную жизнь на началах справедливости?

Понимание справедливости, а также способность заботиться об общем благе отличало гражданина от остальных членов общества. Рабы не имели гражданских добродетелей и не обладали способностью ставить общественные интересы выше личных. Их подчинение закону основывалось не на признании его справедливости, а исключительно на страхе наказания. В советское время рабская психология вчерашних крепостных соединилась со слепой убежденностью идеологического активиста. Нам еще долго предстоит «выдавливать» из себя «раба» и «подавлять» «идеолога», прежде чем Республику Беларусь можно будет назвать сообществом граждан.

* * *

Такова жизнь. Хорошему надо учиться — плохое усваивается само. В особенности, когда есть талантливый «подстрекатель», хорошо знающий человеческие пороки. На последних парламентских выборах в России тоже взяли верх «подстрекатели». Они честно признаются в том, что невысокого мнения о способности народа мыслить, выбирать, быть самостоятельным (вспомним «откровения» Жириновского). Циничная и прагматичная по своей сути позиция имеет больше шансов на успех, нежели «наивно-просветительская». Найти козла отпущения и польстить, гораздо легче (и прибыльнее!), нежели пытаться разъяснить необходимость непопулярных мер.

* * *

В завершение — практическая задачка из «реальной жизни». Жил да был на свете слабый, сломленный жизнью человек. Его единственным утешением давно стала выпивка. К нему частенько захаживали два друга. Один пытался как-то вытянуть его из этой ямы, убеждал начать новую жизнь, помогал найти в жизни какую-то зацепку. Другой, напротив, сам приносил выпивку и предлагал пожить оставшиеся деньки «в свое удовольствие». Он не верил в возможность излечения. Слишком слаб и безволен был больной.

Риторический вопрос 1: Кто из них настоящий друг?

Риторический вопрос 2: Кого предпочтет больной, если окажется вынужденным выбирать?