»…И как один умрем,
в борьбе за это»

По замечаниям приезжих, Минск «плавает» в «советском хамстве» (В. Ерофеев). Российские политики жалуются на то, что белорусский президент их оскорбляет и ведет себя «как на базаре». Белорусский лидер не знаком с понятием «политическая корректность» и не признает норм дипломатического этикета. Оппозиция не способна к объединению и политическим компромиссам. Белорусское общество, по данным социологических исследований, недвусмысленно высказывается за сохранение смертной казни и силовое подавление политических оппонентов. По словам президента, либерализм белорусскому сознанию глубоко «чужд». Возрастающее количество разводов свидетельствует о непростых отношениях в белорусской семье. Но несмотря ни на что, особенностью белорусского менталитета считается толерантность. Политические мифы очень часто не дружат с реальностью.

Бытовых и политических мифов в массовом белорусском сознании предостаточно. Самые известные из них — о благополучной и обеспеченной жизни в советское время, «бездуховности» Запада, мудрости и справедливости П. Машерова, самоотверженности и сознательности лидеров партизанского движения, «превосходстве» отечественных товаров над импортными и многие другие. В последние годы к ним добавился «великий» белорусский миф об объединении с Россией с сохранением суверенитета (В. Карбалевич). Миф о толерантности занимает особое место. Его отличает завидная укорененность в сознании практически всех слоев населения и вопиющее несоответствие действительности.

Советского человека, впервые выезжавшего за рубеж, поражало не только товарное изобилие, но и царящая в западном обществе атмосфера предупредительности во «всеобщей любезности». С детства приученному к грубости со стороны соседа, продавца, начальника, странно наблюдать, как незнакомые люди друг другу «ни за что» улыбаются и спрашивают «как дела». Романо-германские языки изобилуют разнообразными формами вежливого обращения, подобным маниловскому «позвольте вам этого не позволить». На наших улицах мы чаще слышим привычное и заданное без обиняков «Скока времени?» Западная демократия утвердила формы общения, которые в прошлом были характерны лишь для знати. Среди простого народа друг с другом и обходились «по-простому», «без церемоний». Подчеркнутая вежливость была не только показателем высокой культуры, но и средством предупреждения возможных конфликтов. Грубость была чревата расплатой на дуэли. Во времена «дикого Запада» неумение вежливо обратиться могло стоить жизни. Современное общество перенесло выяснение отношений в зал судебных заседаний и утвердило своего рода «презумпцию благородства». Этикет требует вести себя с незнакомым человеком так, как если бы перед вами был представитель аристократии. Демократическое общество состоит из господ, где каждый прежде всего господин самому себе. Конечно, обеспечить мир и порядок в таком обществе сложнее, нежели там, где всех можно «построить» и «все запретить». Тут и приходит на помощь «упреждающая вежливость». С человеком, который вам улыбается, гораздо сложнее поссориться, да и нахамить как-то неловко.

Запад свою толерантность «выстрадал» в процессе многочисленных религиозных и национальных конфликтов. Прошло не одно столетие, прежде чем с формированием демократических ценностей и институтов возникла соответствующая им политическая и правовая культура. На этом пути были и Варфоломеевская ночь, и атмосфера «дикого запада», запреты на профессии и дискриминации по половым, расовым и иным признакам. Понадобилось немало времени, прежде чем люди научились терпимо относиться к иной религии, иному цвету кожи, культуре. В демократической Америке последние ограничения для чернокожего населения на выборах были отменены в лишь 50-е годы ХХ века, а в цивилизованной Швейцарии ценз пола был отменен в 1971.

1995 год был объявлен ООН Годом толерантности. Процессы глобализации и «вызовы плюрализма» диктуют необходимость объединения усилий мирового сообщества по преодолению конфронтационной культуры и замене ее культурой и этикой толерантности. В соответствии с этими задачами в ноябре того же года ЮНЕСКО приняла «Декларацию принципов толерантности». В ней толерантность определяется как «уважение, принятие и понимание богатого многообразия культур нашего мира, наших форм самовыражения и способов проявления человеческой индивидуальности» (Л.М. Романенко). В 2001 году Правительство России сочло необходимым разработать федеральную программу «Формирования толерантных установок общественного сознания и предупреждения экстремизма».

