2003 год был для Беларуси годом не просто обычным, а тягостно обычным. Происходило все, к чему мы уже привыкли, — и ничего нового.
Ну, в самом деле. Мы знаем, что от власти (от этой власти — добавил бы матерый оппозиционер) ничего хорошего, кроме, разумеется, плохого, ждать не приходится. И получаем именно плохое. Мы получаем прихлопнутую «Белорусскую Деловую Газету», закрытый Национальный Лицей и множество мелких пакостей, на фоне которых жизнь кажется все более безотрадной.
Оппозиции положено хоть чем-то отличаться от власти. Она и отличается. Правда, не слишком сильно. Особенно в том, что касается самооценки. Отлучение от БНФ Сивчика и Северинца преподносится как очищение рядов, создание двух параллельных блоков трактуется как объединение усилий. Но есть одно главное отличие, о котором не может забывать даже такой патентованный клеветник, как ваш покорный слуга. Оппозиция наконец начала переселение из виртуального мира в мир реальный.
Прежде всего, конечно, я имею в виду участие оппозиционных партий в местных выборах. Естественно, с 1999 года, когда каждого, кто осмелился даже заикнуться о целесообразности подобного действия, немедленно записывали в прислужники режима, много воды утекло. И те же лица, кто четыре года назад клеймил вашего покорного слугу позором и обвинял в штрейкбрехерстве только за то, что оный в знак протеста против дурацкого бойкота сам ввязался в электоральную кампанию, сегодня с гордостью отчитываются о том, что за их кандидатов, оказывается, голосовали! И пусть их немного, прошедших в местные советы демократов, — это все равно чрезвычайно важно! В конце концов, если политические звезды зажигаются на местном небосклоне, значит это кому-нибудь нужно — и, прежде всего, избирателям, уставшим от выбора между лояльным к власти директором школы и столь же лояльным к ней же главврачом больницы. Правда, хорошо было бы также, чтобы идеологи двухлетнего бойкота всех проходивших электоральных кампаний хоть словом покаялись, но я и так жду от них слишком многого! Хватит того, что сейчас — не бойкотируют.
Во-вторых, оппозиция наконец преодолела взаимные подозрения. Не противоречия, а именно подозрения. Началось полноценное общение тех, кто еще вчера друг от друге слышать не мог без подступающей к горлу тошноты. Нет, разумеется, остались идеологические и тактические разногласия, но очевидна стратегическая цель: демократическая суверенная Республика Беларусь, в которой соблюдались бы права человека и господствовали в той или иной степени (диапазон от Романчука до Калякина) рыночные отношения. Это и есть основа для постоянно идущего — не без трудностей, разумеется, — диалога. А разницу между Энгельсом и Мизесом гг. партийные теоретики выяснят на научно-практических конференциях, дай Бог им всем здоровья!
В-третьих, оппозиция перестала уповать на дядюшек извне — что на американского, что на российского. Осталась группа социал-демократических товарищей, все еще свято верующих в общеевропейского дядюшку, но, как говаривала царевна Софья, когда ей доложили о бегстве Петра Алексеевича в одних подштанниках из Коломенского в Архангельское, «вольно ж ему взбесяся бегать». В данном случае — им. Основная же часть оппозиционеров, слава Богу и спасибо Вику, спустя два года после краха утопии «единый кандидат — 2001» уразумела, что иностранные доброжелатели очень хороши на роли вспомогательного персонала, а работать все равно придется белорусам. И думать придется белорусам. И схему прихода к власти мирным, демократическим путем, через участие в этих выборах при этом Центризбиркоме и этом правительстве, придется разрабатывать тоже самим белорусам.
Это все чрезвычайно важно. Это наша надежда. Единственный положительный итог стареющего на глазах 2003 года. Потому что все остальные итоги — увы и ах! — никак не могут радовать трезво мыслящего наблюдателя. Ни экономические, ни внешнеполитические. Ни культурные.
