Мэл Гибсон послужил Господу как сумел
…Его здесь распяли, перепутав с Христом,
и узнав об ошибке днем позже.
Б. Гребенщиков
В современном мире мировые религии давно стали частью медиа-рынка. Где живет Аллах? На экранах телевизоров, в экстремальных репортажах с театра военных действий в Ираке и с места очередного теракта. Как отыскать Будду? Порыться в развалах уцененных книжек по дзэн-буддизму или купить кассету с «Маленьким Буддой» Бернардо Бертолуччи. Иисус Христос на этом фоне выглядел до недавнего времени довольно скромно: успех давнего поп-мюзикла «Иисус Христос-суперзвезда» успел изрядно поблекнуть, а нравоучительные библейские мультсериалы и учебные видеокассеты для начинающих верующих, исполненные со школярским рвением, по художественному качеству далеко отставали от «Корпорации монстров» и «Матрицы». Все силы, как в лучшие времена, уходили не на креатив, а на внутренние раздоры и борьбу с «неправильными» прочтениями христианского канона вроде «Последнего искушения Христа» Мартина Скорцезе. Так было, пока за дело не взялся крепкий австралийский парень Мэл Гибсон, сработавший свой новый фильм «Страсти Христовы» по известному принципу армейского старшины: «Я научу, блин, тебя Родину любить!» Судя по мировому резонансу, благодарные массы только этого и ожидали.
Месса для скомороха
Чтобы понять ситуацию вокруг «Страстей», имеет смысл поискать ответ на два вопроса: «Зачем это нужно Гибсону, одному из самых успешных персонажей голливудской сцены?» и «Почему фильм оказался столь популярным?» Есть еще третий вопрос — о художественных достоинствах.
Но про это чуть позже.
Итак, Мэл Гибсон. Востребованный (и весьма дорогостоящий) актер, со времен «Безумного Макса» (1979) и «Смертельного оружия» (1987) прочно вжившийся в образ героического одиночки с легкими психическими отклонениями, сыгравший Гамлета у Франко Дзефирелли (1990). Мастеровитый режиссер, автор патриотического шотландского эпоса «Храброе сердце» (1995), удостоенного пяти «Оскаров». Человек, за свою долгую творческую карьеру не совершивший, кажется, ни одной серьезной ошибки. Примерный семьянин, привычные голливудские склоки и пьяные дебоши явно не для него. И веры правильной, католической. Короче, живая история успеха. Человек, у которого есть все, достигнув известного возраста, начинает задумываться о вечном. А если это человек из шоу-бизнеса — еще и искать пока непокоренную вершину. Шекспира Гибсон уже освоил. В традиционной системе американских духовных ценностей выше идет только Господь.
В своем нынешнем статусе звездный человек Гибсон может себе позволить честно заработанную творческую свободу: выбирать тему, самому финансировать кинопроект (а, значит, не думать о жесткой необходимости «отбить» затраты посредством настойчивых заигрываний со зрителем), отбирать нужных актеров, полностью контролировать производство. В этом есть безусловный плюс: автор судит свой труд по собственным законам, высказывается напрямую, без посредников. И есть безусловный минус: автор-демиург закономерно ограничен масштабами своего таланта. Полный контроль — это еще и полная зависимость съемочной группы, превращенной в «группу поддержки», от Первого Лица. А оно может только то, что может. Даже если его зовут Мэл Гибсон.
Есть старинная французская притча, которую приводит Арон Гуревич в одной из своих книг по культуре средневековья. Пришел однажды к часовне с фигурой богоматери, что стояла на перекрестке проселочных дорог, бродячий жонглер, скоморох. Ему было нечего принести в дар святой деве. Кроме своего ремесла. И скоморох принялся кувыркаться, жонглировать шариками, показывать прочие трюки. А когда он, усталый, присел на траву, сама богоматерь сошла с алтаря и утерла жонглеру пот.
К нашему сюжету эта история имеет самое прямое отношение. «Страсти Христовы» — честное личное послание Богу и братьям по вере от Мэла Гибсона, голливудского католика. Который служит Господу, как умеет — делая дорогое голливудское кино в стиле «опиум для народа». Точнее, переводя евангельские сюжеты на язык коммерческого кинематографа.
Евангелие от Гибсона
Прав ли Гибсон в своем выборе стиля? Собственно говоря, выбора как такового не было: он просто не знает другого языка. Всю жизнь делая качественное массовое кино, режиссер и в этот раз свернул на привычную тропу. Да и более «народный» сюжет, чем страсти Христовы трудно себе представить!
