/Попутчики/
Иранская сага Беларуси: профиль персидского друга
2005 год был отмечен заметной интенсификацией контактов Беларуси и Ирана. Избранный почти полгода тому назад новый иранский президент Ахмадинежад стал практически единственным высшим государственным деятелем, выразившим готовность встретиться с белорусским президентом Александром Лукашенко в Нью-Йорке в сентябре, в ходе саммита Организации Объединенных Наций (ООН). Спустя примерно три месяца после встречи на высшем уровне Минск посетил глава иранского парламента (меджлиса) Голамали Ходдад Адель.
Хотя парламентские визиты в дипломатической практике имеют свою специфику (они играют скорее символичную роль во внешней политике), заявления, сделанные лидером иранской законодательной власти в белорусской столице, примечательны особым стилем. Устами спикера парламента официальный Тегеран продемонстрировал довольно ясное понимание современного внешнеполитического положения Беларуси и ее президента и высказал готовность к самому тесному политическому взаимодействию на международной арене. Цементирующим фактором такого взаимодействия, безусловно, станет антизападная риторика и взаимная поддержка в международных организациях, прежде всего ООН. Понятно также, что оба режима будут стремиться укрепить и экономические основы партнерства, в том числе продолжат сотрудничество в военно-технической сфере.
Без всякого сомнения, одним из важнейших факторов укрепления белорусско-иранских контактов является избрание нового харизматического иранского лидера. Подобное заключение заставляет более пристально взглянуть на Ахмадинежада и оценить его в новой для него роли. Вряд ли покажется удивительным, что многие черты политического портрета президента Ирана покажутся нам чрезвычайно знакомыми…
Нынешний иранский визави и коллега Александра Лукашенко пришел к победе на президентских выборах неожиданно и потому чрезвычайно внушительно. Главный сюрприз и интрига выборов состояли в том, что Ахмадинежад не был частью так называемой высшей государственной элиты страны, к которой большинство населения уже привыкло и которая, очевидно, утратила необходимый кредит доверия. 62 процента избирателей проголосовали за ультраконсервативного мэра Тегерана, противопоставив его победу на выборах внушительному поражению умеренно-консервативного лагеря. Соперник нового президента Али Акбар Хашеми Рафсанджани — представитель той самой высшей политической элиты, не покидавший самых высоких властных постов со времен исламской революции, — получил только 32 процента голосов.
После выборов все аналитики признали: основной причиной победы Ахмадинежада стала его «простая» риторика. Поддержку ему обеспечило, в первую очередь, сельское население и городская беднота. В ходе своей избирательной кампании он критиковал политику властей, обещая расширить возможности «маленького человека», создать новые рабочие места, более справедливо распределить национальный доход, покончить с доминированием узкого круга «так называемой» национальной элиты.
Как и его белорусский коллега, в ходе предвыборной гонки Ахмадинежад практически не отвечал на вопрос: «как?». В его риторике главный акцент был сделан на жесткую критику сложившейся, по его оценке, практики концентрации национального богатства в руках слишком ограниченной группы представителей властвующей политической элиты. Бывший мэр Тегерана заявлял о том, что «маленький человек» должен получить доступ к государственным финансам и кредитам, финансовой бирже страны, ценовой политике в отношении недвижимости, а также к доходам от продажи нефти и газа. Он говорил, что иранские природные богатства должны принадлежать исключительно иранцам. Его ключевые постулаты в области экономической политики (снижение банковских кредитных ставок, облегченное кредитование начинающего предпринимательства, повышение минимальной зарплаты для бюджетников, расширение возможностей для «малого» человека по участию в распределении национального дохода, а также поддержка молодых семей) по сути содержали имплицитную критику реальности, но мало говорили о том, какие именно меры намерен предпринять новый президент, чтобы воплотить их на практике.