Особенно — культурные.
Белорусская культура лишилась своего естественного центра притяжения — ушел из жизни Василий Владимирович Быков. Ушел, как жил, — честно, поставив точку в виде вышедших еще при жизни воспоминаний. Было ощущение, что он писал их, чтобы успеть высказаться о главном. И это поняли. Похороны Быкова продемонстрировали всему миру, что у него есть читатель. Тот читатель, который никогда не смирится ни с какими поношениями в его адрес — из чьих бы уст они не исходили. Когда водитель автобуса-катафалка отказывается давить людей во имя исполнения дурацкого приказа власти — это означает, что идеи и чувства Быкова продолжают жить.
Что было еще?
Незаметно для всех сменилась управленческая команда. Нет, президент остался все тот же. Но разве он один всем управляет? На смену мягкотелому, как вытащенная из раковины устрица, Геннадию Новицкому пришел жесткий и резкий Сергей Сидорский. Вместе с ним активизировались те, кто еще совсем недавно воспринимался как актеры второго плана — Анатолий Тозик, Владимир Семашко, Сергей Мартынов. Русофобами их не назовешь, но очевидно, что гнуться во имя становящегося все более мифическим союзного государства они не будут.
И, как следствие, почувствовав это, затрепетала молодая поросль белорусских националистов, указывая русофилу Семену Букчину на его место. Новогодняя полемика обозревателя «Народной Воли» Семена Букчина и редактора газеты «Наша Нiва» Андрея Дынько — едва ли не самый знаковый текст, появившийся в уходящем году в белорусской прессе. Все правильно, так и должно быть. Спор о соотношении прав нации и прав человека до сих пор не завершен, вопроса о том, что можно простить главе государства ради сохранения суверенитета государства, никто не снял с повестки дня. Значит, идеологически Беларусь остается Беларусью, находится на разломе цивилизаций — где-то между восточным национал-большевизмом и западным либерал-дофенизмом, да простят меня оба полемизирующих автора.
Продолжилась борьба с памятниками. Памятником Закону «О языках» был Национальный Лицей имени Якуба Коласа. Его закрыли, и лицеисты частью разбрелись по другим учебным заведениям, менее элитарным, но более выдержанным идеологически, частью остались неприкаянными. Памятник Ларисе Гениюш, белорусской Ахматовой, установили на церковной земле в Зельве — но светские власти и здесь не пожелали оставить ее в покое. Ничего не сделаешь, церковь уже не отделена от государства, а приближена к нему, прикормлена, приголублена — за что теперь и расплачивается своими естественными, казалось бы, правами.
Это был год слухов. Каждую неделю из уст в уста передавалась новость о том, что — вот-вот! — уйдет в отставку Урал Латыпов, и падет последний оплот либерализма в президентском окружении. Хотя какой из Латыпова оплот либерализма, и через какой микроскоп вообще можно обнаружить либералов в окружении нашего президента, никто при этом не объяснял. Тем более, что 2003 год стал годом окончательного разочарования общества во власти: даже те, кого сдуру считали либералами, продемонстрировали, что они являются заметалиными гораздо хуже, чем Заметалин.
Это был год, когда интеграционная тематика превратилась в тематику экономическую. В принципе, это правильно. За все нужно платить. И Россия устами вначале Путина, затем Касьянова и Миллера, потребовала платы за ту политическую и экономическую поддержку, которую она оказывала правящему белорусскому режиму. Понятно, что накануне думских и президентских выборов российскому руководству трудно было заговорить с белорусскими коллегами на языке тех понятий, которые уже успешно осваиваются в самой России. Но, оказалось, возможно и это.
Нервная реакция белорусского руководства была понятна. Но и она оказалась недолгой. Оказывается, это не так уж и страшно — жить по средствам. Не так уж и болезненно — платить по счетам. И не так уж и опасно — предъявлять собственные счета к оплате. Осталось лишь ответить на последний из возникших в связи с газово-рублевой тематикой вопросов: как долго теперь будет длиться интеграционная лихорадка? Не закончится ли она в момент переизбрания Владимира Путина, в чем, кстати говоря, даже у Березовского теперь не должно быть никаких сомнений.