С самых первых кадров на экране возникают густые синие туманы Гефсиманского сада, заставляющие вспомнить знаменитый ужастик Тима Бартона «Сонная лощина». Нарочито замедленно, в стиле балетных гонконгских боевиков Джона Ву, решена сцена ареста Иисуса: плывут через экран сжатые кулаки, зависает в кадре меч Петра, медленно падает предатель Иуда. В кульминационной сцене распятия неожиданно возникает абсолютно «матричный» трюк: камера вдруг взлетает над происходящим (как в финале «Соляриса» Тарковского), чтобы затем «упасть» на землю вместе с первой каплей дождя, в которой на миг отразилась вся картина казни. Действие «прошито» короткими флэшбэками, мини-клипами с показом предшествующих событий, связанных с конкретным персонажем. Каждый кадр выстроен с бесспорным умением и предельно живописен, даже в эпизодах истязаний Иисуса. Как ни странно, именно эта мастеровитость подрывает доверие к происходящему, напоминая, что перед нами не «достоверная история», а просто очередной визуальный аттракцион.
Мастер зрелищного кино в стиле «экшн» читает евангельские сюжеты в привычном для себя ключе: действие плюс качественная картинка плюс одномерные персонажи с четким набором функций. Именно поэтому в «Страстях» нет ярких актерских работ. Строго говоря, нет и актеров. Они превращены в типажи, однозначно читаемые визуальные знаки. Абсолютно зауряден Христос (Джеймс Кэвизел), выглядящий убедительно лишь в качестве жертвы. Совершенно безлики и сливаются в общую массовку апостолы. Бритоголовый искуситель-сатана (Розалинда Челентано) выглядывает из-под капюшона черного плаща, как персонаж второсортного вампирского фильма. Понтий Пилат в исполнении болгарина Христо Шопова заставляет вспомнить историческую продукцию прежнего соцлагеря типа пресловутых «Даков». Бандой бритоголовых небритых мужланов, с демоническим хохотом полосующих цепями и розгами Христа, показаны римские легионеры. Карикатурной кучкой упитанных бородачей с блудливыми глазками представлены старейшины-фарисеи. Неожиданна лишь Мария Магдалина в исполнении одной из самых красивых актрис мирового кино Моники Белуччи — измученная женщина с помятым лицом. Но даже на месте ее легко можно представить себе, скажем, Жюльетт Бинош или даже Марию Михалкову. Актерам практически нечего играть. Ведь историю рассказали за них, превратив диалоги в набор классических библейских цитат.
Перед нами, вопреки ожиданиям одних и опасениям других, вовсе не «евангелие от Гибсона». Создавать новую версию истории Спасителя (равно как и разъяснять несведущим, в чем величие изможденного человека в терновом венце, умирающего на кресте) автор абсолютно не намерен. Именно поэтому фильм был озвучен на арамейском и латыни, а английские титры появились гораздо позже. Каждому, мол, и так все понятно!
Мэл Гибсон весьма профессионально иллюстрирует христианский канон, без левацкой дерзости «Евангелия по Матфею» Пазолини и радикализма «Последнего искушения Христа» Скорцезе. Перед нами полнометражный христианский клип made in Hollywood. Спорить тут не с чем. Восхищаться тоже как-то не тянет. Сделано качественно. Почти как «Гладиатор». И только.
Второе пришествие forever
История бренда «Христианство» насчитывает, как известно, две тысячи лет. Как в любом серьезном деле, здесь сложилось известное разделение труда. Одни разработали продукт, другие его поддерживают и воспроизводят согласно определенному стандарту качества, третьи им торгуют. И как всякий продукт, достаточно долго находящийся в обращении, христианское вероучение нуждается в постоянном обновлении стратегий своего продвижения на изменчивом рынке глобальных мифологий.
Иными словами, христианство в каждую историческую эпоху осуществляет своеобразный upgrade, стремясь актуализировать базовый кодекс своих ценностей посредством наличных языков высокой и низкой культуры. Собственно говоря, мы все существуем в поле притяжения христианской традиции именно благодаря ее проводникам — художественным текстам различного качества. Своим глубоко личным отношением к евангельским сюжетам мы обязаны Микеланджело и Рембрандту, Пастернаку и Бродскому, Короткевичу и Достоевскому, Пазолини и Скорцезе, авторам «Иисуса Христа — суперзвезды» и Леонарду Коэну — всем, так или иначе связавшим свою творческую судьбу с «величайшей из когда-либо рассказанных историй». Библейская мифология издавна сияет отраженным светом, преломляясь сквозь призму актуального искусства эпохи. Именно технологии маркетинга дают ключ к адекватной оценке случая «Страстей Христовых».