Ахмадинежад сохранил только одного министра из прежнего правительства, которое, по оценкам наблюдателей, состояло преимущественно из хорошо подготовленных профессионалов-технократов, в большинстве своем имевших западное образование. Композиция правительства Ирана получилась довольно однородной — большинство министров примерно одного возраста с президентом (примерно 45-50 лет), практически все они являются технократами среднего звена, преимущественно без опыта масштабного, стратегического руководства страной. Абсолютное большинство назначений — итог протекционизма со стороны консервативных иранских клерикалов, которые поддержали Ахмадинежада на выборах; значительную часть аппарата составляют коллеги нового главы государства или преданные ему люди. Профессионализм определенно не являлся основным приоритетом при назначениях. Послужной список ряда членов нынешнего иранского правительства, по мнению экспертов, однозначно свидетельствует о том, что по таким вопросам, как национальная безопасность, политические свободы и права человека, включая проблемы политических диссидентов, кабинет будет придерживаться чрезвычайно жесткой линии. К проблемам культуры, искусства и информации подход будет также если не жестким, то, по меньшей мере, максимально консервативным. Назначенцы на экономические посты (министры экономики, труда, торговли и промышленности) и технократические портфели (министерства нефтяной промышленности, энергетики, телекоммуникаций) представляют собой совокупность лиц без опыта работы на высоких государственных постах и объединенных преимущественно лишь своей ассоциацией с консервативными организациями, близкими президенту.
Не представляет исключения в общей цепи назначений и новый министр иностранных дел Моттаки, в прошлом посол Ирана в Турции и Японии, начавший в 2004 году свою карьеру в законодательной власти — до получения портфеля министра он возглавлял комитет меджлиса по внешней политике и безопасности. Главой дипломатического ведомства Ирана он стал, в первую очередь, благодаря своей бескомпромиссной позиции в отношении защиты иранских ядерных программ на переговорах с тройкой Европейского союза.
Рост антизападных, главным образом антиамериканских, настроений в иранском обществе, по мнению многих аналитиков, стал важнейшей составляющей победы Ахмадинежада. Постоянное ужесточение критики со стороны США, односторонние американские санкции, американская настойчивость в необходимости смены политического режима в Иране и прекращения иранских ядерных программ, как это часто бывает, сработали с точностью до наоборот и привели к укреплению позиций ультра-консерваторов. За сравнительно небольшой период пребывания у власти Ахмадинежад уже успел несколько раз серьезно взбудоражить мир заявлениями о том, что Израиль должен исчезнуть с политической карты мира. Агрессивное противостояние Ирана и Израиля — не новость, но формат, избранный новым иранским президентом, вызвал противоречивую реакцию даже внутри страны.
В ходе своей предвыборной кампании Ахмадинежад постоянно критиковал прежний иранский кабинет за его слабую позицию на переговорах с Европейским союзом по вопросу об иранских ядерных программах. Он открыто заявил, что вопреки позиции Запада, Иран будет настаивать на создании полного цикла расщепления урана, и отношения с США в этом смысле не будут составлять приоритет для официального Тегерана. Новая делегация Ирана на переговорах по будущему иранских атомных технологий поставила вопрос в принципиальную плоскость, утверждая, что Иран имеет право разрабатывать уран в той же мере, в какой этим правом наделены и другие нации. Несмотря на подобную «демонстрацию мускулов», Ахмадинежад, тем не менее, не уходит от переговоров с Европейским союзом. Многие эксперты видят в этом влияние Духовного лидера Ирана аятоллы Сайед Али Хоменеи, который по Конституции имеет прерогативу в принятии решений по внешнеполитическим вопросам. Среди наблюдателей имеется понимание, что новый иранский президент в силу своей неопытности в международных делах вынужден будет опираться на руководство Хоменеи, который, в свою очередь, обеспечит принципиальную последовательность достаточно четкой, всесторонне разработанной и апробированной на различных дипломатических фронтах иранской позиции по данному вопросу.
Вряд ли есть основания полагать, что претерпят сколько-нибудь существенные изменения отношения Ирана с такими странами, как Ирак или Ливан, а также контакты с основными иранскими торговыми партнерами. Некоторые различия по сравнению с курсом умеренных консерваторов, однако, следует подчеркнуть. Если, например, соперник Ахмадинежада на выборах Равсаджани стремился достичь понимания с Вашингтоном, нынешний иранский президент этого делать не будет. Кроме того, если возможно было ожидать определенной гибкости умеренных консерваторов на переговорах по ядерным программам, Ахмадинежад будет вынужден стремиться сохранять жесткость собственной позиции в интересах поддержания собственного избирательного имиджа.