Российские парламентские выборы впервые обнажили безвыходность ситуации, в которой оказалось белорусское общество и белорусское государство. И общество, и государство загнали себя в противоположные углы, пытаясь разговаривать каждый со своим партнером. И вот теперь оказалось, что партнеров нет ни у кого. Путин — не партнер. Это фигура такой величины, что к ней можно апеллировать разве что как к арбитру (как к Ельцину в 1996 году). А с кем теперь разговаривать в России? Нет старой, умеренно-оппозиционной Думы, позволявшей белорусскому президенту лавировать между Кремлем и Охотным рядом. Нет демократической оппозиции в самой Думе, позволявшей и белорусской оппозиции обозначать свой относительно неантироссийский вектор. «Куда теперь идти солдату, кому нести печаль свою?..» Дмитрию Рогозину? Этот и печаль воспримет, и слезу утрет: давайте-ка, шестью губерниями, милостивые государи, на восток! И никакой милашка Борис Ефимович не залетит к нам с официально-неофициальным визитом, а ежели залетит, то его даже высылать не будут: какого черта высылать, если ты теперь — никто, и фамилия твоя — Немцов?
Это был год книги, потрясшей основы. Я говорю о книге «Нашествие». Оказалось, что белорусская оппозиция умеет отвечать ударом на удар, причем гораздо сильнее, чем этого можно было от нее ожидать. Как «Обыкновенный президент» стал, в конечном счете, ответом на «Детей лжи» — и одновременно превратился в фактор международной жизни, в явление искусства, так «Нашествие» двух авторов, укрывшихся за явно вымышленной фамилией «Матикевич», стало ответом чрезвычайной силы на трилогию столь же псевдонимного российского автора «Дмитрия Черкасова» «Последний солдат президента». Причем и в случае с кинофильмом, и в случае с книгой первой грань допустимого перешла власть. И ответ рано или поздно должен был появиться, причем гораздо более талантливый. Правда, с точки зрения литературной и человеческой книга гг. «Матикевича» столь же мерзкая, как и книги г-на «Черкасова». Но, как говорится, что поделаешь: каков вопрос, таков и ответ.
Это был год, когда политические баталии из бумажной прессы перешли в прессу сетевую. Причем воевать начали и с противоборствующей стороной, и друг с другом, и сами с собой. Такое тоже бывает. И власть не заметила ответить: уже очевидно, что после принятия весной нового закона о средствах массовой информации, когда Интернет также будет признан в Беларуси таковым, всем нам придется больше думать о том, что и как мы пишем. Белорусы наконец начали осваивать эзопов язык. Быть может, скоро появится и целая эзопова литература.
Это был год, когда умный человек во имя лояльности к власти решил продемонстрировать, что он способен быть дураком. Я имею в виду инициативу депутата Василия Хрола по введению НДС на мобильную связь. Общество немедленно поставило его на место: Василий Петрович был вынужден отключить все телефоны вообще и отказаться от собственной дурацкой инициативы. Оказывается, можем — если захотим! Если захотим бороться с повышением цен, с начальственной глупостью и с пренебрежением нашими законными экономическими интересами. Правда, пока непонятно, смогли бы мы все мобилизоваться так быстро, если бы речь шла не о деньгах, а, допустим, о свободе слова. Не знаю.
…А все остальное было скучно. Очень скучно. По-стариковски.
И Новый год, что самое печальное, вряд ли будет намного моложе. Хотя… В конце концов, я ведь уже написал выше: все зависит от нас, а не от самого что ни на есть доброго дядюшки. Даже если дядюшка оказался дедушкой Морозом.
С праздником, друзья! С окончанием!