Анализируя динамику белорусско-российских отношений, вы говорите о том, что заявление Медведева (имеется в виду его обращение в видеоблоге) — это подготовка к периоду более или менее длительной конфронтации между двумя сторонами. Означает ли это, что ожидания Кремля на изменение ситуации в связи с декабрьскими выборами в Беларуси близки к нулю? Какой может быть задача максимум и минимум для российского руководства в связи с президентскими выборами в Беларуси?
Кирилл Коктыш. Дело в том, что у России сегодня нет срочных и важных задач, решение которых зависло бы от исхода выборов в Беларуси. Все ключевые договора и соглашения подписаны, все жизненно важные моменты двусторонних отношений урегулированы, и даже потенциальные конфликты загодя сняты — летний относительно легкий скандал по поводу приведения цен на газ и транзит к контрактным как раз был примером такого превентивного урегулирования. Получается, что жесткому заявлению Медведева о дистанцировании от белорусского развития предшествовала длительная и основательная подготовка.
Более того, сам факт этой подготовки вовсе не был секретом. И началась она еще в 2006 году, когда, с одной стороны, после «нефтяной войны» было подписано соглашение о поэтапном переходе Беларуси на мировые цены на нефть и газ, а с другой, Россией начала реализовываться стратегия строительства обходных газо- и нефтепроводов. У Беларуси было пять лет, чтобы как-то повлиять на эту реальность, но эти возможности не были использованы. В итоге к концу следующего года должны быть запущены обходные нефте- и газопроводы вокруг Беларуси, это БТС-2 и Северный поток, а с начала следующего года Беларусь по идее автоматически должна платить за нефть и газ мировую цену без льгот и изъятий. Последнее означает, что в традиционных уже новогодних переговорах по цене газа нужды вроде бы и нет — они были нужны, чтобы согласовать скидку от мировой цены, которой теперь, в соответствии с подписанными обеими сторонами документами, нет.
Соответственно, российские задачи в отношении Беларуси сегодня сводятся в первую очередь к внутриполитическим: главным образом российскому руководству надо легитимировать в глазах собственного населения свою белорусскую политику. Эта задача сейчас и решается — с помощью запущенного на НТВ сериала, с помощью заявлений Медведева, и с помощью иных информационных мероприятий, которые могут быть реализованы до конца этого года. Но Россия явно не ставит себе целью активное воздействие на общественное мнение Беларуси в плане влияния на выборы, что как минимум означает, что выборы не мыслятся российским руководством в виде некоего существенного рубежа, который бы делил ситуацию на «до» и «после».
У Беларуси же срочные и неотложные задачи в отношении России есть. Так, Беларуси надо как минимум сохранить квоту беспошлинной нефти, которая юридически является проявлением доброй воли Москвы, а не правом Минска. Не менее важно и сохранить доступ белорусской продукции на российский рынок: в условиях кризиса других рынков белорусские товары явно найти не смогут.
Достижение этих задач становится проблематичным в случае непризнания Россией результатов выборов — к чему, судя по заявлению Медведева в видеоблоге, дело и идет. Проблема в том, что при непризнании весьма близко воспроизводится вполне привычная для Европы ситуация интердикта, когда Католическая церковь, обвиняя монарха в грехах, запрещала на его территории любые богослужения и обряды. Поскольку церковь была главным делопроизводителем, жизнь в результате зачастую останавливалась — не вообще, но в той части, которая касалась юридически фиксируемых изменений повседневности: понятным образом невозможно было ни жениться, ни умереть, ни родиться, ни продать, ни купить. В белорусско-российской ситуации отсутствие признаваемого Россией переговорщика может привести к очень близким последствиям: Беларусь гипотетически может оказаться в ситуации, когда она будет не в состоянии ни заключить, ни денонсировать, ни модифицировать существующие соглашения с Россией. На фоне планов перевода Таможенного Союза в ЕЭП, Единое Экономическое Пространство, которое должно состояться к середине 2011 года, это может означать угрозу выпадения Беларуси из переговорного процесса, с угрозой последующего — в момент перерастания ТС в ЕЭП — вытеснения Беларуси из ТС, собственно и гарантирующего ей российский рынок.
Соответственно, понимание специфики этой ситуации — вынужденности белорусских элит действовать при отсутствии жесткой необходимости действовать самому — и лежит в основе сегодняшней российской стратегии. Цена потенциального проигрыша для Минска весьма существенна, и вряд ли приемлема — индустриальная экспортоориентированная страна в принципе не может превратиться в аграрную автаркию без фундаментальных потрясений, в силу этого все властные инстинкты белорусской элиты будут требовать избегания такого сценария любой ценой. На что, собственно, явно и делает ставку Кремль, который сегодня может позволить себе роскошь со стороны наблюдать за развитием событий в Беларуси.