Пока Запад стряхивал с себя оцепенение после неожиданной и непредсказуемой победы Ахмадинежада на президентских выборах, российский президент Владимир Путин оказался в числе первых глав государств, направивших новому иранскому президенту свои поздравления. Россия имеет в Иране весомые интересы, затрагивающие наиболее чувствительные для Запада аспекты иранской политики: торговлю оружием и ядерные технологии. Роль России на нынешних переговорах в отношении будущего иранских ядерных программ чрезвычайно велика. На столе переговоров, в которые также активно вовлечены Европейский союз, США, Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ), Организация Объединенных Наций, находится наименее болезненное из всех предложение России, согласно которому Иран будет иметь право осуществлять начальную конвекцию урана, затем полученный газ будет направляться в Россию, где будет обогащаться на совместном российско-иранском предприятии. Готовый обогащенный уран затем будет направляться Ирану. Россия весьма заинтересована в продвижении этой инициативы.
Первые полгода пребывания Ахмадинежада у власти позволяют с полным основанием прогнозировать, что в 2006 году харизматический президент будет продолжать бросать вызов уже достаточно прочно сложившимся иранским внутри- и внешнеполитическим традициям. Тенденция назначений доверенных лиц (а не профессионалов) в государственном аппарате, скорее всего, продолжится. В числе «фаворитов» Ахмадинежада будут представители Корпуса стражей исламской революции, парламентского крыла Басидж и среднего звена бюрократии, которые считают себя ущемленными в ходе правления умеренных. Эти силы претендуют на роль защитников прав нижних слоев иранского общества, сторонников перераспределения национального богатства и прекращения коррупции в высших эшелонах власти. Они также демонстрируют ностальгию по возвращению идеологической «чистоты» и культурной консервативности эпохи первых лет исламской революции.
Духовный лидер Хоменеи вряд ли предпочтет предпринимать решительные шаги, направленные на изменение политики Ахмадинежада, — уж слишком чувствительна должность президента в политической системе Ирана.
В экономике эксперты прогнозируют продолжение неопределенности и противоречивости курса, сочетающего в себе реформаторские элементы прошлого правительства и популистские шаги новой власти. Экономическая команда Ахмадинежада значительно слабее предшествующей и более склонна к защите своих политических позиций с помощью государственного регулирования экономики. Нечеткость экономических намерений правительства может повлечь серьезное снижение доверия бизнеса и в долгосрочной перспективе значительную потерю интереса инвесторов.
Во внешней политике Ахмадинежад сохранит агрессивное безразличие к мнению Запада. Гораздо более важным для него будет сохранение проповедуемого иранским Духовным лидером Хоменеи лидерства Ирана в мировом исламском революционном движении. Подобная роль, по мнению нынешнего официального Тегерана, наилучшим образом соотносится с интересами арабского мира, исламским общественным мнением и чаяниями самих иранских избирателей. Очень вероятно в этом контексте, что наряду с готовностью обсуждать отдельные детали российского предложения по конвертации урана, Иран может отвергнуть его в целом. В связи с тем, что вероятность вето со стороны России и Китая на санкции Совета Безопасности очень велика, ЕС может оказаться перед единственным выбором — вернуться за стол переговоров, а вопрос о санкциях может быть отнесен на далекую перспективу.
Если примерно десять лет тому назад на возможности сотрудничества с Ираном высокие белорусские чиновники смотрели весьма скептично (не становиться же Беларуси участником мировой исламской революции!), то сегодня режимы Александра Лукашенко и Ахмадинежада просто обречены на партнерство. У двух реакционных лидеров просто нет другого выхода. Иной вопрос — насколько отвечает подобная дружба долгосрочным национальным интересам Беларуси? Не думаю, что в резиденции на К.Маркса, 38 можно получить на него вразумительный ответ.