Современное понимание толерантности гораздо глубже, нежели сто или двести лет назад. Помимо предотвращения религиозной и национальной розни, оно включает в себя терпимое отношение ко всякого рода различиям — во взглядах, убеждениях, мнениях, вкусах. Благодаря толерантности современное общество существует как ценностное, идеологическое, конфессиональное и прочее многообразие. Толерантность является необходимой основой для диалога культур Востока и Запада, поиска социальных и политических компромиссов во внутренней и внешней политике.

Толерантность предполагает высокий уровень правовой культуры — признание за другим человеком его прав и свобод, права их защищать и отстаивать, его права быть самим собой. Для западного человека быть толерантным — значит позволить другому быть иным, не похожим на тебя. (Именно этого не хватает молодым супружеским парам: попытки «переделать» другого в соответствии с собственными идеалами чаще всего заканчиваются разводом). Толерантность не равна индифферентизму (русский «пофигизм», белорусская «абыякавасць»). Напротив, она свидетельствует о заинтересованном отношении к сохранению демократических ценностей, преумножению общественной свободы. Толерантное мышление по своей природе является типично либеральным. Общая для всех свобода оценивается человеком выше, чем сознание собственной правоты. В толерантном обществе граждане могут сказать: «я не согласен с вами, но готов отдать жизнь за то, чтобы вы имели возможность высказывать свои убеждения» (Вольтер).

Толерантность не имеет ничего общего с покорностью. Она возникает вместе с нетерпимостью ко всякого рода насилию, в какой бы форме оно не выражалось — деспотизме режима, дискриминациях, бестактном вопросе или грубом обращении. Поведение западного человека характеризуется двумя доминантами. С одной стороны, стремлением обеспечить неприкосновенность собственного «privacy» (частной жизни), с другой — невмешательством в жизнь другого. Личностная автономия предполагает развитое чувство личного достоинства. Когда-то оно было свойственно лишь потомственной аристократии, но с развитием цивилизации распространилось на все слои общества. Так появилось «купеческое слово», «офицерская честь», «рабочая гордость». Если в прошлом чувство чести считалось врожденным («черномазому не дано…»), то сегодня общество занимается его целенаправленным воспитанием и «взращиванием». Этой цели служит специально создаваемая и финансируемая государством система гражданского образования.

Чувство личного достоинства еще не стало для белорусов предметом «первой необходимости». Очень сказывается крестьянское происхождение большинства его представителей. В народе говорили: «Хоть пирогом назови, только в печь не клади». Пойманного в общественном транспорте в качестве «зайца» представительного на вид мужчину на виду у всех выталкивают на улицу за то, что отказывается платить штраф. Честь и стыд понятия абстрактные, «на хлеб не намажешь», а тут явная экономия.

Представителей административной элиты на виду у всей страны президент вычитывает, как нашкодивших школьников. Перед семьей и друзьями должно быть неловко, но по этому поводу никто не комплексует. Занимаемая должность дает вполне реальное материальное благополучие. Да и перед кем стыдиться, если все примерно в одинаковом положении. Телетрансляции прямого общения президента с народом показывают, как привычно и комфортно чувствует себя белорусское население в роли просителей. Вместо «равного разговора граждан с избранным ими лидером» можно услышать лишь робкие просьбы подданных, привыкших к бесправию и глухоте власти» (А. Класковский, «Страна просителей», «Белорусские новости»). Мы — наследники традиций византизма (чинопочитания и раболепия).

(Для тех, кто идеализирует наше прошлое в образах благородных князей Великого Княжества Литовского и их заботе о простом народе, советуем обратиться к материалу «Шестое оледенение» А. Козловича, в «Свободных новостях» от 23.10.03).

Отношения властителя с подданными здесь издавна строились на началах холопства. Это когда нет никаких ограничений власти кроме воли самого властвующего. Захотел — казнил, захотел — помиловал, забрал добро за то, что прогневил, или наградил за особые заслуги. В современной интерпретации это звучит как «начальник всегда прав», «что хочу, то и ворочу». В западной традиции отношения с подданными основывались на принципах вассалитета. Сюзерен и вассал заключали своего рода договор, согласно которому у каждого были свои права и обязанности. Власть не могла быть деспотичной. Служение не означало бесправие. В традициях западной аристократии в качестве признака хорошего тона сохранилось уважительное отношение к равным, подчеркнуто корректное — к нижестоящим и независимое, нередко дерзкое — с вышестоящими.