Прочтение Мэлом Гибсоном одного из базовых архетипических сюжетов культуры Запада трудно назвать оригинальным или новаторским. Еще более фильм далек от популярных коллажных текстов постмодернизма. Что же сделало христианскую агитку одним из лидеров кассовых сборов, вполне сопоставимым по финансовым показателям с «Властелином колец»? То же, что срабатывает в отношении любого качественного визуального продукта: естественная и неизбывная потребность в эффектном зрелище, узнаваемый сюжет, популярный главный герой, впечатляющие технические решения. В полном соответствии с особенностями массовой психологии на первое место выходит не концептуально оформленный message, а возможность коллективного переживания, не смысл послания, а способ подачи. Точнее — новейшие адиовизуальные технологии. The media is the message. Старина Маклюэн снова оказался прав.
Еще один аспект темы — личность режиссера и связанный с ней кредит зрительского доверия. Ортега-и-Гассет однажды заметил: «Кино с красивыми актерами можно смотреть бесконечно. И неважно, что они делают. Напротив, важным оказывается то, что делают они». Звезда экрана автоматически привлекает ажиотажное внимание публики ко всему, чего коснется. Никого не удивляло то, что Сталлоне и Шварценеггер в свое время активно колесили по свету в поддержку сети принадлежащих им фаст-фуд ресторанов Planet Hollywood. Такой у ребят был бизнес. Днем — кино, вечером — гамбургеры. У Гибсона нынче бизнес другой. Отчаянный киногерой полицейских боевиков занят продвижением бренда Jesus Christ. На «Страсти Христовы» зовет не Иисус, а Мэл Гибсон. Звезда здесь именно он, а не худосочный распятый. Массовый зритель идет смотреть не на знакомые с детства евангельские страсти. Спешат на «нового Гибсона». Про что фильм? Про Иисуса? Да, этот парень и про Христа задвинет так, что мало не покажется!
Театр жестокости для дядюшки «Оскара»
Вся вторая половина фильма — парад насилия. Свист розог, цепи с шипами, кровавые подтеки на камнях двора, рассеченная плоть Спасителя крупным планом, мучительный путь на Голгофу, сцена распятия во всех подробностях. Кажется, что Гибсон работает здесь в стилистике «шокера», заставляя вспомнить, как ни странно, то популярные страшилки типа «Дома 1000 трупов», то «Иди и смотри» Элема Климова. Причем делает этот выбор совершенно сознательно.
Современного человека «зацепить» картинкой чьих-то страданий крайне сложно. Его болевой порог завышен: насилие стало естественной частью нашего информационного пространства. Практически ежедневно мы за утренним кофе наблюдаем в сводках теленовостей катастрофы и теракты, а в вечерних аналитических программах изучаем детали очередной войны. Смерть превращается в безобидный визуальный аттракцион. Возникает эффект не сопричастности, а дистанцирования — это происходит где-то там, далеко и не со мной. Стремясь пробиться к нынешнему зрителю со своим рассказом о муках Христовых, Гибсон (скорее всего, неосознанно) следует тактике театра жестокости Антонена Арто: разрушить инерцию восприятия, добиться вовлеченности зрителя в происходящее можно только посредством эмоционального шока.
Гибсон фактически сделал то, чем занимаются белорусские реконструкторы из рыцарских клубов — попытался максимально достоверно востановить историческую ситуацию. И остался в тени сюжета. Что осталось? Голливудская картинка. И глубокое почтение к классическому тексту.
Серия тщательно выстроенных кадров окровавленного Христа выглядит слайд-фильмом, лишенным внутренней драматургии. Повествование ведется на удивление монотонно. Настолько, что где-то на десятой минуте пыток теряешь интерес к происходящему. Для reality-TV все чересчур искусственно, для кинодрамы — слишком плоско.
Говорят, что были случаи обращения в христианство после просмотра фильма. Верится с трудом. Фильм исполнен твердой рукой и весьма холоднокровно. Никакого священного безумия и глубинных откровений. Это страсть по правилам, это разрешенный пафос, официально одобренная скорбь. Готовый кандидат на кинопремию. Легко представить заголовки с первых полос: «Спаситель взял „Оскара“!
«Какое время на дворе — такой мессия», обмолвился однажды Вознесенский. И был, безусловно, прав. Второе пришествие происходит каждый день. Правда, с переменным успехом.