Несколько дней назад тихо и незаметно фактически завершился северокорейский эксперимент. В обмен на поставки нефти Северная Корея остановила свои ядерные реакторы. И это не просто прекращение северокорейской ядерной программы. Как мне кажется, это именно окончание всего северокорейского эксперимента.
Ведь теперь Северная Корея теряет инструмент психологического воздействия на соседей и на мировую политику в целом. Сама же она становится критически зависимой от поставок продовольствия, лекарств и энергоресурсов. Ведь не секрет, что уже давно Северная Корея живет в значительной степени за счет продовольственной помощи извне, в первую очередь из Южной Кореи, а также практически полностью зависит и от гуманитарных поставок лекарств из-за рубежа. Теперь к этому добавилась и полная энергетическая зависимость.
Правда это не значит, что нынешняя власть в Северной Корее уже завтра или в самое ближайшее время падет, и обе Кореи наконец воссоединятся. И главным образом потому, что в этом не заинтересованы не только Северная, но и Южная Корея. Быстрого краха нынешнего пхеньянского режима, как ни странно, в Южной Корее боятся еще больше, чем северокорейской ядерной бомбы. Северокорейская бомба — это нечто эфемерное, неопределенное и, скорее всего, несуществующее, а экономический кризис и даже возможно коллапс — это вещь осязаемая и действительно угрожающая для всех южнокорейцев.
Южнокорейская экономика — это экономика «велосипедная». Так в свое время В. Овчинников назвал японскую экономику. Но это применимо к любой несырьевой, развивающейся экономике, ориентированной на экспорт. Отсутствие нефти, газа и прочих ресурсов позволяет такой экономике сохранять устойчивость только в непрестанном движении. Остановка и даже серьезное замедление скорости движения обычно приводит к падению. Это верно и по отношению к Японии, и по отношению к Южной Корее, причем, как мне кажется, к Южной Корее даже больше. Но воссоединение двух Корей неминуемо приведет к замедлению роста южнокорейской экономики, причем, как считают в Южной Корее очень многие, к замедлению критическому. Тем более что «великий сосед», Китай, и так не дает расслабиться хотя бы на короткое время, создавая жесткую и растущую конкуренцию на традиционных рынках сбыта.
Поэтому все южнокорейские политики идут на выборы с лозунгом «воссоединения», но ни один придя к власти, не стремится форсировать этот процесс. Да и рядовые южнокорейцы, хотя и считают, что объединение необходимо и неизбежно, предпочитают, чтобы оно произошло при следующих поколениях. «Взрывное» же объединение считают катастрофическим и политики, и рядовые граждане Южной Кореи. В результате Южная Корея поставляет Северной продовольствие, лекарства, теперь и нефть, но вовсе не стремится форсировать процесс объединения, говоря лишь о постепенной трансформации северокорейского режима и о постепенном сближении экономик с постепенным же выравниванием уровней жизни.
Северокорейские лидеры тоже не горят желанием изменить статус-кво немедленно. Ведь уже давно понятно, что воссоединение возможно лишь путем присоединения Северной Кореи к Южной, а не наоборот. Теперь, после прекращения северокорейской ядерной программы это стало еще более очевидным. Конечно, на бумаге это будет оформлено как единое государство из двух совершенно равноправных сторон, нечто похожее на наше «единое государство», однако совершенно очевидно, кто в едином корейском государстве будет «равноправнее».
Повторюсь: в форсировании этого процесса не заинтересованы ни на севере, ни на юге. Так что как минимум при жизни Ким Чен Ира нынешнее положение в Корее, скорее всего, сохранится. Да и рецидивы прошлого еще возможны. Может даже, чтобы добиться увеличения поставок бесплатных нефти или риса, и реакторы на время пустят, но это уже ничего не меняет. В принципе северокорейский эксперимент уже можно считать законченным: начался очевидный отход от старого курса и от идей чучхе, хотя, конечно, на словах верность им только усилится. На практике же идеи чучхе — опора лишь на собственные силы (в терминологии наших чиновников это, наверное, можно определить как «полное импортозамещение») — показали свою полную несостоятельность. Вместо абсолютной независимости получилась практически полная зависимость.
Таким образом, можно смело сказать, что одним «образцом для подражания» у нас стало меньше. И если у нас в «верхах» могут возникнуть мысли по «полному импортазамещению», иными словами, изоляции, как варианту сохранения статус-кво, то, как мне кажется, не стоит и пробовать. Нет сомнения, что у нас, как и в случае с Северной Кореей, это закончится не полной свободой, но полной зависимостью. И смело можно прогнозировать, что зависимость эта будет не от Европы. Независимость же сегодня достигается не изоляцией, а наоборот — интеграцией в общемировую систему и глобальные процессы. На худой конец — интеграцией в региональные или экономические структуры, например ЕС, ШОС, ВТО и т. п. Сегодня чем теснее и чем в большее число разнообразных структур интегрирован, тем более независим. Такой парадокс. Поэтому и от тесной интеграции с Россией не стоит отказываться. Если интегрирован, например, только с Европой или только с Россией, то, соответственно, и односторонне зависим. Если интегрирован с обеими, то одновременно и независим от обеих.