В сущности, современная толерантность воплощает в реальность давнюю мечту философов о «золотой середине» — быть справедливым по отношению к другим и не терпеть несправедливость по отношению к себе. В народе говорят: «Себя не дает в обиду и других не обижает». Нетрудно заметить, что в белорусском обществе все скорее наоборот. Хамство и неуважение по отношению к другому сочетаются с неспособностью постоять за себя в отношениях с начальником, представителем власти.
Не может быть толерантным общество, в котором для этого не созрели соответствующие предпосылки. Там, где нет «свободы выбора убеждений и поведения, вопрос о терпимости просто не встает» (Б.Г. Капустин). Общество должно дорасти до плюрализма, чтобы научиться с ним обращаться.

Толерантность как проблема возникает лишь там, где имеет место многообразие групповых интересов и возникает потребность их согласования. Нет смысла говорить о терпимости или нетерпимости, если общественные интересы не структурированы, если все равны в бесправии или нищете. Не выработав свою позицию, люди не могут критически относиться к иной, не похожей на свою. В лучшем случае они могут проявлять индифферентизм, безразличие. Нельзя говорить о толерантности и в том случае, если у людей нет возможности реально воздействовать на других посредством запретов, ограничений и пр. Легко быть толерантным, когда ты не можешь быть иным.

Толерантность западного общества в значительной степени сформировалась под влиянием идей ненасилия и гуманизма, высказанных в разное время Л. Толстым, М. Ганди, А. Швейцером. Советские люди стали продолжателями иной традиции. В ее основу положена «философия борьбы». «Классовая борьба — двигатель истории» — гласила марксистская догматика. Советское общество «болело» борьбой с момента своего рождения. Боролись с внутренними и внешними врагами, с собственными и чужими недостатками. В поведении особенно ценились принципиальность, бескомпромиссность, требовательность. Всячески порицались «мягкотелость», слабохарактерность, «попустительство». Политическая борьба велась не на шутку и часто заканчивалась физическим уничтожением противника. В идейной борьбе враг не менее опасен, чем на поле боя. «Кто не с нами, тот против нас».

Политическая жизнь современной Беларуси объясняется все той же логикой бескомпромиссной борьбы — в окружении президента, в его отношениях с оппозицией, в рядах самой оппозиции. Западная толерантность, когда после жарких парламентских дебатов представители разных партий мирно пьют пиво или играют в теннис, нам не понятна.

Современная белорусская политическая культура определяется компонентами, сложившимися в далеком и недавнем прошлом. Важнейшими из них являются «патриархальность» и «советскость». Отстаивать свою честь — не крестьянская традиция. Требовательное отношение к власть предержащим, когда ты во всем от нее зависишь, равносильно самоубийству. В голодный год придется идти на поклон к пану и просить в долг. За справкой необходимо нести мзду чиновнику. За недоимки подставлять спину уряднику. Не было в крестьянской традиции и вежливого, терпимого обращения с равными. На то они и ближние, что с ними можно без церемоний (бесцеремонно). В крестьянской семье каждый на виду и все делают общее дело. Об индивидуальности и праве на «privacy» никто не вспоминает. Все контролируют всех, ревниво наблюдая за теми, кто отлынивает и «даром» ест хлеб (дармоед).

«Советское» хамство базируется на твердом убеждении в том, что «незаменимых нет» и, по большому счету, «единица — ноль» (В. Маяковский). В условиях дефицитной экономики люди постоянно друг другу мешают. На всех всего не хватает. Отсутствие конкуренции и безработицы позволяет продавцу не тратить силы на «натянутые» улыбки. Покупатель заведомо не прав и постоянно унижаем. Условия жизни большинства населения не способствовали воспитанию хороших манер. «Подавляющий» коллективизм подавлял и толерантность. Попробуйте сохранить индивидуальность и неприкосновенность частной жизни в бараке или коммуналке. Коллективные походы в кино, «бригадный подряд» в обучении, «разбор» персональных дел на общем собрании — все это из той жизни, которая воспитывала нетерпимость (к классовым врагам, тунеядцам, нарушителям общественной дисциплины), но никак не толерантность.

Мы гордимся тем, что в нашей стране нет межнациональных и религиозных конфликтов. Но это не результат продуманной государственной политики или особого рода политической культуры. Просто так сложилось. В белорусском обществе нет (демократических!) механизмов предотвращения и решения подобного рода проблем. Запад, наученный горьким опытом, уделяет этим вопросам не в пример более серьезное внимание. Ребенку с детства внушается мысль о многообразии окружающего мира, его учат понимать и не бояться того, кто иначе выглядит, живет, мыслит. Государство не жалеет средств на то, чтобы воспитать у граждан доверительное отношение к социуму, умение цивилизованно обсуждать и разрешать возникающие конфликты, способность к диалогу (умение слушать и слышать другого), готовность к компромиссам и консенсусу. Белорусское общество этим не озабочено.

Спокойная жизнь нас «избаловала». Чем иначе объяснить попытки «изобретения» национальной идеи, в основу которой положены «панславизм» и православие. Что в таком случае делать белорусским «неславянам» и представителям других конфессий (католиков, мусульман, иудеев), которых в Беларуси не так уж и мало? Разве может подобного рода идея сплотить общество в нацию?

Трудно найти настоящую толерантность в государстве, в котором проводится бонапартистская политика («разделяй и властвуй»). За последние десять лет Беларусь превратилась в «расколотое общество» (В. Карбалевич). С одной стороны — пожилые, политически «доверчивые» и ностальгирущие по прошлому, с другой — молодые, более образованные и обеспеченные, связывающие свое будущее со сменой политического режима. Власть откровенно спекулирует на низменных качествах человеческой натуры — косности, зависти, ксенофобии. Постоянные поиски «козлов отпущения» внутри страны приводят к натравливанию одной части общества на другую. Люди легко поддаются соблазну найти причину всех бед в чем-то одном, найти и наказать конкретных «виновников». В общественном сознании культивируется образ внешнего врага, нагнетается обстановка «осажденной крепости». Белорусы пока (и в этом они не одиноки) относятся к той категории, которая предпочитает винить в своих проблемах не себя, а других. Хорошо, что для этой цели есть «всеобщий козел отпущения» — американцы. В последнее время их место все чаще занимают «братья-россияне». (Уже по этой причине они нам очень нужны).

И все-таки, почему именно толерантность? Почему не что-то иное, в большей степени соответствующее действительности, положено в основу белорусской ментальности? Причин тому несколько. Во-первых, по своему характеру белорусы действительно в большинстве своем спокойны и терпеливы. Они менее конфликтны, чем их восточные соседи, и, конечно, не так горячи, как южане. В массовом сознании слово толерантность воспринимается как синоним долготерпения и покладистости.

Вполне подходящий фундамент для «национальной мифологии». Во-вторых, миф о толерантности очень удобен для тех, кто отвечает за проведение национальной и культурной политики. Вместо того чтобы воспитывать в гражданах действительную, а не мнимую толерантность (что требует специальных средств и усилий), достаточно заявить о том, что в силу присущих белорусам качеств серьезных конфликтов здесь нет и быть не может.

И, наконец, в-третьих, рискнем предположить, что у белорусов проявляется своего рода «синдром отличника». Мы любим, чтобы нас хвалили. Ведь мы такие трудолюбивые (и это не так далеко от истины), исполнительные, покладистые. Беда в том, что быть «положительным» сегодня не достаточно. Демократия требует от граждан ответственности и взыскательности по отношению к тем, кому они доверили судьбу страны. У белорусов пока что все наоборот — толерантность (попустительство) к власти и нетерпимость друг к другу. Правовое государство строится на признании прав других и готовности отстаивать свои. «В борьбе обретешь ты право свое» — писал немецкий правовед XIX века Рудольф фон Иеринг. Белорусское общество готово бороться лишь за право называться толерантным.

Пока безуспешно.